Злодейство Торжествует - Рон Хаббард

Хеллер подпер голову рукой, и графиня поняла, что он ее внимательно слушает.

— Ты не знаешь Ломбара Хисста, — сказала она, — а я знаю. Мне почти три года пришлось на него работать. Он сумасшедший. Он способен взорвать эту планету, просто чтобы отомстить ей, если она ему помешала.

Джеттеро зевнул:

— Вряд ли ты представляешь себе, что это такое — взорвать планету. Сомневаюсь, что это можно сделать. Даже уничтожить ее атмосферу — и то огромный технический подвиг.

— Но ведь на нее можно напасть. Истребить все население.

— Послушай, — сказал он, — хватит тебе ломать свою хорошенькую головку. Во-первых, у планеты есть вооруженные силы, и любому, кто на нее нападет, придется несладко. Даже если их сметут — а возможно, так и случится, — они нанесут большие потери. Чтобы уничтожить всю здешнюю живую силу, пришлось бы высадить тут по крайней мере миллионную армию. А для ее переброски потребовался бы весь космический транспорт, что имеется у Аппарата. Чтобы покорить Землю, Ломбар Хисст готов вывести все корабли из ангаров и все войска из казарм Конфедерации. А у них дел хватает: например, нужно подавить восстание Мортайи на Калабаре. Силы Ломбара были бы чересчур распылены. А других сил у него нет. К тому же он не может объявить, что император находится здесь, а Флот и Армия просто отмахнутся, если он вздумает требовать, чтобы они гонялись за мной повсюду. Они не станут помогать ему завоевывать Землю. Подумают, что он рехнулся.

Графиня приподнялась на локте и откинула с лица волосы.

— Милый, я знаю, ты пользуешься отличной репутацией не только во Флоте, но и в Армии. Так и должно быть. Но все это внушает мне ужас. Ты забыл, что случилось здесь, на Земле: этот рекламщик натворил такое… Все это кошмарное паблисити.

— Да, на Волтаре такого не делают, — сказал Хеллер. — Там даже и не слыхали об этой идиотской связи с общественностью. А что касается Мэдисона, то он утонул.

— Ладно, назови это, если хочешь, женской интуицией, — произнесла графиня, — но у меня все-таки дурное предчувствие. Тебя хоть чуточку это беспокоит?

— Милая моя женщина, жизнь состоит из конечного ряда минут. Важно то, что происходит сейчас. Я видел ребят, которые прекрасно понимали, что через полчаса умрут, и все же с удовольствием попивали тап. Другие в течение того же получаса сходили с ума от страха. Они умерли точно так же, но лишились стаканчика тапа.

— Ты невозможен.

Джеттеро глянул на наручные часы:

— Ты только что потеряла одну минуту своей жизни. Не потеряй следующей. Поцелуй меня.

— Ох, Джеттеро, знать бы тебе Ломбара, как я его знаю!

— Уверяю тебя, любовь моя, что сейчас ты находишься в гораздо лучшей компании. Иди ко мне.

И хотя Хеллер заглушил ее возражения поцелуями и вскоре заставил думать совершенно о другом, ему не удалось, ни в эту ночь, ни в последующие недели, заглушить ее тревоги.

Почему-то графиня была уверена, что положение куда опасней, чем казалось ему. Но он и слушать ее не хотел!

Глава 5

Нюхнув опасности весьма специфического для себя сорта, Мэдисон тремя днями позже возвращался в королевскую приемную, сопровождаемый Ломбаром Хисстом.

Заведенный до такой степени, что, казалось, все у него внутри вот-вот взорвется, Мэдисон знал, что через каких-то три минуты он либо гордо зашагает к победе, либо, выражаясь фигурально, останется подыхать в какой-нибудь мерзкой волтарианской канаве. Малейшая ошибка в расчете может обнаружить все и даже привести его к смерти.

Три дня он работал, и работал усердно, зная, что промашка в любой точке сложной цепи может означать для него поражение и ему, вынужденному торчать на этой далекой планете, придется навсегда распроститься с последним шансом уделать Хеллера.

Главная проблема состояла в том, чтобы доказать Хиссту, что он, Мэдисон, — чудодей в рекламном бизнесе и может не только заставить лордов кланяться Ломбару — что простолюдин Хисст считал совершенно невозможным, — но и устроить показ этой сцены по хоумвидению, так, чтобы видела вся Конфедерация.

От второстепенных проблем в общей цепи, от каждой в отдельности, просто волосы вставали дыбом.

Первое нервное потрясение Мэдисон испытал, когда сыну лорда Снора не удалось удержать отца достаточно долгое время в бодрствующем состоянии, чтобы тот поставил печать и заверил подписью приказ, дающий Мэдисону право распоряжаться хоумвидением. В конце концов Крошка убедила парня снова пойти к отцу и, когда поблизости не будет врачей и медсестер, не попадая в объективы охранных сканеров, извлечь печать лорда Снора из стола и самому приложить ее к приказу.

Следующая неудача случилась, когда директор хоум-видения в студии Города Радости отказался поверить, что лорд Снор мог издать такой приказ, и принялся звонить в Дворцовый город, чтобы проверить это. Он не смог связаться со Снором и тогда решил насолить Мэдисону — он, очевидно, не любил Аппарат, — выделив ему паршивую съемочную группу: без режиссера, из зеленых водителей и рабочих и, что хуже всего, дав оператора, от которого только что сбежала жена и который еще не очухался от пятидневного запоя. "Дрянной приказ дрянного Аппарата освещать дрянное событие заслуживает только дрянной съемочной группы", — сказал он, мало беспокоясь о том, что подвергает жизнь Мэдисона ужасному риску, — впрочем, он, возможно, даже обрадовался бы этому, если бы узнал.

"Мы поместим это в программу "Семейный час", так что уложитесь в срок; мы не будем перестраивать расписание трансляций всего хоумвидения ради какого-то паршивого клипа". Мэдисон ушел, дивясь, чем же только не приходится довольствоваться рекламщику. Кошмар!

Затем на заседание Великого Совета должен был тайно проникнуть паж. В мероприятии принимали участие всего лишь пять его членов, и все они были под завязку накачаны «спидом». Паж подсунул заранее составленную резолюцию под беспомощную руку председателя, ставящего печать на какой-то документ, а затем ему пришлось постараться, чтобы глухой секретарь, который попросту не мог разобрать, какие документы проходят, а какие нет, зарегистрировал ее в журнале. Мэдисон торчал под дверью и дрожал от страха. Наконец паж вышел и хлопнул себя по карману, давая понять, что там лежит законный приказ для мэра Дворцового города о внесении изменений в список имен.

Крошка выскребла все до последней кредитки, чтобы подкупить мэра: тот должен был внести в список нужное имя и все приготовить к соответствующему моменту. Если бы это сорвалось, Крошка снова возжаждала бы крови Мэдисона.

А потом за дело взялись сыновья лордов: взывая к отцовским чувствам, они принялись убеждать папаш, что им необходимо присутствовать на этом мероприятии. Ценою неимоверных усилий им удалось заставить предков облачиться в мантии и отправиться на церемонию.

На протяжении всего действа Мэдисон был так занят Ломбаром, что не успевал следить за хоумвизионщиками. Невероятное мучение — изображать достоинство и невозмутимость, тогда как безумно хочется проследить, навел ли этот (…) оператор камеру на объект, и если да, то под тем ли точно углом. Если бы Мэдисон посмотрел в объектив, на пленке запечатлелся бы некий зевака с выпученными глазами. И теперь, проходя через переднюю и ведя шефа к столу, Мэдисон не знал, что у него уже есть "в коробке".

Ломбар подошел к столу, стоящему напротив запертой двери покоев императора, и опустился в кресло. Пока невозможно было сказать, какова его реакция на происходящее: он не произнес ни слова.

Мэдисон подошел к экрану хоумвизора и, немного повозившись, включил его. Он не знал, как рассчитать время передачи, поскольку сигнал покинул Дворцовый город с тринадцатиминутной задержкой, был передан в сетевой центр планеты в Городе Радости, а затем должен был вернуться и пройти через реле времени, чтобы снова войти в истинное время Дворцового города. Поэтому Мэдисон понятия не имел, как установить цифровые индикаторы, чтобы уж точно оказаться впереди программы на записывающей ленте экрана, которая позволила бы ему вторично прокрутить материал. Ладони его вспотели, руки дрожали.

О Боже, он собирался проделать такое, о чем и думать не посмел бы любой рекламщик с головой: показать клиенту программу, которую сам заранее не просмотрел. Бог знает, что там было — при пьяном-то операторе — на этой пленке, а если еще камера у него в руках трясется, то ему, Мэдисону, конец.

Он позабыл о временном расчете, просто чуть прогнал ленту вперед и надеялся, что нужное ему начало где-то рядом.

Лента показывала послеполуденную программу "Семейный час". Какая-то женщина, баюкая ребенка, напевала песенку, а комментатор распространялся о радостях материнства.

Мэдисон украдкой взглянул на Хисста, но тот просто сидел, уставившись в экран. И было неясно, как он реагирует на происходящее вокруг.