Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые - Андрей Константинов

Водитель грохнул хохотом и был поддержан даже некоторыми задержанными. А потом и сержант разулыбался. Вот так вот, с шутками и прибаутками прибыли в отделение…

Самое смешное — Сибиряк-то тоже далеко не ушел. Он выскочил на улицу Горького, а там как раз ехала оперативная «шестерка» с дежурным опером. На скорости километров двадцать в час опер открыл дверь и сшиб ею заслуженного учетника комнаты несовершеннолетних. Сибиряк, ошарашенный ударом, лежал ногами на мостовой, а головой — на тротуаре.

— Автомашина — это средство повышенной опасности! — назидательно сказал оперативник, поднимая беглеца и занося его на заднее сиденье шестерки.

— Непруха! — очухался Сибиряк.

— Кто победил? — равнодушно поинтересовался опер.

— Да мы их сегодня… порубали… Слушай, — Сибиряк порылся в карманах и вытащил два рубля. — Купи пива, а? Чуть ведь не зашиб…

— А что, — пожал плечами опер. — Можно. Тпру!!!

…Постепенно в дежурную часть свезли всех задержанных и пинками разогнали по разным углам. Дежурный знал, что если сразу не нагонит жути, то до утра будет жить в сумасшедшем доме, а потому «дирижировал» властно и резко:

— Александровские — в пердильник! Васькины — в оперчасть на второй этаж. «Хочу в туалет» — квалифицируется как попытка побега. «Не знаю» — как хамство! Ребра выну и об колено переломаю!!!

— Все из карманов — на стол!

Сержанты подпихивали парней и ловко шмонали, все падало в общую кучу, но никто не жаловался и не требовал пересчитать мелочь или сигареты.

— У кого претензии? Заявления? Никто не хочет написать заявление? Все травмы оттого, что случайно споткнулись? К сотрудникам претензии?!

Шпана пыхтела, но отмалчивалась. Таковы были правила игры: попал в плен — крепчай. Токарев тоже молчал. Он думал о том, как выбраться из этой истории, чтобы не уронить репутацию отца. Но отец-то, в случае чего, — поймет. А вот Анька вряд ли поймет мотивы его поступка.

Оказавшись через некоторое время в «аквариуме», Артем сел на корточки и уткнул лицо в кулаки. Рядом хорохорился Вата:

— Ничего-ничего… Не горюй, Первая перчатка, с кем поведешься — с тем и насидишься!

— А я-то за что? — вздохнул Токарев.

— Во дает! — изумился Вата. — Лучше было бы, если бы было за что?

— Лучше!

Вата помолчал, а потом сказал шепотом:

— Ты слышишь себя-то? Ку-ку! Артем закрыл глаза и ничего не ответил. …Между тем дежурный уже беззлобно отфыркивался по телефону от главковского начальства:

— Конечно, всех отловили — на одной машине-то… Меры? Меры — да, принимаем. Серьезные. Ремнем по жопе — и по домам. А какие вы предлагаете? Может, для вас это и ЧП, а для нас — разминка перед салютом… А с кем я говорю? О-о-о… А что вас так задело? Я запомню. Про обком слышал. Никак нет, я беспартийный, однако прописку имею. Никак нет, товарищ ответственный работник обкома, я не хамлю. Просто у меня задержанных больше, чем ответственных документов… Вот я дело и делаю… Очень хорошо, приезжайте, нам поможете… Есть!

Дежурный положил трубку на рычаг и тут же схватился за местный телефон, набрал номер оперчасти.

— Але, Гусев? Слышь, тут такое чудо звонило! Из обкома! Ну по поводу этих, гопников, — кричит: «Бандитская акция!» Я, конечно, корректно… Но, чую, он приедет. Я не знаю — чую. Наверное, через городскую дежурку. Я предупредил — подметайте…

А все было просто. Звонило в дежурку никакое не чудо, звонил ответственный дежурный административного отдела обкома партии товарищ Лампов, прибывший в ГУВД с внезапным запланированным визитом. Ну, прибыл и прибыл — получал, как обычно, пространные ответы на дурацкие вопросы. И тут — бац, когда он выпятил живот посреди гувэдэшной дежурки, — один из помощников выяснял по прямому с Петроградским РУВД:

— Беспорядки? Сколько их? Все несовершеннолетние…

И понеслось. Потому что накануне было совещание в обкоме по поводу предстоящей Олимпиады и чистки города от деклассированных элементов. На совещании срочно потребовали усилить, углубить и немедленно дать результаты… В общем — все в один кулек. А тут Лампов как раз и увидел возможность отрапортовать о результатах. Лично отрапортовать — это важно. Для тех, кто понимает. В общем — пошло-поехало… Лампов перехватил трубку у помощника дежурного по ГУВД, нарвался на иронично-усталого дежурного в районе, его зацепило, он позвонил своим в обком, потом в прокуратуру, потом начальнику Петроградского УВД, потом начальнику районного следствия — тот начал объяснять, что следственной перспективы нет, и вызвал этим лишь звонок начальнику Следственного управления… Потом очень много начальников сразу поехали в Петроградское РУВД — а там: пацаны друг на дружку объяснения и заявления не пишут, рапортов сержантов для возбуждения дела по массовому хулиганству недостаточно, а дело уже просто позарез необходимо. В общем — картина маслом, сотрудникам-то милиции весь этот геморрой и на хрен не нужен, а машина запустилась… Тут и разбитая губа у сержанта выплыла — хоть что-то, сержанту орут: «Немедленно в травмпункт», — он пытается вяло отбояриваться (оно ему сто лет не надо, в омутах моченному из-за губы по кабинетам терпилой болтаться) — а с начальством, как известно, особо не поспоришь, особенно когда начальство это само в полузадроченном состоянии находится… В общем, в оконцовке — возбуждение уголовного дела на несовершеннолетнего Токарева А.В. по родной 191-й статье.

* * *

Статья 191 УК РСФСР

«Сопротивление работнику милиции или народному дружиннику».

Оказание сопротивления работнику милиции или народному дружиннику при исполнении этими лицами возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка —

наказывается лишением свободы на срок до одного года, или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до ста рублей. Те же действия, сопряженные с насилием или угрозой применения насилия, а равно принуждение этих лиц путем насилия или угрозы применения насилия к выполнению явно незаконных действий —

наказываются лишением свободы на срок от одного года до пяти лет или исправительными работами на срок от одного года до двух лет (введена Законом РСФСР от 25 июля 1962 г.; в ред. Указов Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 декабря 1982 г. и от 29 июля 1988 г. — Ведомости Верховного Совета РСФСР, 1962, № 29, ст. 449; 1982, № 49, ст. 1821; 1988, № 31, ст. 1005).

* * *

К утру обо всем этом балагане узнал Токарев-старший, естественно, примчался в Петроградское РУВД, говорил с матерившимся и плевавшимся от злости начальником, со старым приятелем — начальником розыска — но… Следствие кивало на коллег из управления, мол, «они — мудаки», управление советовало улаживать все «наверху» («А нам — по барабану!»), одуревший сержант вообще орал: дескать, может сказать, что пошутил… Однако дело-то взял на контроль обком партии, а это в те времена было круче, чем когда сегодня полпред на свой личный контроль берет… Короче, все вышло ужасно справедливо, даже не ужасно, а кошмарно — виноватых нет, все старались, помогали, всех понять можно — но жопа-то полная… К полудню праздничного дня 7 ноября отец и сын Токаревы пришли домой с чугунными головами и осознали, что, похоже, — «приплыли»… Разговор отца и сына был суровый, жесткий, но честный. Сначала долго молчали, а потом Артем не выдержал:

— Отец, я в чем-то не прав?

— Не прав! — отрезал Василий Павлович.

— В чем?!

Токарев-старший угрюмо глянул на сына (а угрюмо-то потому, что оперативная чуйка подсказывала перспективы — и от них сердце стискивало, так жаль было свою кровиночку, своего мальчика чудесного — а и показывать этого никак нельзя было) и катнул желваки по скулам:

— Уж если понеслось — то бил бы по-настоящему — и ноги в руки…

— Но я же…

— Ты! — Токарев-старший махнул рукой и вздохнул. — Ты, Тема, на улице проигрываешь, потому что надеешься на благородство. Вот и здесь тебя подвел твой характер — а еще интуитивная вера в справедливость… Знаешь, когда все действия и поступки правильные — тогда не бывает неправильного результата. А у нас результат пока… М-да… Знаешь, мы устанем от обсуждения. Не надо мне ничего объяснять. Мне за тебя не стыдно, мне за тебя очень обидно. Я и мои товарищи — мы попробуем переломить мир в твою сторону. Шансов мало. Если тебе дадут условно — будем дальше жить. Когда-нибудь ты все это вспомнишь с улыбкой.

…Артему было так плохо, как, наверное, никогда в жизни, и держаться ему помогало лишь твердо усвоенное правило, что мужчина даже подыхать должен достойно — без соплей и воя. А завыть хотелось — завыть, зарыдать, заплакать по-детски… Реальная перспектива судимости разбивала его мечту — стать оперуполномоченным уголовного розыска, стать таким, как отец. А еще… А еще — Аня не встретила его у отделения милиции. Она даже не торопилась со звонком. Она отошла в сторону, когда Судьба вусмерть метелила Артема…