Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые - Андрей Константинов

— Выше знамя советского спорта! Артем покачал головой:

— Вот ты под колеса швыряешься — а мне из-за тебя сидеть!

Шпана шутку оценила, и смешки стали громче. Хабарик насупился:

— Жути нагоняешь, Артем Батькович?!

Токарев-младший очень не любил, когда ему даже в легкой форме намекали на то, что он, дескать, всегда может спрятаться за спину папы-милиционера, а потому мгновенно ощетинился:

— А при чем здесь «батькович»? Вата спрыгнул со скамейки и, нагоняя солидность голосом, погасил преддверие конфликта:

— Борща!

Артем спокойно пожал протянутую Ватой руку. Постояли, перебросились несколькими ничего не значащими «светскими» фразами. Потом Вата, склонив голову набок, вдруг выдвинул неожиданное (похоже, и для самого себя) предложение:

— Артем, мы тут порешили к Александровским набежать… Айда?

Токарев усмехнулся сам про себя: всяк готовится к праздникам по-своему — василеостровская шпана решила подразмяться на петроградской — а после удачного «рейда», и праздник станет веселее — будет чем перед девчонками понтануться… Артем хорошо знал, чем заканчиваются такие набеги одной шпанской ватаги на другую — нормальный человек в этом вряд ли бы углядел что-либо веселое…

— И чем провинились? — спросил Токарев из вежливости, зная, в общем-то, что для набега особой причины не нужно — нужно, чтобы настроение было.

Вата хмыкнул:

— А в изложении на заданную тему много клякс понаставили…

Артем кивнул, признавая серьезность повода, и улыбнулся:

— В троллейбусе все не поместимся… Это был вежливый отказ, но Вата сделал вид, что не понял, и продолжал настаивать:

— Петроградские — тоже не «первый класс, вторая четверть». А у тебя — навык. Айда?..

Токарев твердо покачал головой:

— Вата, извини, но… Если сочту нужным — сам напрошусь.

Вата вздохнул и глянул на Артема с прищуром:

— Странный ты пассажир… С одной стороны — с пионэрами макулатуру не собираешь, с другой — и с пацанами не мотаешься…

В этих словах вроде бы и угрозы никакой не прозвучало. Но тон, каким они были произнесены, явно похолодел. По скамейке словно ветерок прошел — шелестнули шепотки, а потом встал и шагнул к разговаривающим парень, уже имеющий условную судимость в биографии и творческой псевдоним Крендель. По лицу Кренделя было понятно, что он счел слова Ваты поводом к конфликту:

— Один на льдине?

Артем поймал его взгляд и автоматически отступил на шаг, поднеся руку к подбородку — якобы потирая лицо, а на самом деле принимая исходную позицию для отражения удара. Токарев отлично знал повадки шпаны и не тешил себя глупыми иллюзиями, что, дескать, для «василеостровских» он — свой.

— Тебе, конечно, видней, — сказал Вата, делая вид, что не замечает маневров Кренделя. — Но и мы в жизни подсобить иногда могем…

— Не сомневаюсь, — кивнул Токарев. — Однако меня — вычеркивай.

— Ну, что же, — поджал губы Вата. — Приношу извинения, если наговорил вам грубостей.

От некоторого внутреннего напряжения Артем не смог ответить легко и изящно. Его фраза вышла слегка высокомерной:

— Принимаю. И надеюсь, что больше…

Договорить ему не дал Крендель — среагировав на борзой тон «мусоренка», тот кинулся на Токарева. Артем увернулся и тут же попал левой Кренделю в плечо. Вата не дал разгореться стычке, спровоцированной, по большому счету, им же самим. Он встал между Токаревым и Кренделем с видом умудренного жизнью миротворца:

— Дуэли до лучших времен. Все. Волга! Без последнего!

И вся ватага мгновенно сдернула к выходу из садика. Убегая, Вата успел пожать Артему руку и со значением глянул. Токарев задумчиво смотрел вслед шпане — получалось, что Вата, остановив потасовку, как бы оказал ему некоторую услугу, то есть повесил на Артема мелкий, но должок…

Токарев подошел к телефону-автомату на 1-й линии и, порывшись в карманах, нашел двухкопеечную монету. Собираясь позвонить Ане, Артем сморщил лоб, вспоминая ее новый номер телефона, — цифры он запоминал почему-то плохо, а семья Тороповых летом переехала в новую квартиру — на Петроградской стороне, соответственно, и номер телефона изменился. Собственно говоря, изменился не только номер. Отец Ани, Александр Владимирович Торопов, резко пошел в гору — теперь он уже был не просто доцентом, преподававшим в инженерно-экономическом институте, а членом бюро горкома партии и председателем приемной комиссии города. Правда, на отношении к Артему его карьерный рост никак не отразился — Александр Владимирович был мужиком приветливым, с чувством юмора, и Токарева-младшего привечал чуть ли не любезнее всех в семье. Плохо (для Артема) было то, что в новую большую квартиру Тороповых на Петроградке переехал еще из Павловска отец Аниной мамы — недавно овдовевший пенсионер Ножкин Федор Алексеевич. Дедушка постоянно сидел дома, и Токареву почти не удавалось побыть с Аней наедине.

«Квартирный вопрос» застопорил нормальное развитие сексуальных отношений — а тискаться и целоваться до одурения на лавочках, по подъездам и в кинотеатрах было уже тяжело — и морально, и физически. Анька вообще вела себя немного странно (опять же — с точки зрения Токарева) — она никак не могла решиться наконец расстаться с девичеством, при этом сексуальные игры ей очень даже нравились — видно было… Из-за этого вот компота в отношениях Ани и Артема появился даже легкий элемент извращенности, что постепенно начинало тяготить обоих. К тому же Аня теперь была дочкой «очень большого начальника» — то есть невестой с перспективой, а вот в «женихах» у ней состоял парень, для которого высшее счастье заключалось в том, чтобы стать оперуполномоченным в отделении милиции. И если Александр Владимирович Торопов в этом обстоятельстве ничего плохого не видел, то его жена и тесть постепенно объясняли Ане, что такое мезальянс и чем он плох по жизни. Аня с мамой и дедушкой бескомпромиссно ругалась, но в душе — в душе кое в чем соглашалась с ними. Артем и в самом деле не очень походил на принца, способного подарить своей избраннице весь мир. А себя Аня без ложной скромности считала вполне даже принцессой. Отсюда — возникали нюансы. И эти нюансы осенью стали проявляться все чаще и чаще…

Токарев вспомнил наконец номер и начал вертеть телефонный диск. Трубку на том конце провода снял Александр Владимирович. Артем кашлянул и поздоровался:

— Вечер добрый, Александр Владимирович. Аня дома?

— Привет-привет, — добродушно отозвалась трубка. — Как себя чу?

— Ну… — замялся Токарев и козырнул словечком, недавно почерпнутым из лексикона полковника Богуславского: — Если коротко — эклектизм…

— Че-го?! — опешил Александр Владимирович и тут же рассмеялся: — Тема, не пугай меня. Я родился в Нарыме, там за «измы» мигом бы пятак начистили!

Артем улыбнулся:

— А в Гавани и без эклектизма — это быстро.

— Ну, тогда нас окружают психически нормальные люди, — рассудительно сказал Александр Владимирович. — Зову.

Трубку перехватила Аня, не слышавшая начала разговора:

— Это я с мамой психически нормальная? Токарев вздохнул:

— Ань, тебя поставили подсматривать, а ты подслушиваешь…

— Все понятно, — ничего не поняв, сказала Аня. — Встречаемся у Зоопарка минут через двадцать?

По прикидкам Артема, Зоопарк попадал в зону набега «васькиных», поэтому он после секундного колебания предложил другое место:

— Давай лучше у «Великана»?

— У зверей через двадцать минут! — отрезала Аня и повесила трубку. В последнее время ей обязательно нужно было хоть в мелочах каких-то, но настоять на своем. У нее вообще все явственнее прорезалась склонность к командирству, и эта склонность начинала Артема потихоньку бесить.

С другой стороны, Токарев в таких ситуациях вспоминал заповедь отца, гласившую, что «с бабой по пустякам лучше не спорить. Уступишь ей в пустяке — ей и покажется, что она главная. Но это касается только пустяков, а не серьезных вопросов»…

Артем трусцой пробежался через Университет, прыгнул в удачно подошедший троллейбус, через пару остановок выскочил на Пушкарской и быстрым шагом пошел к Зоопарку.

А у Зоопарка тем временем кучковались представители петроградской шпаны — по виду не очень отличавшиеся от «васькиных». В кружке, состоящем человек из двадцати, председательствовал крепкий парень по прозвищу «Сибиряк».

— Скоро должны появиться васькины… С ними могут прибежать и гаванские.

Один любопытный молоденький шкет тут же встрял с вопросом:

— А знаешь, откуда?

— Оттуда!

Шкету тут же отвесили леща, он заткнулся, и Сибиряк продолжил:

— Встречать их на катке я передумал. Мы пойдем…

— Куда? — снова встрял неугомонный шкет — и тут же понял, что влип, прикрыл затылок рукой, но это не помогло.