Мэрилин Монро - Дональд Спото

С другой стороны, возможно, что Ральф Гринсон той ночью вообще не вышел из дома Мэрилин — и потому не должен был туда возвращаться. На протяжении многих лет он утверждал, что отправился оттуда на ужин с друзьями, но никогда, даже во время допроса, не указал фамилий этих «друзей», они сами никогда добровольно не раскрыли себя, а члены семьи Гринсона, которым после его смерти часто задавали указанный вопрос, никого никогда не указали поименно. Милтон Радин вообще был уверен, что Гринсон весь вечер находился в собственном доме. Но если даже психиатр Мэрилин и остался на Пятой Элен-драйв, он, по всей видимости, не участвовал в процедуре, проводившейся Юнис (хотя и был непосредственно рядом); впрочем, так или иначе, ответственность за это ложится на него.

Указанную драматическую сцену завершает еще одна важная деталь, которая ранее упоминалась, но ее никогда не принимали во внимание: речь идет о не поддающейся объяснению стирке белья экономкой Мэрилин, привлекшей внимание Клеммонса и ставшей впоследствии известной Майнеру. «Зачем в такое время и в такой ситуации, — задавал риторический вопрос Майнер, — эта женщина занималась бы стиркой, если постельное белье не оказалось бы запачканным в процессе введения упомянутых лекарств?» Доктор Эйбрамс разделяет его мнение: «В конце концов, всё понятно: когда актриса погрузилась в смертельную кому, жидкость, введенная с помощью клистира, должна была из нее вытечь. Отсюда и необходимость в стирке простынь» — действии, которое, как добавил Майнер, «было особенно трудно понять, не зная, что миссис Мёррей занимается уничтожением вещественных доказательств».

К ужасу людей, втянутых в данное дело, состояние, в которое погрузилась Мэрилин и которое по их замыслу должно было стать глубоким сном, закончилось ее смертью.

В эту ночь нужно было обдумать множество деталей, а также найти выход из сложившейся, деликатно выражаясь, неприятной ситуации. Натали Джейкобс так вспоминает слова мужа после тогдашней ночи: «Артур сказал, что это было страшно. Он никогда не приводил мне каких-либо подробностей, а я никогда не расспрашивала его. Муж выразился только, что все случившееся слишком ужасно для того, чтобы говорить об этом».

Именно паника, возникшая в связи с указанной ситуацией, объясняет пятичасовую затяжку с вызовом полиции после того, как Гринсон примчал на Пятую Элен-драйв. Если он вообще выходил из этого дома, то вернулся туда немедленно после того, как Радин позвонил Юнис и попросил ее заглянуть в комнату Мэрилин, где все выглядело жутко. Мэрилин не подавала признаков жизни, ее организм опорожнился после клизмы, а к этому добавлялись еще и другие аспекты этой ужасающей сцены, наблюдающиеся в том случае, когда имеют дело с человеком, который пребывает в коматозном состоянии и умирает, а возможно, уже скончался.

Как доказывают телефонные разговоры и подтверждает Милтон Радин, Гринсон наверняка приехал сразу же после полуночи, а Энгельберга, который после ухода от жены временно жил в западной части Лос-Анджелеса, удалось разыскать только позднее. По-видимому, была предпринята попытка спасти Мэрилин, противодействовать последствиям применения наркотиков. (Генри Уэйнстайн вспоминал, что до этого Гринсон по меньшей мере однажды вызывал Энгельберга, дабы тот сделал Мэрилин промывание желудка после того, как она в своей квартире на Доухени-драйв приняла слишком много нембутала.) Кроме того, и по словам Юнис, и в соответствии с примечанием к отчету генерального прокурора за 1982 год, около полуночи в дом вызывалась скорая помощь, но после приезда ее отправили обратно, поскольку Мэрилин уже была мертва, а закон штата Калифорния запрещает перевозку трупов на автомобилях скорой помощи. Когда Гринсон и Мёррей осознали масштабы трагедии, их наверняка парализовал страх. Как можно признаться, что ты имел хоть что-то общее с этой смертью, или же как объяснить обнаружение мертвого тела Мэрилин Монро — женщины и актрисы, которую настолько обожал весь мир?

Когда стало ясно, что Мэрилин не удается оживить, нужно было подумать о деталях. Следовало разбить часть оконного переплета, чтобы создать иллюзию необходимости применения силы для проникновения в спальню. Нужно было сдвинуть толстенную ткань (когда прибыла полиция, она была отодвинута и старательно сложена), чтобы обосновать придуманную историю про Юнис, которая кочергой раздвигает занавеси. Таким образом, Гринсон и Мёррей должны были первым делом сфабриковать все показания и поупражняться в их произнесении. А еще нужно было непременно выстирать запачканные простыни.

Если бы Ральф Гринсон сам поставил клистир, который привел к смерти Мэрилин, то Юнис Мёррей рассказала бы об этом — коль не при жизни Гринсона, то после его смерти, когда она имела шанс получить благодаря этому огромные материальные выгоды и вдобавок при всем честном народе очиститься от висевших на ней обвинений. После смерти Мэрилин миссис Мёррей не работала ни на Гринсона, ни на кого-либо другого ни в качестве санитарки или медсестры, ни как домоправительница либо экономка. Высказывались мнения, что Гринсон платил ей за молчание, что он заключил с ней финансовое соглашение, дабы скрыть свой непродуманный и катастрофический по своим последствиям поступок. Но если Гринсон давал Юнис деньги, то почему она жила после кончины Мэрилин в такой бедности, перебираясь из одной малюсенькой квартирки в Санта-Монике в другую, пока дочь не забрала ее к себе, поскольку Юнис уже слишком постарела и слишком ослабела?

Стало быть, очень быстро между ними было достигнуто некое страшное и секретное соглашение.

Ральф Гринсон никогда не раскроет того, что знает о Юнис Мёррей, поскольку это означало бы конец его карьеры. Ведь он нанял себе в помощницы особу, которая не располагала надлежащей профессиональной подготовкой — и, кроме того, страдала и мучилась из-за собственных проблем, — и поручил ей выполнить непростую медицинскую процедуру, поскольку нигде не смог найти доктора Энгельберга. Это была очевидная врачебная ошибка, легкомысленное поведение, которое Гринсон подсознательно оправдывал своей обозленностью на обожаемую, но совершенно безразличную к нему пациентку. Как ни говори, это ведь была самая знаменитая в мире кинозвезда — и он не мог раскрыть правду о случившемся. Дело удалось как-то затушевать, и в принципе Гринсон был, пожалуй, даже доволен собой, поскольку, когда фотограф Уильям Вудфилд много позже спросил его об огромных количествах хлоралгидрата, которые тот выписывал Мэрилин, Гринсон небрежно ответил: «Что ж, я действительно совершил в жизни парочку ошибок».

В свою очередь, Юнис Мёррей не могла показать пальцем на виновника, потому что это преступное деяние она совершила сама. Единственное, что она и Гринсон могли делать, — это произносить малоубедительные заявления насчет их неверия в умышленное самоубийство Мэрилин. Как сказал Джон Майнер, «ни тогда, ни позднее никому и в голову не пришло, что миссис Мёррей утаивает какую-то информацию. Дело обстояло просто: она сразу не сказала всю правду и потом тоже никогда этого не сделала». Майнер был прав, потому что, если отбросить неясности в ее рассказе о пробивавшемся свете и/или торчащем телефонном шнуре под дверями спальни Мэрилин, Юнис не столько врала, сколько отрицала. Она справедливо отрицала, что в доме Мэрилин находился Роберт Кеннеди: «Не припоминаю, чтобы он вообще там бывал в июле или августе», — сказала она, потому что его там действительно не было. Она справедливо отрицала, что той ночью в доме появлялся Питер Лоуфорд и какие-то неизвестные налетчики. Когда у нее спросили, дают ли ее опубликованные воспоминания ключ к разрешению загадки, Юнис в последний раз высказалась на тему смерти Мэрилин, а ее слова звучат как начало исповеди — в 1982 году она сказала о своей книге «Последние месяцы» так: «Я вовсе не присягнула бы в пользу своей версии».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});