История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Мавзолей Ала ад-Дин Текеша, город Кенеургенч, Туркменистан. Современное фото

Усилия ан-Насира по примирению мусульман не ограничились суннитскими улемами и футувва, затронув и шиизм. После восстания исмаилитов многие шииты, сохранившие преданность учению двунадесятников, хотели влиться в суннитское сообщество[260]. В любом случае суфии особенно страстно желали усвоить концепции сторонников алидов. Ас-Сухраварди, например, говорит, что Адам должен был проповедовать шариат, а его сын Сифсуфийский путь как внутреннюю истину шариата — понятие об отношениях между двумя родоначальниками, с которым мы впервые сталкиваемся у исмаилитов, которые проецировали на всех великих пророков особые отношения между Мухаммадом и Али, который говорил о скрытом смысле шариата Мухаммада. Несмотря на то что во взглядах ас-Сухраварди значительно преобладал суннизм, он и ан-Насир, очевидно, распространили свою примиренческую политику и на шиизм, и на самих шиитов-двунадесятников (мы уже отмечали, что ан-Насир сумел привести исмаилизм в лоно суннизма при помощи их имама). На самом деле у ан-Насира было несколько поводов продемонстрировать свою чрезвычайную склонность к учению алидов и особое уважение к Али. В частности, он выстроил храм в Самарре на том месте, где, как считали двунадесятники, исчез их имам. (Его даже обвинили в принадлежности к шиизму.) Именно через эти круги идеи последователей алидов проникали в суннизм в целом.

Памятник хорезмшаху Мухаммаду II в турецкого городке Сегюте

Помимо этого, футувва (а, в конечном счете, идеи суфизма, оправдывавшего существование футувва) служили инструментом управления халифатом в третьей сфере, кроме шариата и городских институтов — в сфере непосредственной политической власти. Здесь халифы прежде обладали высочайшим положением, но теперь в этой сфере, как и в других, наблюдались фрагментация и децентрализация. Здесь ан-Насир продемонстрировал свою принадлежность к классу эмиров (наряду с принадлежностью к улемам и футувва), обретя военный контроль над Месопотамской равниной и созданием эффективных альянсов. Но он желал не только власти на местах, какой бы безраздельной она ни была, и не только абстрактного престижа, связанного с положением халифа, — он хотел стать настоящим вождем. Этого он добился с помощью более привилегированной, особенно придворной, версии братств футувва.

Футувва, в которые ан-Насир объединил своих состоятельных сторонников, роднила с клубами низших сословий (помимо их ритуалов) обычай заниматься спортом. Участники футувва дрессировали почтовых голубей (и ан-Насир старался контролировать процесс, желая наладить официальную информационную службу). Они упражнялись в стрельбе из лука и играли в военные игры, а также обучались борьбе. В этих играх могли принимать участие представители любых классов. Популярность футувва ан-Насира отчасти, конечно, объяснялась блеском и престижем, связанным с занятием этими видами спорта при личном патронаже самого халифа. Но для членов придворных футувва данная организация могла представлять и другое преимущество, сравнимое с взаимовыручкой в футувва низших классов. Связи между членами братства становились основой для формальных отношений патронажа, с помощью которых разрешались споры и обеспечивалась сохранность личного статуса каждого участника в противовес исламской тенденции к высокой социальной мобильности. Даже при багдадском дворе это было немаловажно. Вероятно, это сыграло свою роль в распространении практики придворных футувва на другие дворы.

Система альянсов ан-Насира подкреплялась и расширялась за счет принятия в его собственный футувва правителей других провинций. Этот процесс начался еще до 1207 г., когда ан-Насир официально заявил о своем общем руководстве клубом, и после этого распространился очень широко. Ан-Насир, как глава футувва, к которому принадлежало большинство мусульманских правителей (кроме сильных противников халифа, представлявших угрозу и для его сторонников), имел право выступать посредником в их ссорах. И он действительно вмешивался в распри с большим или меньшим успехом по всей земле до самой Сирии. Потенциально это могло способствовать большей стабильности. Роль ан-Насира была, в лучшем случае, второстепенной. Саладин хотел, чтобы он отправил крупные военные подразделения на войну с крестоносцами, и дал понять, что халиф может взять на себя политическое руководство в этой борьбе. Но ан-Насир прислал лишь символическую помощь. Он явно не собирался предпринимать попытку восстановить халифат в качестве единой монархии в исламском мире. Но возможность его вмешательства ощущалась повсеместно; его всегда и все уважали, даже Саладин.

После смерти ан-Насира его политика продолжалась и в течение следующего поколения. Его внук аль-Мустансир (1226–1242) по-прежнему иногда вмешивался в конфликты в Сирии. И позже футувва под покровительством Аббасидов играли важную роль при дворе Мамлюков в Египте во второй половине XIII в. В руководствах для членов футувва в последующие века об ан-Насире говорилось как о великом наставнике футувва.

Его программа во многом оставалась не более чем рядом личных усилий. Для нас ее значение прежде всего, в том, что она помогает нам понять, какие возможности думающие мусульмане находили для восстановления политического единства и борьбы с военной анархией. И все-таки ее нельзя сбрасывать со счетов как идеалистическую. После неудачной попытки создать городскую автономию на основе отрядов ополчения в начале XII в., с началом исмаилитского восстания, дальнейшие усилия по формированию политической модели, которая отвечала бы потребностям исламского мира, должны были учитывать реалии — существование эмиров наряду с более автономными городскими элементами с объединявшим всех их шариатом. Усилия ан-Насира это учитывали. Он признавал децентрализованную организацию того времени с ее зависимостью от отношений личного патронажа и контракта. То, что в его идеях было рациональное зерно, можно судить по тому, до какой степени преемники ан-Насира — разумеется, менее одаренные личности, чем он сам, — тем не менее сумели сохранить хотя бы их отголоски, даже после нашествия на регион монголов, что решительно меняло политическую обстановку.

Гуридские мавзолеи в Чиште, Афганистан. Современное фото

Однако дипломатические усилия ан-Насира почти провалились по сравнению с противоположной им, но еще более романтичной мечтой хорезмшахов, и особенно Мухаммада (1200–1220), сына Текиша, первого хорезмского противника ан-Насира. Мухаммад воспользовался политическими событиями к северу от Китая, в результате которых ослабла власть каракитаев, чтобы свергнуть их иго и взять в свои руки контроль над бассейном Амударьи. Затем Мухаммад со своими войсками предпринял масштабный поход через весь Иран. Вероятно, он мечтал восстановить абсолютную монархию в ее древнеиранской версии — по меньшей мере, в той же степени, в какой это сделали сельджуки. Подобная реставрация являлась единственной очевидной альтернативой политике многочисленных правителей, которой придерживался ан-Насир. Конечно, ан-Насир с его системой союзов между мелкими правителями был его важнейшим оппонентом. Мухаммад даже нашел одного из Алидов, сделав его альтернативным кандидатом на должность халифа в Багдаде. Но ранняя зима заставила его отложить поход на Багдад (1217 г.). Затем ему неожиданно пришлось отказаться от своих планов еще до смерти ан-Насира.

По-настоящему серьезный удар по будущему халифата, которое вообразил себе ан-Насир, был нанесен не хорезмшахами, а пришельцами из степей Центральной Евразии. Представляется сомнительным, чтобы доктрина Мухаммада оказалась достаточно сильной, хотя несколько лет она была довольно распространена. Он не предлагал никаких способов противоборства военной децентрализации. Действительно, он даже не попытался восстановить бюрократическую основу для единого правления; скорее, он способствовал ее дальнейшему разрушению[261]. В любом случае его карьера прервалась перед последним решающим сражением с халифом. На восточных границах хорезмшаха монгольские племена строили огромное государство кочевников. Своим гордым поведением он намеренно оскорбил их, и они в 1220 г. с невиданной дотоле жестокостью разорили и опустошили все его земли.

Современная узбекская монета с изображением Джелал-ад-дина

Мухаммад тут же сбежал. Его столица попыталась сопротивляться без него, но тщетно. Монголы стали преследовать его более храброго сына Джалал-ад-дина от Пенджаба через Иран в Азербайджан. Во всех городах, куда приходил Джалал ад-дин со своей маленькой армией, он мог стать эмиром (когда монголы ненадолго давали ему свободно вздохнуть) просто силой своих закаленных в боях воинов. Но затем приходили монголы. Десять лет гордость и обаяние Джалал-ад-дина несли разруху, грабежи и романтику на его земли, пока его самого не убили[262]. (Его обезглавленное войско старалось держаться вместе, оно дошло до самой Сирии, грабя или нанимаясь к любому, кому требовались воины.) К тому времени династия хорезмшахов была уничтожена, а Северный Иран лежал в руинах.