Сочинения - Валерий Брюсов

6–7 июля 1912

Петровское-Разумовское

Сказка

Я учусь быть добрым, я хочу быть ласковым.Вы, стихов поющих верные хранители:Это будет песня, это будет сказка вам!Нежные признанья выслушать хотите ли?

В тайный бор дороги конному и пешемуДикими кустами строго загорожены.Там русалки вторят звонким смехом лешему;Карликов заморских – норы вдоль изложины;

Там, на курьих ножках, есть изба Ягиная;Плачет, заблудившись, Гретхен с юным Гензелем;В чаще, где не молкнет песня соловьиная,Там высокий терем, с древнефряжским вензелем.

В горнице тесовой, у окна открытого,Ждет меня царевна, Нелли светло-русая.К ней, от жизни мерной, мира домовитого,На коне волшебном вдруг переношуся я.

Маленькие руки я ласкаю длительно,Аленькие губки я целую, радостный;Смех ее ответный нежит так целительно,Взор ее мне светит: тихий, милый, благостный.

За окном Жар-Птица пролетит, вся в пламени,Рюбецаль киркою простучит с участием…Нам не нужно лучших, непреложных знамений:В тереме мы дышим волшебством и счастьем!

О чудесном лесе буду песни складывать,Расскажу про терем сказку – правду мудрую.Вам, друзья напевов, – слушать и разгадывать:Где я взял царевну, Нелли светлокудрую!

1912

Москва

В лодке

Завечерело озеро, легла благая тишь.Закрыла чашу лилия, поник, уснул камыш.

Примолкли утки дикие; над стынущей водойЛишь чайка, с криком носится, сверкая белизной.

И лодка чуть колышется, одна средь темных вод,И белый столб от месяца по зыби к нам идет.

Ты замолчала, милая, и я давно молчу:Мы преданы вечерней мгле и лунному лучу.

Туманней дали берега, туманней дальний лес;Под небом, чуть звездящимся, мир отошел, исчез…

Я знаю, знаю, милая, – в священной тишинеТы снова, снова думаешь печально – обо мне!

Я знаю, что за горестной ты предана мечте…И чайка, с криком жалобным, пропала в темноте.

Растет, растет безмолвие, ночь властвует кругом…Ты тайно плачешь, милая, клонясь к воде лицом.

24 июля 1912

Сенежское озеро

Дождь и солнце

Муаровые отблески сверкают под лучом.Мы вновь на тихом озере, как прежде, мы вдвоем.

Дождь легкий, дождь ласкающий кропит, кропитлиству…Мне кажется, что снова я в далеком сне живу.

И солнце улыбается, как было год назад,И пестрые жемчужины отряхивает сад.

Всё то же, что томило нас: и парк, и дождь, и пруд,И сосны острохвойные наш отдых стерегут!

Любви порыв ликующий, как странно ты живуч!Сквозь дождь, сквозь небо серое сверкает вещий луч!

За сеткой – даль туманная, пузырится вода…О Солнце! победителем останься, как тогда!

1913

После скитаний

После скитаний,далеких и труддых,вдали заблистали,В нежном тумане,лугов изумрудныхзнакомые дали!В море шумящем,под ропоты бури,манило вернуться —К зарослям-чащам,к неяркой лазури, —над речкой проснуться,Слыша мычаньебыков и призывыродимой свирели…Кончив блужданье,усталый, счастливый,вот я – у цели!

1915

В буйной слепоте

Как, в буйной слепоте страстей,

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Ф. Тютчев

* * *

Итак, это – сои, моя маленькая,Итак, это – сон, моя милая,Двоим нам приснившийся сон!Полоска засветится аленькая,И греза вспорхнет среброкрылая,Чтоб кануть в дневной небосклон.

Но сладостны лики ласкательные,В предутреннем свете дрожащие,С улыбкой склоненные к нам,И звезды, колдуньи мечтательные,В окно потаенно глядящие,Приветствия шепчут мечтам.

Так где ж твои губы медлительные?Дай сжать твои плечики детские!Будь близко, ресницы смежив!Пусть вспыхнут лучи ослепительные,Пусть дымно растаю в их блеске я,Но память о сне сохранив!

1912

Москва

* * *

Сумрак тихий, сумрак тайный,Друг, давно знакомый мне,Безначальный и бескрайный,Призрак, зыблющий туманы,Вышел в лес и на поляны,Что-то шепчет тишине.

Не слова ль молитвы старой,Древней, как сама земля?И опять, под вечной чарой,Стали призрачной химеройСкудный лог, орешник серый,Зашоссейные поля.

Давний, вечный сон столетий,В свете звезд, опять возник:И вся жизнь – лишь ветви эти,Мир – клочок росистый луга,Где уста нашли друг друга,Вечность – этот темный миг!

Июль 1912

Подольск

* * *

Безумие белого утра смотрело в окно,И было все странно-возможно и все – все равно.

И было так странно касаться, как к тайным мечтам,К прозрачному детскому телу счастливым губам.

Но облачный день засветился над далыо лесной,Все стало и ясно, и строго в оправе дневной.

Ночные безумные бездны, где все – все равно,Сменило ты, солнце, сменило ты, Бородино!

Вот снова стоит император, и грозный призывМне слышен на поле кровавом, меж зреющих нив:

«Что страсти пред гимном победы, пред зовом Судьбы!Мы все «увлекаемся Роком», все – Рока рабы!»

Свет солнца, даль нив, тень былого! Как странно давноБезумие белого утра смотрело в окно!

Июль 1912

Бородино

* * *

Это чувство – странно-невозможного,Вдруг обретшего и кровь и плоть,В миг воспоминания тревожногоЯ стараюсь тщетно побороть!

Помнятся, и видятся, и движутсяВымыслы безудержной мечты.Словно перлы сказочные нижутсяВ ожерелье жуткой красоты!

И глазам так больно от слепительнойВспышки перепутанных огней…Но – все было в жизни ли действительной,Иль в игре сновидящих теней?

Здесь я – тайн достигший иль обманутыйСладостным предчувствием чудес?И боюсь, чтоб перлов блеск с протянутойНити, лишь проснусь я, не исчез!

Ах, как знак призвания не ложногоС неба кинь мне светлую милоть,Ты, виденьям странно-невозможногоДаровавшая и кровь и плоть!

<1916>

* * *

Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдноМои безумные слова, —Когда, качаясь серповидно,Тень на стене была жива;

Когда клонилось к телу тело,Уста искали влажных уст,И грезе не было предела,А внешний мир был странно-пуст.

Я верил, или я не верил?Любил вполне, иль не любил?Но я земное небом мерилИ небо для земли забыл!

Качались тени. Губы млели.Светилась тела белизна.И там, вкруг сумрачной постели,Была блаженная страна, —

Страна, куда должны причалитьВсе золотые корабли,Где змей желаний сладко жалитИ душен аромат земли!

И не было ни стен, ни комнат, —Хмель солнца, пьяная трава…О, неужели мысли вспомнятМои безумные слова!

1912

* * *

Месяц в дымке отуманеннойВ тусклом небе, словно раненый,Обессиленный лежит.Все огни давно погашены;Издалека голос башенныйЧто-то грустное гудит.

Возвращаюсь вновь под утро я.Вновь Минерва, дева мудрая,Держит, как маяк, копье.Там, где Лар стоит отеческий,Мне гласит гекзаметр греческий:«В мире каждому свое!»

Надо улицей пустынноюПроходить мне ночью длинною,После вздохов роковых,Чтоб укусы и объятия,Чтоб восторги и проклятияПревратить в бессмертный стих.

1913

«Я помню легкие пиластры…»

Und mein Stamm sind jene Asra,

Welche sterben, wenn sie lieben.

H. Heine[314]

Я помню легкие пиластрыЗакатных облаков в огне,Когда, со мной целуя астры,Ты тихо прошептала мне:«И я, и я – из рода азров!»

Я помню бред безумной ночи,Бред клятв, и ласк, и слез, и мук,Когда, вперив в молчанье очи,Ты повторила, с хрустом рук:«И я, и я – из рода азров!»

И помню я твой взгляд застывший……………………И в этот миг, как меч губивший,Твои слова я вспомнил вновь:Да, ты была из рода азров!

И никогда к тебе, волнуемЖеланьем, не прильну без слов!Ты не коснешься поцелуемМоих седеющих висков!Да, ты была из рода азров!

И не смотреть нам на пиластрыВечерних облаков в огне,И ты, со мной целуя астры,Не повторишь мне, как во сне;«И я, и я – из рода азров!»

1913