Широкий Дол - Филиппа Грегори

Я кивнула. Я сидела за письменным столом, поглядывая в окно, распахнутое прямо в цветущий розовый сад. Двое моих детей играли на лужайке, следом за ними ходили Джон и Селия, наблюдая за тем, как няня Ричарда пытается прогуляться с ним по тропе, ведущей в лес. Кремовый зонтик Селии был точно эхо чайных роз, маргариток и редких белых маков. Я усадила мельника Грина за круглый стол для приема ренты и приказала принести ему стакан некрепкого пива, но пиво так и осталось стоять возле него нетронутым. Он вертелся на стуле в разные стороны, точно блохастый пес. Он был гордый человек и хороший хозяин, да и дела у него до сих пор шли в гору, но сейчас он был охвачен паникой, видя, как рушатся все его планы, как с трудом завоеванное благополучие уплывает от него, точно вода под колесом мельницы.

– Мисс Беатрис, если вы не хотите, чтобы мельница, построенная еще вашим дедушкой, простаивала, если вам не все равно, есть ли еда у бедняков в вашей деревне, если вы хотите, чтобы здесь вообще продолжалась жизнь, вы непременно должны оставить хоть немного зерна для продажи на местном рынке! – выпалил он в полном отчаянии. – Мисс Беатрис, у нас в семье кроме меня и жены трое парней, и все трое теперь трудятся в работном доме за гроши. Денег они в дом приносят совсем мало, зато стыда на них обрушивается – не оберешься. Если мы потеряем мельницу, нам только работный дом и останется, ведь мы тогда останемся и без крова, и без гроша в кармане.

Я снова кивнула, по-прежнему глядя в сад. Джон и Селия дошли уже до калитки, ведущей в лес, и терпеливо повернули обратно: детям гораздо лучше было бегать по мягкой траве выгона на своих еще неустойчивых ножках. Я видела, как Селия кивнула и верхушка ее шляпы закачалась, словно соглашаясь с ней, а Джон рассмеялся, откинув голову и глядя на нее. Слышать их я, разумеется, не могла, хотя окно было открыто. Но меня по-прежнему окружала та стеклянная стена, которая давала мне возможность с полным равнодушием смотреть, как мой сын учится ходить, держась за руку другой женщины. Эта стена также позволяла мне говорить хорошему человеку, старому другу нашей семьи, что ему действительно придется отправиться в работный дом и умереть в нищете и печали, потому что мои намерения столь же незыблемы и крепки, как мельничные жернова. Эта стена позволяла мне напрямик заявить мельнику Грину, что и он, и все прочие бьющиеся в нищете и отчаянии деревенские бедняки будут сокрушены, стерты в пыль ради того, чтобы один маленький мальчик, который сегодня только учится ходить, смог ездить по этой земле как хозяин, сидя высоко в седле.

– Мисс Беатрис, вы помните урожай, что был три года назад? – вдруг спросил Билл Грин. – Вы помните, как вы отдыхали у нас во дворе, пока мы готовили праздничный ужин? Как вы сидели на солнышке целый час, слушая, как вращается мельничное колесо и воркуют голуби? А помните, как по улице с пением проехали возы со снопами, как вы распахнули перед ними двери амбара, а наш сквайр, такой молодой и красивый, сидел высоко на снопах?

Я улыбнулась, с грустью вспоминая все это, и невольно кивнула.

– Да, – с нежностью сказала я. – Конечно. Это было такое чудесное лето! А какой тогда был урожай!

– Вы тогда любили нашу землю, – с тайным упреком сказал Билл Грин, – и все в деревне готовы были жизнь положить за одну лишь вашу улыбку. И в тот год, и в предыдущий вас считали богиней здешних мест, мисс Беатрис. А потом вас словно кто-то заколдовал, и все пошло не так. Неправильно. Совершенно неправильно!

Я молча кивнула. У меня под рукой была целая куча документов, которые свидетельствовали о том, что все действительно идет неправильно. Что мы на пути к полному разорению. Что мы приближаемся к нему столь же уверенно и неуклонно, как к нам приближается Браковщик. Я прямо-таки чувствовала в летнем воздухе легкий запах дыма. Кредиторы старались заранее выставить свои счета: они все знали. И я тоже знала. Широкий Дол задыхался от долгов, и кредиторы чуяли его крах, как лошади чуют надвигающуюся грозу. Как я чуяла запах того дыма.

– Так сделайте, чтобы все снова было правильно! – страстно и умоляюще прошептал Билл Грин. – Постарайтесь, мисс Беатрис! Приложите все свои усилия! Вернитесь к нам, вернитесь к этой земле! Сделайте так, чтобы снова все было правильно!

Я смотрела на него пустыми глазами, в глубине души страстно мечтая о возвращении на землю, о возвращении к старым способам хозяйствования. Но лицо мое оставалось застывшим и твердым, как мельничные жернова, а глаза были столь же холодны, как глубокий мельничный пруд.

– Слишком поздно, – сухо сказала я. – Зерно уже продано. Мне за него уже заплатили. Сделка заключена, и я ничего не могу переменить. Увы, в наши дни именно так ведутся дела, мельник Грин. Я понимаю, вам действительно грозит разорение. Но если я не буду поступать так же, как прочие землевладельцы, я тоже буду разорена. Не я выбираю тех, кто управляет нашим миром. Но я должна отыскать в этом мире свой путь.

Мельник тряхнул головой, точно борец, получивший неожиданный, оглушивший его удар.

– Мисс Беатрис! – сказал он. – Это на вас не похоже. Это вы не своим голосом говорите. Вы всегда стояли за старые обычаи. За старые добрые традиции, когда и крестьяне, и хозяева вместе трудились, когда людям платили по справедливости и у них было немножко земли, и выходной день, и возможность сохранить собственную гордость.

Я кивнула.

– Да, я стояла за старые традиции, – сказала я. – Но мир меняется, вот и мне пришлось перемениться.

– Так вот каковы вы, знатные господа! – воскликнул с неожиданной горечью мельник. – Никогда не скажете просто: «Да, я это сделал, потому что мне нужно как можно больше денег, и я непременно их получу, чего бы это ни стоило беднякам». Всегда говорите: «Таков новый мир». Но мир таков, каковы вы и другие знатные господа вроде вас. Вы решаете, каким быть этому миру, мисс Беатрис! Все вы – земле-владельцы, сквайры и лорды – делаете мир таким, каким хотите сами, а потом оправдываетесь: «Я, мол, ничего не могу поделать, таков наш мир!» Словно мир не по вашему желанию стал таким.

Я согласно кивнула, потому что он был прав, и холодно сказала:

– Ну что ж, Билл Грин, в таком случае вы можете поступать, как вам угодно, а я выбираю благосостояние Широкого Дола. Я хочу, чтобы моему сыну и мисс Джулии было что получить в наследство. И даже если это будет вам стоить вашей мельницы, даже если деревне это будет стоить жизни, я все равно буду поступать так. Аминь.

– Аминь, – невольно повторил мельник, словно все еще не мог понять смысл моих слов. Потом, как слепой, пошарил рукой в поисках своей шляпы – это была его воскресная шляпа – и надел ее на голову. На пиве, оставшемся нетронутым, уже осела вся пена, и оно выглядело каким-то неприятно мутным.