Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe"

Самым трудным для Луны оказалось пережить ужин и ничем не выдать своего возбуждения. Луне стоило неимоверных усилий изображать своё обычное спокойствие, чтобы папа ничего не заподозрил. К счастью, Ксенофилиус весь вечер увлечённо рассказывал о своём новом изобретении и о том, какие трудности ему пришлось преодолеть, чтобы конструкция наконец-таки заработала. Луна поддакивала, кивала, всеми силами изображая заинтересованность и испытывая стыд оттого, что ей в который раз приходится притворяться и быть неискренней. Луне очень хотелось, как раньше, проявить неподдельный интерес к работе отца, но сейчас она не могла думать ни о чём, кроме предстоящего свидания. Чувство вины усиливало тяжесть на сердце и увеличивало нервное напряжение. Не в силах больше выносить эту пытку, Луна отправилась к себе в комнату. Папа не спросил, нашла ли она краски. Значит, скорее всего, он даже не вспомнит, что Луна собиралась сходить на чердак. Это было хорошо. Про палатку он не вспоминал с прошлого лета. Это давало Луне надежду, что он не заметит отсутствия палатки, даже если случайно забредёт на чердак.

Поднявшись к себе, Луна достала краски, кисти и принялась за рисование, надеясь таким образом сократить томительные часы ожидания. Когда она рисовала, время всегда пролетало незаметно. Так случилось и на этот раз. Закончив очередной портрет Северуса, начатый ею три дня назад, Луна взглянула на часы. Они показывали половину первого. Луна сложила рисовальные принадлежности в стол, спрятала в шкаф портрет, накинула на плечи мантию и нащупала в кармане уменьшенную палатку.

Погасив в комнате свет, Луна осторожно выглянула наружу. В доме было тихо. Из комнаты отца доносилось невнятное сопение. Луна начала медленно спускаться по винтовой лестнице, моля только об одном — чтобы ступеньки не скрипели. Впрочем, когда папа засыпал, он не обращал внимания ни на какие посторонние звуки. Так что вряд ли он услышал лёгкие шаги спускающейся по лестнице Луны и тихий звук открываемой и вновь закрывшейся двери.

Луна осторожно вышла на крыльцо, быстро спустилась с него и бегом бросилась по знакомой дорожке вниз, к ручью. Дорогу ей освещали две луны — тонкий серпик посредине неба и яркий серебристый круг над крышей дома, построенного в виде цилиндра.

Запыхавшаяся Луна остановилась на границе зарослей кустарника на берегу ручья. Сюда не достигал свет от двух лун. Тень от листвы была густой и плотной. Луна зажгла огонёк на кончике волшебной палочки и спустилась к ручью, освещая себе дорогу во тьме, становившейся всё более непроницаемой.

Достигнув поляны на берегу ручья, Луна достала из кармана палатку, коснулась её палочкой и произнесла:

— Фините Инкантатем.

Палатка приняла свои обычные размеры. Вынув её из чехла, Луна вновь взмахнула палочкой и произнесла заклинание, которым они с папой всегда устанавливали палатку во время экспедиции. Палатка послушно встала на том самом месте, которое Луна наметила днём. Войдя внутрь, Луна убедилась, что обстановка в палатке осталась прежней.

Луна вышла наружу и напряжённо прислушалась. Где же Северус?

Луна не стала освещать пространство вокруг. Она тихонько притаилась, усевшись на маленький табурет у входа в палатку. Ночь была прохладной, от ручья тянуло сыростью. То ли от холода, то ли от нервного напряжения тело Луны колотила мелкая дрожь. Она наложила на себя Согревающие чары, и дрожь постепенно прошла.

В какой-то момент Луна ощутила, что она здесь не одна. Она не слышала ни звука шагов, ни случайного треска ветки под ногами идущего. И, тем не менее, поняла, что кто-то невидимый приближается к ней в темноте. И, судя по тому, как заколотилось сердце в её груди, этот «кто-то» был Северусом. Невидимый человек приблизился к Луне, и она ощутила слабый, едва различимый запах — такой знакомый и родной. Самый лучший в мире — его запах.

- Гомениум Ревелио, — тихо прошептала Луна, взмахнув волшебной палочкой, которую не выпускала из рук.

Чёрный силуэт возник в темноте в шаге от Луны. Северус стоял, сложив руки на груди. Из-за отсутствия освещения невозможно было разобрать выражение его лица, но Луне почему-то показалось, что он… улыбался? Она шагнула вперёд и очутилась в его крепких жарких объятиях и забыла обо всём на свете, кроме его жадных рук, лихорадочно гладивших её и настойчивых губ, покрывающих поцелуями её лицо, шею, плечи, грудь… Луна растворилась в этих страстных нетерпеливых объятиях, лаская любимого в ответ на его настойчивые ласки. Кажется, не было на свете силы, способной разорвать их объятия. Ни один из них был не в состоянии отпустить другого, отодвинуться хотя бы на дюйм.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Первым пришёл в себя Северус. Он с сожалением отстранил Луну, ощутив при этом острое чувство потери. Его напряжённый член, мгновение назад упиравшийся в живот Луны, вдруг ощутил пустоту. Тело Северуса требовало немедленного продолжения этих бурных ласк и их логического завершения. Луна тоже ощутила сиротливую пустоту от внезапно прерванного телесного контакта. Но Северус усилием воли взял себя в руки. Нельзя давать эмоциям превалировать над разумом. Он обязан позаботиться о безопасности — и он сделает это.

Северус вынул из кармана волшебную палочку и обошёл по периметру небольшой участок, центром которого была волшебная палатка, шепча защитные заклинания, призванные оградить место их встречи и сделать его невидимым и неприступным для кого бы то ни было. Покончив с этим, он обнял Луну за плечи и увлёк в палатку.

Войдя внутрь, он взмахнул волшебной палочкой, мысленно произнеся заклинание, помогающее обнаружить порчу, если таковая имеется. И только убедившись, что внутри палатка так же безопасна, как снаружи, Северус повернулся к Луне и страстно обнял её.

Вновь ощутив его близость, Луна трепетно отозвалась на страстный призыв этих жадных губ и нетерпеливых рук. Они не помнили, как торопливо срывали, стаскивали друг с друга одежду, не размыкая губ, слившихся в поцелуях, от которых становилось томно и жарко, а где-то там, внизу, пульсировало такое желание, что не было сил терпеть. Обоих раздирали противоречивые ощущения — хотелось немедленно удовлетворить свою тягу друг к другу и в то же время длить это разрывающее сладкое томление как можно дольше.

Одежда валялась на полу. Не было больше никаких препятствий для их жарких ладоней, для губ, покрывающих поцелуями тело партнёра. Они не помнили, как улеглись на кровать — им некогда было обращать внимание на обстоятельства места и времени. Правда, у Северуса ещё хватило терпения и рассудительности на то, чтобы призвать флакон с противозачаточным зельем и произнести предохраняющее заклинание. Сама Луна думать об этом была не в состоянии. Ей хотелось целовать Северуса — зацеловать его всего, не оставив ни одного участка тела, которого не коснулись бы её губы. Но, кажется, ему хотелось того же самого — и Луна подчинилась, с удовольствием предоставив ему возможность ласкать себя, до крика, до исступления. Одни только скользящие движения горячих ладоней по её телу вызывали у Луны страстное желание впустить его в себя. Она непроизвольно выгибалось ему навстречу, лаская его везде, куда только доставали руки. А ведь были ещё губы Северуса, покрывавшие поцелуями её тело. Губы, захватившие твёрдый набухший сосок и язык, его ласкающий. Были покусывания, вызывавшие у Луны долгий протяжный стон и приводившие её на грань блаженства. Но Северус не позволял ей перейти эту грань, делая наслаждение острым и мучительным, а желание — невыносимым.

Когда он, покрывая поцелуям тело Луны, спустился к низу её живота, она исходила соком страсти. Северус устроился между её широко раздвинутых коленей, вдохнул пряный аромат её желания и коснулся языком влажного, призывно манящего отверстия. Дрожь, пробежавшая по телу Луны и её тихий сдержанный стон были ему ответом. Северус ласкал Луну языком, изнемогая от собственного желания. Её громкие стоны доводили его до крайней степени возбуждения. Тяжесть в разрываемом страстью органе становилась невыносимой. Но Северус продолжал эту сладкую пытку, пока Луна не взмолилась:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})