Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Как это нет Энгурры? — Эльф не смог переключиться на другую мысль, не постигнув всей чудовищности происшедшего. — Кто мог уничтожить такое княжество? Какой враг мог одолеть эльфийских воинов? Что с моим — братом Аэдоной?

— Не говори слишком громко. Иначе Рогмо придется отвечать на твои вопросы самому, а мальчика нужно пожалеть — он слишком много вынес в последнее время. Будь сильным и мудрым.

Энгурру уничтожил, стер с лица земли тот, от кого прятали Вещь. Аэдону постигла судьба хранителя: рано или поздно эти смельчаки расплачиваются за собственную доблесть и благородство. Рогмо пришел слишком поздно и застал только дымящиеся развалины.

— А перстень?

— Ты даже знаешь, что это? Перстень Аэдона успел передать в надежные руки. И теперь Рогмо — единственный оставшийся в живых: сам себе князь, сам себе подданный. И хранитель, как и его отец. Он призван помочь мне: грядет новая битва с Мелькартом, и любые средства хороши, чтобы успеть первыми, пока он окончательно не одолел нас.

Мердок молчал так долго, что Каэ решила, что где‑то допустила ошибку, обидев гостеприимного хозяина. Но эльф поднял на нее светлые глаза и сказал:

— Это страшно — все, что ты рассказала. Но я не удивлен. Я ожидал чего‑то подобного, хотя изо всех сил надеялся на лучшее. Слишком много странностей происходит в последнее время. Те из нас, кто посвящен в древние знания, твердят, что так было и во времена, предшествовавшие Первой войне.

— Не могу сказать, чтобы ты меня утешил.

— А я и не собирался тебя утешать. Зато, зная все, что услышал от тебя, я могу угадать, что вы собираетесь делать. Вы едете на Иману — искать составную часть перстня.

— Совершенно верно.

— Тут тебе никто не поможет. Если справишься, то сама. Если нет, тогда миру будет безразлично, почему ты не смогла.

— Коротко и ясно.

— Маги затевают заговор, — сказал эльф. — У нас тоже есть глаза и уши, и все, что мне нужно знать, они сообщают.

— О нашем прибытии тоже сообщили твои уши?

— Вроде того.

— Тогда я тоже хочу поработать твоим шпионом. Корс Торун, ваш верховный маг, тебе хорошо знаком?

— Довольно хорошо. Но он сильно изменился, и я испытываю к нему необъективную неприязнь.

— Это не человек, а онгон.

Эльф даже позволил себе присвистнуть от удивления.

— Откуда ты знаешь?

— Я недавно встретилась с призраком настоящего Корс Торуна, и он сказал мне, что его место занимает оборотень.

— Тогда это многое проясняет, но и многое усложняет.

— Все усложнилось. Талисманы Джаганнатхи появились в мире людей, и уже многие пострадали, овладев ими. Вард готовится к войне. Мелькарт попытался даже напасть на Малаха га‑Мавета, хоть и неудачно.

— Неужели он так близко? — молвил князь. — Здесь время течет как‑то иначе, а море так прекрасно, что поневоле не думаешь ни о чем другом. И вдруг, спустя тысячи лет, появляется твоя единственная в жизни любовь и объявляет, что мирное существование закончилось и грядут великие испытания. Скажи, ты видишь здесь справедливость?

— Правду говоря, я вообще крайне редко ее вижу. В последнее время так редко, что сомневаюсь в ее существовании.

— Я могу задать тебе нескромный вопрос? — спросил Мердок.

— Попробуй.

— Кто это удивительное существо в ярком наряде — толстенький и переливчатый какой‑то? От него исходит власть и могущество, но выглядит он весьма забавно.

— Это Время, Мердок. Это время, которое, отпущено мне, чтобы решить судьбу мира.

Морской эльф в течение долгой минуты смотрел на нее сияющими, восторженными глазами.

— Я придумал, — произнес он наконец. — Я сам сопровожу тебя до Кораллового моря или даже до океана. Не откажешься?

— От такой помощи нормальные люди не отказываются, — обрадовалась она.

— Ох, уж кто бы говорил о нормальных людях, а кто бы скромно и смущенно помолчал, — сварливо произнес Барнаба, на секунду отрываясь от своей тарелки.

* * *

Черный тоннель, представляющий собой не более чем проход в абсолютной тьме и пустоте. Но и не менее. На одном его конце стоит высокий и худой старик с пергаментно‑желтой кожей и запавшими щеками. Глаза у него глубоко ввалились от старости, кожа съежилась, как у мумии. Он держит руки поднятыми над головой и читает нараспев заклинания. Странно видеть, какие сильные мускулы перекатываются под обманчиво‑старческой кожей, странно слышать, как звучен и мощен его голос. Немощному старику положено задыхаться, если он так долго и громко взывает к тому, кто должен услышать его с другого края Вселенной. Но дыхание старца на удивление ровное и спокойное — слишком ровное и слишком спокойное. Поневоле начинает казаться, что в теле этого человека прячется кто‑то другой — мощный, молодой и опасный. Это на самом деле так, ибо это Корс Торун — онгон, маг‑оборотень — взывает к своему единственному повелителю.

— Я слышу тебя, — откликается Мелькарт из неописуемой дали.

— Она здесь, повелитель. Она собирается пересечь океан, чтобы попасть на Иману. Глупый слуга не сумел ее остановить, за что поплатился существованием. Но у меня еще много частей камня Шанги.

— Побереги его, — доносится до разума онгона, — я пошлю к ней Йа Тайбрайя. Позаботься о том, чтобы на этот раз промаха не было.

— Да, величайший. Скоро весь мир будет твоим.

— Я и сам это знаю, — тает во тьме.

* * *

Это путешествие коренным образом отличалось от предыдущего странствия Каэтаны по Варду. Изысканная красота, уют и роскошь, а также приятные мелочи постоянно сопровождали ее на всем пути. Все друзья наперебой стремились сделать ей что‑нибудь приятное, и даже Барнаба разучил пару песен и подобрал к ним не лишенный мелодичности голос, так что его не раз просили повторить выступление; случалось, он и аплодисменты срывал. Но все это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Идиллия закончилась на подходе к Эш‑Шелифу, столице Хадрамаута.

Этот город был настолько своеобразен и красив непривычной глазу, особенной красотой, что заслуживает нескольких слов, чтобы описать его для тех, кто не видел этого дива. Если верить легендам, главным зодчим Эш‑Шелифа был сам Йабарданай, в ту пору еще совсем юный и мечтательный, только‑только поселившийся на Арнемвенде и полюбивший этот мир со всем пылом и страстью соучастника творения. Разоренный недавно закончившейся войной, Арнемвенд представлял собой груду живописных развалин, по которым бродили растерянные люди, лишенные прошлого, настоящего и, возможно, будущего. Древние боги пришли к людям с тем, что принесли им это грядущее, и Повелитель Водной Стихии не стал исключением.

Хадрамаут и непоседливое его население, одержимое страстью к морю и далеким странствиям, стали его особенной любовью. Это для них он выстроил прекрасный Эш‑Шелиф, который буквально висел в воздухе на многочисленных мостах, галереях и переходах над лазурным пространством каналов, бассейнов и рукотворных озер. А с дозорных башен была видна фиолетовая гладь Кораллового моря. Три храма Эш‑Шелифа — храм Йабарданая, храм Йа Тайбрайя и храм Астериона, которые почитали моряки всего Арнемвенда, славились на весь цивилизованный мир.

Нынешний правитель Хадрамаута — Великий Понтифик Дайнити Нерай, Муж Моря и Сын Великого Океана, сидел в одиночестве в смотровой башне своего дворца, когда непрерывно кланяющийся придворный объявил ему о том, что в приемной с почтительным нетерпением ожидает сам Корс Торун, верховный маг и неизменный советник государя. Дайнити Нерай тяжко вздохнул, всем своим видом иллюстрируя известную пословицу о невыносимой тяжести корон, и милостиво соизволил не швыряться чем попало в незадачливого посланца. А такая привычка у него, признаться, была.

Еще пару минут он посидел в кресле у окна, разглядывая чаек, которые белыми снежными хлопьями носились в воздухе, однако прелесть безделья уже была нарушена грубым вторжением, да и Корс Торун не имел привычки наведываться во дворец без приглашения, если в том не возникала крайняя необходимость. Великий Понтифик был невероятно ленив, но еще больше он был труслив, и страх настолько перевешивал лень, что даже заставил его подняться с насиженного места. Дайнити Нерай повздыхал, потоптался на месте и наконец двинулся по направлению к приемному покою. Слуги торопливо распахивали перед ним двери, низко кланяясь. Капитан охраны моментально построил своих воинов, которые в это время дня привыкли расслабляться, зная, что понтифик и шагу не ступит до обеда. Привычное течение дня было нарушено, и во дворце уже говорили о том, что случилась или очень скоро случится большая беда.

Дайнити Нерай был грузным, заплывшим жиром человеком неопределенного возраста. Он относился к той странной породе людей, которые в самых шикарных нарядах и драгоценностях умудряются выглядеть нищими и неопрятными. Вечно сальные волосы, жирная пористая кожа, огромный нос, торчащий картошкой на грубом, рано обрюзгшем лице, и едва открывающийся левый глаз не делали лицо понтифика привлекательным и милым. В отличие от многих других венценосных своих собратьев он не любил ни охоту, ни вино, ни женщин. И кажется, был единственным во всем Хадрамауте человеком, равнодушным к морю. Впрочем, здесь допущено явное преувеличение: Дайнити Нерай любил смотреть на море из окна своей башни, но не любил странствовать, не любил находиться на палубе корабля больше нескольких минут и боялся наводнений, ураганов, штормов и прочих стихийных бедствий. Странно и невероятно, но именно этот человек вот уж более двадцати лет правил лучшими корабелами и мореходами Арнемвенда.