Циклон с востока - Александр Александрович Тамоников

склонен поверить Заманскому. Но верить — это одно, а знать наверняка и иметь доказательства — это совершенно другое.

— Свидетели есть, — тихо ответил Заманский. — Рабочий по уходу за территорией. Он видел. Жена отдала ему все свои деньги, что были, и умоляла его молчать о том, что он видел ее и падение того человека. Она убежала, испугалась очень.

— И все?

— Нет, есть еще одна девушка, — помолчав, добавил Заманский. — Жена видела, как она вышла на верхнюю галерею. Девушка поняла, что тот рабочий все видел, но… не рассказала вам.

— Вот что, Андрей Павлович… — Крапивин встал и стал ходить по кабинету, засунув руки в карманы. — Значит, так. Вы пока останетесь у нас. И ваша жена. Да, да! Она тоже задержана! Останетесь оба у нас до конца следствия. Я обещаю, что все останется в тайне. Если только не вскроется ваша антисоветская деятельность или аналогичная деятельность вашей жены. Не могу ничего гарантировать, решать будет суд, как быть с вашими аферами с документами. Но суд будет закрытый.

Сосновский не стал вызывать Лидию Храмову в управление, не отправил за ней конвой. Видимо, все так и есть, как описывали и Заманский, и его жена. Михаил хотел просто еще раз удостовериться. Он приехал на Артемовскую ГРЭС, еще раз посмотрел, как снаружи выглядит место трагедии. Храмову он нашел заплаканной в раздевалке, где она сидела на лавке, уткнувшись лицом в кипу новых фуфаек. Сев рядом с ней, Сосновский некоторое время смотрел на плачущую девушку, потом спросил:

— Зачем вы меня обманули, Лида?

— Я не обманывала вас, — всхлипнула девушка.

— Вы скрыли от меня, что момент падения Филиппова видела женщина и видел один из ваших рабочих.

— Я просто промолчала, но я вам не лгала! — бросила Лида, не оборачиваясь.

Сосновский хотел напомнить, что он именно так и ставил вопрос, кто мог еще видеть или видел падение Филиппова? И Лидия ответила, что никто. Солгала, конечно. Но почему?

— Почему вы не сказали мне, что есть свидетели, что это был несчастный случай?

— Пожалела. — Храмова наконец села прямо и принялась старательно вытирать глаза мокрым носовым платком. — И эту стерву пожалела, а еще больше Николая Семеновича, рабочего нашего… дядю Колю.

Буторин шел вдоль ряда бойцов НКВД, разглядывая их вооружение. Винтовки — это хорошо. Ребята, может, и толковые, но если они в какой-то момент поддадутся общему настроению, ситуации и начнут поливать из «ППШ», то живых диверсантов им не видать.

— Это что? — Буторин остановился возле бойца с ручным пулеметом. — Это не встречный бой с превосходящими силами противника, вам не на тактику наступательного или оборонительного боя ориентироваться надо. Это прочесывание местности с целью обнаружения и задержания вражеских диверсантов, понимаете? Задержания, а не истребления! Убрать пулеметчиков.

Командир роты коротко отдал команду, и четверо пулеметчиков вместе со своими вторыми номерами, нагруженными пулеметными дисками, вышли из строя и направились в казарму. Коган подошел к командиру роты и спросил:

— Снайперы у вас есть? Проводники со служебными собаками?

— Откуда у меня снайперы? — недовольно спросил капитан. — Мы подразделение по охране железной дороги. Собаки есть в Хабаровске, но вы же не станете ждать пять-шесть часов, пока их привезут?

— Черт, — Буторин зло сплюнул. — Как же нелепо все получается.

— Прошу простить, товарищ майор, но в чем виновата моя рота? — насупился капитан.

— Ни в чем, ротный, ни в чем, — махнул рукой Виктор. — Я не на вас злюсь, а на себя. На ситуацию злюсь, потому что враг опережает нас, постоянно на шаг впереди, а мы к ситуации приладиться не поспеваем. Командуйте «по машинам»!

Четыре трехосных грузовика, натужно завывая двигателями, ползли по заснеженной кромке леса. Несколько часов грузовики пробирались в сложных условиях к цели. Дважды бойцам приходилось спешиваться и выталкивать машины из заснеженных ям. Наконец показался тот самый распадок, по которому можно углубиться в тайгу на машинах. Ну а дальше только ногами. Буторин и Коган склонились над картой, едва не стукаясь головами на неровностях.

— Мне все-таки кажется, они будут уходить на север, — предположил Коган. — Не дураки, понимают, что вернемся в город и сообразим, кто был перед нами. И вернемся их искать.

— На север самый простой путь? — спросил Буторин.

— Конечно, — кивнул Коган. — Рек и больших сопок нет, половину пути по распадкам пройти можно. Они за сутки километров по двадцать могут делать.

— Говоришь, что они не дураки, значит, они этим путем не пойдут, — уверенно заявил Буторин. — Очевидное решение. У них только ноги, а у нас любой вид транспорта в распоряжении. Хоть самолет. Мы их можем перехватить в любой точке. Тем более когда они будут выходить из тайги.

— Ну, может, ты и прав, — согласился Коган. — Есть в этом своя логика. Тогда они пойдут куда угодно, но только не на север. Тайга не городской парк, там просто так в любом направлении не двинешься. Давай смотреть по проходимым участкам. Распадки, русла рек, незалесенные участки. А тем более что они понимают — мы пойдем их искать. И искать от того места, где видели их в последний раз. Слушай, а если они пойдут назад?

— Назад? По тому маршруту, по которому шли к месту нашей случайной встречи? А может, ты и прав. Где гарантия, что группа, которая приедет забирать тела убитых диверсантов, не захочет войти в контакт с «геологами», чтобы забрать и их из тайги по причине того, что им угрожает опасность. Нам ведь еще тела настоящих геологов надо найти. Я очень сомневаюсь, что их оставили в живых, связанными.

— Тогда смотри, — Коган провел пальцем по карте. — Ты с одной стороны высаживаешься вот здесь. Берешь часть бойцов и прочесываешь район их последней стоянки. А я сразу начну прочесывание от распадка вот в этом направлении. В зависимости от результата останавливаю свою цепь здесь, на краю замерзшего болота, и жду тебя. Ты, когда закончишь в том районе, сразу разворачиваешь цепь прочесывания на юго-восток. Выходишь сюда, к крайней сопке. Но отсюда «частой гребенкой» у нас уже не получится. Местность другая. Отсюда придется двигаться четырьмя группами или по следам, если они будут, эти следы, или по вероятным путям движения диверсантов.

Буторин шел в середине своей цепи прочесывания. Правда, цепью это движение назвать было сложно. Через каждые несколько десятков метров цепь ломалась и приходилось продираться через замерзшие заросли, через валежник, поваленные деревья. Эти места осматривали с особой тщательностью. Ясно, что с такой скоростью передвижения за двое суток, на которые рассчитывали оперативники, выполнить задуманное не удастся. Через два часа группа Буторина вышла