Наемник - Брэдли Джордж

Примерно через двадцать шагов слабо угадывался другой неподвижно стоящий силуэт, за ним еще, и еще, – во мглу уходила целая вереница фигур, вытянутых в одну линию на массивной балюстраде.

Знание истории подсказывало Найлу, что подобные архитектурные сооружения, кроме Древнего Рима, если и встречались в древности, то только в парках, окружавших дворцы европейских аристократов. Насколько помнилось, это означало семнадцатое или восемнадцатое столетие. Неужели расчет Белой башни оказался неточным и его забросило не в 2175 год, а на несколько столетий раньше?

Найл подошел еще ближе и легко вскочил на парапет, чтобы миновать ограждение и углубиться дальше в парк. Он взобрался на широкую каменную полосу, собираясь спрыгнуть с противоположной стороны на траву…

Много раз потом кошмарные сны возвращали его к этому мгновению, когда углубленный в свои тревожные мысли, он двинулся вперед, занес ногу и в ужасе застыл, лихорадочно вцепившись в спасительную поднятую руку безымянного цезаря.

Если бы Найл не задержался и сделал хотя бы один единственный шаг вперед, то оказался бы не в тихом ухоженном парке, а рухнул бы в бездну, открывшуюся под подошвами.

Оказывается, все это время он бродил по крыше исполинского небоскреба, бетонного утеса, отвесно вздымающегося в холодную ночную дымку. Каким-то чудом Найл в последний момент промедлил и замер на краю парапета, окаймлявшего по периметру искусственный сад, разбитый на высоте нескольких сотен метров над землей…

* * *

Почтенный Стииг, требовательный компьютерный наставник, учил не только преодолевать страх высоты, но и ходить по воздуху. Найл делал это в Белой башне – преодолевал древние инстинкты самосохранения, превозмогал первобытный страх и не только шагал в бездну, оттолкнувшись от заснеженной вершины Джомолунгмы, но и одолевал долгую дорогу до скованного льдом гребня Канченджанги. Тогда все обошлось прекрасно, он с замиранием сердца балансировал в воздухе над загадочной синевой волшебных непальских долин, раскинувшихся во все стороны на сотни и сотни миль, и белоснежные облака ласкались у ног, плавно проплывая и прикасаясь к обнаженным ступням нежными пуховыми перинами.

Пожалуй, уроки прошли не зря. Только выдержка спасла Найла от гибели, позволив мгновенно собраться и устоять на ограждении рядом с холодной древнеримской статуей.

Он настолько владел собой, что даже не спрыгнул обратно на траву, чтобы почувствовать облегчение безопасности, а заставил себя пройти по самому краю парапета до следующей скульптуры, до античной богини, вызывающе подставляющей обнаженные плечи и бедра свежему дыханию ветра, разогнавшему облака.

Повсюду, насколько хватало глаз, простирался огромный индустриальный город. Несмотря на глухую ночь, со всех сторон громоздились сверкающие стеклянные башни, складывались и рассыпались голограммы гигантских телеэкранов на стенах высотных зданий, широкие улицы уходили вдаль бескрайними лентами ярких огней.

Небоскреб, на крыше которого он очутился, без сомнения был самым высоким зданием в городе. Куда бы ни упирался взгляд Найла, получалось, что он смотрит сверху вниз.

Выше парка с озером нависал только свод небесного купола, опоясанный матово светящимися кругами созвездий. Найл взглянул на алмазные цепи, сверкающие на безбрежном море черного бархата.

Стигмастер научил его распознавать основные звезды и созвездия: Полярную звезду, Большую и Малую Медведицу, Гончих Псов и Льва. Полярная звезда была теперь неподалеку от северного горизонта, прямо над ней нависала Большая Медведица: значит, до рассвета осталось еще около полутора или двух часов.

Прочертив мысленно прямую через средние звезды Медведицы, он отыскал Бегу, тоже неподалеку от пульсирующей линии горизонта. В ясном воздухе она переливалась, словно голубой алмаз.

Оттуда, из мглы, на огромной скорости неслась комета Опик.

Поглощая галактическое пространство, из космической бездны сюда рвалась колоссальная радиоактивная масса, словно созданная зловещим разумом специально для того, чтобы взорвать привычное течение жизни на Земле.

На южном горизонте различались Скорпион и Весы, прямо под ними располагался Центавр. Где-то в тех туманных краях кружилась планета с климатом, похожим на здешний, которой еще суждено будет стать Новой Землей для огромного количества людей, улетевших отсюда.

Найл испытывал странные ощущения. Все трагические события, связанные с великой катастрофой, он уже привык воспринимать в прошедшем времени, – в его мире все это случилось много столетий назад. Но сейчас колесо времени прокрутилось, сделало полный оборот, и он оказался в той точке, из которой катастрофа виднелась еще только как черное безрадостное будущее, как один из самых жутких вариантов.

Для людей, живущих в распростертом перед ним городе, все еще ожидалось впереди. Все они пока находились приблизительно в равном состоянии. Да, кто-то был сказочно богат, а кто-то фатально беден, кто-то обладал железным здоровьем, а кто-то загибался от недугов, но все жили на этой планете и дышали одним воздухом.

Не так и долго им оставалось ждать, как знал Найл: очень скоро мир расколется на две половины. Мир будет состоять из тех, кто улетит и тех, кто останется.

Стигмастер не раз говорил, что лучшие люди нашли себе место в исполинских ковчегах. Естествоиспытатели и врачи, компьютерщики и философы, живописцы и композиторы, режиссеры и фотографы, все они еще получат свой пропуск в будущую жизнь.

Но сколько останется и погибнет от губительного хвоста кометы? Сколько будет таких, не увидевших завтрашнего дня? Миллионы, десятки миллионов…

Уставшие от жизни старики и совсем маленькие наивные дети, зрелые мужи и матроны, пылкие юноши и привлекательные девушки, все они расцвете сил не смогут обрести места на громадных космических транспортах. Волей судьбы миллионы людей превратятся в радиоактивный пепел, обернутся облаками ядовитого дыма…

* * *

Ощупывая мысленным лучом окружающее пространство, Найл по-прежнему не встречал никаких признаков сознания. Несмотря на полыхающие огни, он не мог обнаружить никаких признаков жизни. Мегаполис словно погрузился в состояние некоего напряженного покоя, оцепенелого ожидания рассвета и замер перед неизбежным пробуждением.

Лишь несколько раз он заметил нечто, напоминавшее, что город на самом деле обитаем. Где-то там, внизу, на разной высоте иногда просматривались некие двигающиеся объекты, – их путь можно было вычислить по ярко-красным огням, вспыхивающим через одинаковые интервалы времени и, видимо, служившим опознавательными знаками летательных аппаратов.

Вернувшись к озеру, Найл почувствовал, что в животе бурчит от голода, и решил, что пришло самое время подкрепиться. Для таких случаев Стигмастер снабдил его плоским стеклянным флакончиком, содержащим запас пищевых таблеток, разработанных для рациона космического путешественника. Крошечные ампулы, включавшие в себя в концентрированном виде запас всех необходимых человеку веществ, минералов и витаминов, хотя они и не имели почти никакого вкуса, прекрасно утоляли голод. Скудная трапеза свелась к быстрому приему этой синтезированной снеди, к парочке наспех проглоченных чуть кисловатых коричневых пастилок, правда, для роскоши запитых кристально чистой, отфильтрованной водой из искусственного пруда.

Организм усвоил таблетки почти сразу, в первые секунды по жилам даже побежал огонь, как от крепкого спиртного.

Голод внезапно растаял, сменившись ощутимо плотным, сытным теплом, возникавшим обычно после обильного обеда.

Несколько раз Найл, ощущая нахлынувший прилив энергии, прошел по парку из конца в конец, исследовал по периметру все ограждение с мраморными статуями, но нигде не обнаружил даже намека на вход внутрь здания. Искусственный сад и небоскреб жили словно сами по себе, отдельно друг от друга, и их существование никак не пересекалось.

В одной стороне рощицы к небу стремились остроконечные кипарисы, похожие на оперения титанических стрел, выпущенных из космоса и воткнувшихся в крышу по самое основание. Другая часть была густо засажена катальпами, стройными тропическими деревцами с гигантскими, размером с чайный поднос, сердцевидными листьями, дающими в жару прекрасную тень.

На самом краю озера, около скалы с водопадом, особняком росло приземистое дерево с плоской, точно обрубленной кроной.

Ветви росли не вверх, а широко раскинулись вокруг толстого ствола, отчего катальпа, особенно в полумраке, напоминала гигантский темно-зеленый гриб.

Лишь рядом с этим «грибом» Найл смог обнаружить следы присутствия человека, – под сенью катальпы расположились, точно собеседники, три белоснежных плетеных кресла, окружившие приземистый садовый стол.