Наемник - Брэдли Джордж

Нет, это все мелочи, главное состояло в следующем: сразу после рождения ребенку вживляли под кожу крохотный кусочек кремния, едва заметную микросхему, включенную в единую электронную Магистраль. Вместе с чипом каждый получал свой идентификационный номер, а уже с этого чипа импульсный сканер Стигмастера считывал данные. Единицы информации, бесчисленные терабайты стекались в одно место…

– Что-то вроде сбора пчелиного меда? – сообразил Найл.

– Да, что-то вроде этого. Представь себе компьютерные гигантские соты, инструменты обработки информации. В центральный процессор, в улей с кибернетической памятью, закодированной в кремнии, ежесекундно поступали терабайты самых разных сведений: график индекса экономики и курсы мировых валют, криминальные протоколы, кадры космической съемки Земли, самые подробные метеореологические сводки, сейсмическая активность и многое, многое другое. Вся информация о мыслях, знаниях, самочувствии и здоровье людей, переводилась в цифры и вместе с другими данными особым образом запаковывалась, архивировалась, переплавлялась в новый продукт… Ты уже догадался, о чем идет речь?

– Кажется, начинаю понимать…

– Образ времени! Гений Торвальда Стиига разрешил загадку, мучившую людей несколько тысячелетий. Для обычных людей вчерашнего дня уже не существует, так же как завтрашний день еще не наступил, а мой великий создатель математически доказал, что при определенных условиях две временные точки могут быть совмещены узким тоннелем: промежуток между ними как бы исчезает, и любой объект, будь то живое существо или обыкновенный кусок бетона, получает возможность перемещаться во времени… Представь себе, что мир организован в виде огромных часов с миллиардами делений на колоссальном циферблате. Стрелка подвигается к одной цифре, слева от нее оказывается вчерашний день, а справа, конечно, завтра…

Стигмастер остановился и торжественно поднял вверх указательный палец.

– Торвальд Стииг смог создать оцифрованную картину времени! Время упаковывалось и представляло собой цифровой тоннель, по которому можно двигаться в обоих направлениях… Для тебя существует единственная возможность встретиться с Торвальдом Стиигом – пройти по такому тоннелю и вернуться обратно с разгадкой тайны… Но это очень опасно. Через тоннель времени тебя выплюнет в настоящий, реальный мир! Когда ты отправишься туда, я ничем не смогу тебе помочь, и ты должен рассчитывать только на самого себя, на свои возможности… Сможешь ли ты? Хватит у тебя сил? Может, лучше остаться и пережить катастрофу в Белой башне?

Почтенный старец остановился, и его испытующий взгляд уперся в Найла, потому что впереди опять показался тот самый открытый люк, ведущий в трюм. Найл почувствовал, что наступил какой-то решающий момент.

Он словно оказался перед необходимостью выбора. Если бы сейчас он дрогнул и снова, как в первый раз, обошел стороной зияющий провал, значит, выбирал бы позорное укрытие в Белой башне.

Но решение уже пришло.

Он полностью был убежден в собственных силах!

Уверенность настолько переполняла каждую клеточку мозга, что Найл не стал так же, как в предыдущий раз, концентрировать сознание. Он чувствовал себя свободным, абсолютно свободным от страха и сомнения, поэтому решительно двинулся, шагнул вперед и…

Дыхание в первый момент перехватило, потому что нога внезапно не ощутила пружинистую воздушную опору, а провалилась в пустоту. Со сдавленным ругательством он рухнул всей тяжестью тела в глубокий трюм, грохнувшись на черные бочки.

Острая боль момент пронзила колени, локти и спину, а перед глазами поплыли аляповатые круги разной величины.

– Вот что бывает, когда вместо уверенности появляется самоуверенность. Какое простое дело, оказывается, лететь тогда вниз… – донесся сверху, с палубы насмешливый голос почтенного Стиига. – Подниматься всегда гораздо труднее, особенно когда нет лестницы…

Ступенек, ведущих наверх, действительно не было. Болезненно морщась и постанывая, Найл поднялся на ноги, потирая ушибленные локти и колени. Он запрокинул голову, пытаясь определить, как ему теперь забираться на палубу.

«Хвост тарантула тебе в задницу…» – в памяти вдруг всплыло мальчишеское проклятие. Он злобно прошипел его и тут же невольно усмехнулся собственной глупости.

Нашел, называется, чем грозить…

Никакой задницы у виртуального Стиига и быть не могло, а если она и виднелась, то уж невозможно было пронзить ее ядовитым шипом. Не будешь ведь мстить, протыкая длинным острием округлое раздвоенное облако электронного тумана… – Вернуться из прошлого будет гораздо труднее, чем попасть туда… Так же, как и забраться сейчас на палубу без лестницы тебе будет сложнее, чем брякнуться в трюм… – продолжил сверху Стииг. – Но надеюсь, ты справишься и с этим. Если ты не возвратишься, все твои близкие так и не станут никогда свободными людьми, сначала их ожидает паучье рабство, а потом всех расплющит летящая комета… Так что постарайся не промахнуться при возвращении; если ты возвратишься в точку, существовавшую лет на двадцать раньше, то снова окажешься в своем каменном мешке. А если пролетишь лет на пятьдесят позже, рискуешь сразу оказаться кучкой человеческого праха, которую гоняет раскаленный ветер по необитаемой пустыне…

* * *

В стенах Белой башни Найл не раз совершал путешествия по прошлому, но на этот раз все произошло по-другому, гораздо сложнее и тяжелее. Раньше он передвигался по эпохам безболезненно, панорама истории словно сама разворачивалась перед ним, и можно было с комфортом наблюдать рост первых городов в Месопотамии, Египте и Китае, воцарение кровавых деспотий и строительство каменных храмов, открытие бронзы и железа.

Юность Найла прошла в диком, первобытном Хайбаде, и он не имел ни малейшего представления о многовековой истории развития человечества. Если бы вся жизнь прошла в тесной пещере, он никогда не узнал бы о взлете и падении множества древних империй, о расцвете эллинистической цивилизации и зарождении демократии, о скотском разврате древнеримских патрициев и зарождении христианства, о крестовых походах и великих открытиях Христофора Колумба.

Все эти странствия по прошедшим векам требовали лишь умственного напряжения и никак не были сопряжены с настоящей опасностью.

Просто перед его мысленным взором, допустим, совсем рядом вспыхивал огромный костер, испепеляющий Джордано Бруно, но яростное пламя никоим образом не могло опалить воспитанника Белой башни. И крупное яблоко, срывающееся с ветвей высокой яблони и падающее на благородное темя сэра Исаака Ньютона, никогда не упало бы на голову Найла, осчастливив каким-нибудь великим законом.

Он участвовал в войне за независимость Америки и шел рука об руку с генералом Грантом, пули свистели у висков, но ни одна не смогли бы причинить ему ни малейшего вреда. Точно также Найл безболезненно смешивался с толпой, в упоении разрушающей Бастилию, и встречал на станции допотопный локомотив, в клубах белого пара передвигающийся по рельсам первой железной дороги, видел разноплеменные армии Наполеона и видел поднимающиеся вершины первых небоскребов в Нью-Йорке.

Компьютер Белой башни насыщал его память лавинами информации, но все происходило в искусственном мире виртуальной реальности.

Это было не опаснее, чем рассматривать в цветном альбоме иллюстрации знаменитых картин, – когда, например, он изучал грандиозное полотно Делакруа «Резня на Хиосе», повествующее о кровавой расправе турок на Кипре, то сочувствовал всей душой несчастным киприотам, никак не мог помочь им, но и не рисковал пропустить удар отточенного кривого ятагана.

Раньше он не мог никак участвовать в изображаемых событиях, оставаясь пассивным наблюдателем. Теперь ему предстояло действовать, и он вступал в мир, полный опасностей и неожиданностей…

* * *

… Стены Белой башни даже не раздвинулись в стороны, а просто растаяли без следа, оставив Найла в центре безбрежной зеркальной площади, сверкавшей серебряным блеском и напоминавшей неподвижную поверхность горного озера в безветренную лунную ночь.

В полумраке немыслимая тяжесть стремительно навалилась на него, – точно незримая мощная глыба в одно мгновение легла сверху на плечи и заставила согнуться под гнетом невыносимого груза. Повинуясь неумолимой силе, Найл наклонился вперед, согнулся, с трудом удерживаясь на ногах, плечи развернуло вправо, затем еще и еще, и внезапно он почувствовал, как тело под чудовищным давлением начинает вращаться вокруг своей оси.

* * *

Ввинчиваясь штопором в монолитный пол, он каждой каплей крови, каждой клеткой тела чувствовал нечеловеческое напряжение. Во все стороны из-под ног брызгала раскалённая каменная крошка, из горла вырывалось натужное сипение, глаза вылезали из орбит, и кости трещали, выворачиваясь в жестоких судорогах.