Тесей. Бык из моря - Рено Мэри

Глаза юношей округлились. Я видел, как они подталкивают друг друга и перешептываются, и удивился, зная, что они не из пугливых. Тут один громко сказал:

– Это ведь свинья!

Тут я вспомнил, что в Элевсине поклоняются этим животным. Это меня не обрадовало – как только я услыхал о Файе,[58] сердце мое устремилось к ней. Но, хорошенько подумав, я понял, что это, быть может, и к лучшему.

– Успокойтесь, – проговорил я. – Она погибнет не в Элевсине. Эти горы никому не принадлежат. И кровь ее не падет на вас, потому что сражу ее я; для эллина вепрь – законная добыча.

Они глядели на меня, наверняка считая безумцем; действительно, я и сам не знал, почему настроен настолько решительно.

– Пошли, – сказал я, – надо успеть прежде, чем солнце подымется высоко, Пилас и так опережает нас. – Я опасался, что кого-нибудь из них подведет отвага и он проговорится. Но если я сумею удержать их вместе, они будут подгонять друг друга – всем теперь хотелось быть похожим на эллина.

Мы вышли, пока царица была занята приемом. Никто нас не заметил. Теперь у меня хватало ума не держать копья и прочее снаряжение в Элевсине; мы прятали все это в горной пещере неподалеку от пастушьего дома. Очутившись наверху, мы передохнули после долгого подъема, и брат пастуха, приглядывавший за дичью, поведал нам новости. Отряд Пиласа уже окружал Файю, но она прорвалась на волю, убив двух псов и раскроив ногу одному из охотников. Дождь смыл след, и юноша, чтобы сберечь добычу для нас, направил мегарийцев вокруг холма, хотя свинья по-прежнему оставалась там, где залегла.

Дождь повис над горами: горы, придавленные иссиня-черными тучами, сделались мрачными и низкими. Внизу под нами – далеко в стороне – лежала прибрежная равнина Элевсина, омытая бледным солнцем. Тьма словно поджидала нас в горах, а один из наших – невысокий и смуглый, как все минойцы, – высказал предположение:

– Похоже, богиня гневается.

Оглядев темные кусты и скопление скал под зловещими облаками, я поежился. Матерь Элевсинская не похожа на Мать Трезена. Но я эллин и дал обет перед своими людьми; теперь лучше уж мне умереть, чем повернуть назад.

– Владычица получит свою долю вместе с Аполлоном.

И едва я назвал имя бога, солнце метнуло свои лучи прямо в склон горы.

Свинья устроила себе логово в нагромождении камней, оставленном давним обвалом; осыпь уже скрепляли подросшие молодые деревца.

Мы постарались получше расставить тенета. Однако трудно было вбить колья поглубже: земля едва прикрывала скалы. Когда тенета оказалась на месте, мы спустили собак; только что они рвались с места, однако теперь не особенно торопились. С лаем, подвывая, псы перебрались через камни; к ним присоединились новые; свора окружила огромный черный валун, вдруг словно взлетевший со склона. И тут я понял, что он живой.

Я-то думал, что таких диких свиней не бывает, и теперь был наказан за самоуверенность. Те кабаны, на которых мы охотились дома, показались бы рядом с этой свиньей поросятами. Она словно бы явилась в наш век из времени титанов и рожденных землей гигантов, пережив столетия в уединенном горном ущелье. Но свинья не была стара, напротив, ее огромные изогнутые клыки на длинном черном рыле там, где их не пятнала кровь, белели как молоко. Зря я так пренебрежительно думал о мегарийцах – у них были причины для страха.

«Во что же я ввязался? – подумалось мне. – Передо мной – смерть, а позади – позор. Да и смерть тоже, если мои люди начнут презирать меня». Юноши успели разглядеть свинью, и я услышал в их голосах страх, величина ее казалась им зловещим знаком.

Теперь она запуталась в сетях и ворочалась в них. Я ринулся вперед, чтобы воспользоваться представившейся возможностью. Но в следующее мгновение шесты вылетели из земли, и она потянула за собой всю сеть с барахтавшимися позади нее псами. Если я не прегражу ей путь, она окажется среди моих спутников. Но я не мог остановить ее, у меня не было достаточного для этого веса.

Поблизости оказалась высокая скала, плоская поверхность которой глядела в сторону свиньи. Я увидел в этом камне свой последний шанс. Свинья замерла на мгновение, смущенная волочащимися за ней сетями. При удаче они замедлят ее бросок. Я пригнулся над копьем, оперся спиной о скалу и выставил вперед наконечник. Движение это привлекло внимание свиньи, и она бросилась прямо на меня.

Хотя в своем движении она разок оступилась, потребовалась вся моя сила, чтобы сдержать ее натиск и сохранить целым копье. Острие вошло в ее грудь, как раз ниже плеча. Я опер копье о камень позади себя. Она загоняла его в свое тело собственной мощью. Но держал оружие я.

Эта свинья ненавидела человека. Дергаясь и визжа, она напирала, но я знал: она борется не за свою жизнь, а хочет забрать мою. Соединенный тоненьким древком с этой огромной силой, я чувствовал себя былинкой; моя спина с силой ударялась о скалу – казалось, сама гора пыталась раздавить меня, словно комара на своей груди. И все это время я думал, что древко вот-вот переломится. Потом, когда я ожидал нового натиска, свинья вдруг отпрянула назад, едва не оторвав мне руку. Силы мои были на пределе, и тут она ударила вновь. По-видимому, копье встало чуть по-другому. Могучий изгиб ее тела – и копье проскрежетало о камень тупым концом; это был ее последний бросок.

Я распрямился, задыхаясь, в эти первые мгновения ничего не понимая и не ощущая. Потом припал к скале, и моя кровь прилипла к ней, словно птичий клей. Тут мне показалось, издалека я услышал восторженные крики спутников, и, хотя ноги едва держали меня, жизнь заново вспыхнула в моем теле. Я ощущал себя мужем, свершившим волю бога, – свободным, светлым и полным удачи.

Спутники рванулись вперед. И, забывшись, с воплями «Ай да мальчишка!» подбросили меня в воздух. Кличка эта более меня не волновала, но ссадины оказались болезненными. Заметив кровь, они немедленно опустили меня на землю, с криками требуя друг у друга масла, и, не найдя его, принялись обвинять друг друга в непредусмотрительности и браниться. Я сказал:

– Сойдет и свиной жир, – и тут услышал над собой голос на склоне:

– У меня найдется немного масла. Приветствую тебя.

Я увидел эллина, воина лет двадцати восьми. Светлые волосы его были расчесаны для охоты и завязаны в пучок; он стриг бороду и выбривал верхнюю губу; обращенный ко мне взгляд был ясен и бодр. Его сопровождали юноша с прочными – на кабана – копьями и ватага охотников. Я поблагодарил его и, вежливости ради, спросил, не Пиласа ли, сына Ниса, вижу перед собой, хотя заранее знал ответ – уже по его обличью.

– Да, – отвечал он, – и ты лишил меня добычи, парень, однако зрелище стоило того. Полагаю, ты и есть Керкион этого года, пришедший сюда через Истм?

Я сказал ему «да», и он посмотрел на меня не без печали, уже забытой мной в Элевсине. Ну а в отношении того, что он назвал меня парнем, не следует думать, что наследник эллинского царства станет обращаться как с равным с царьком, правящим всего только один год.

– Да, – отвечал я. – Перед тобой Керкион, но имя мое – Тесей. Я – эллин.

– Похоже на то, – проговорил он, глядя на поверженную свинью, и приказал своему копьеносцу умастить маслом мою спину. Передо мной был мой двоюродный брат, и я обрадовался, что он оказался благородным человеком.

Тем временем все обступили добычу, и я услышал, что кое-кто из моих поддразнивает мегарийцев. Подобное легкомыслие могло вызвать стычку между мужами, помнившими недавнюю вражду. Я приказал им прекратить, но парни были слишком возбуждены и довольны собой. И я уже собрался подойти к ним, когда Пилас сказал:

– Теперь вы вправе требовать награду от моего отца: быка и треножник.

За всеми волнениями я даже забыл об этом, хотя и добивался награды. Не могло быть ничего приятнее.

– Слушайте! – обратился я к своим людям. – Вот муж, не знающий низости. Он лишился добычи, но напомнил мне о награде. – Пристыженные, они отрезвели. И я сказал: – Пусть бык будет съеден на пиру в честь нашей победы, потому что добыча принадлежит Владычице и Аполлону. Мы зажарим его прямо здесь, и пусть эти воины едят мясо вместе с нами. – Судя по лицу Пиласа, он принял это за шутку, и я обратился к нему одному: – Свинина запрещена им, но мясо быка из Мегары сладко всегда. – Он хлопнул меня по плечу и расхохотался. Где-то в камнях взвизгнули поросята. – Клянусь Зевсом! – воскликнул я. – Мы забыли про них. Если твой отец, царевич, любит молочных поросят, передай их ему вместе с моими приветствиями.