Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями) - Николай Ховрин

Наша газета развернула широкую агитацию за создание единой большевистской организации Гельсингфорса. В статье «Организуйтесь!» разъяснялись цели и ближайшие задачи большевиков. В ней, в частности, говорилось: «Надо строить и собирать революционную силу народа, чтобы организовать отпор контрреволюционным попыткам помещиков и капиталистов, всегда готовых отобрать у народа его завоевания... А для этого необходимо, чтобы все социал-демократы, признающие программу партии не только на бумаге, объединились, слились в активной работе для расширения и продолжения дела революции».

Свеаборгский коллектив РСДРП призывал беспартийных матросов, рабочих и солдат вступать в ряды нашей партии. Однако мы не стремились расширять ряды во что бы то ни стало, как это делали, например, эсеры. Они иногда доходили до того, что после очередного митинга тут же записывали в свою партию всех желающих. А на мелких судах — даже не каждого в отдельности, а целыми командами. В то время многие по наивности «записывались» в ту партию, о которой услышали раньше, или же в ту, куда лучше приглашали.

Мне однажды довелось быть свидетелем разговора между двумя матросами-земляками, встретившимися на берегу. Один из них хвалился:

— Мы всем кораблем в эсеры записались... Кто-то предложил, проголосовали и — пожалуйста...

[70]

— Хе, мы, брат, выше вас хватили, анархистами заделались.

— А почему же выше?

— Потому, что нам обещали всем револьверы выдать. Анархисты — ребята отчаянные... никого не признают, и никакая власть им нипочем. Делай всяк, что хочешь!

По лицу «эсера» можно было видеть, что он сражен этими доводами и наверняка задумался: не податься ли и ему в такую партию, где револьверы дают и все дозволено.

Таких неопытных в политике ребят было много. За их счет партия эсеров росла, как на дрожжах. Зато впоследствии солдаты, матросы, рабочие покидали ее ряды с такой же легкостью. В конечном счете социал-революционеры очутились у разбитого корыта, превратились в кучку заговорщиков.

В начале апреля мы узнали, что в Россию через Швецию возвращается Ленин. Свеаборгский матросский коллектив решил послать своих представителей на станцию Рихимяки, через которую должен был проследовать состав, везущий вождя рабочих и крестьян. Вместе с ними посчастливилось поехать и мне.

Всего из Гельсингфорса в Рихимяки поехало человек полтораста. В пути Борис Жемчужин, слышавший о Ленине больше нас, рассказывал о том, как много Владимир Ильич сделал для революции.

На место прибыли за несколько часов до подхода поезда. Вокруг Рихимяков были расположены казармы крупных воинских частей. Мы узнали, что местные эсеры как раз в это время начали созывать личный состав на какой-то свой митинг. Борису Жемчужину это показалось подозрительным.

— Боюсь, что не случайно, — сказал он, — видимо, социал-революционеры не хотят, чтобы солдаты видели Ленина, вот и отвлекают. Надо испортить им эту затею.

Большой группой мы отправились в казармы. Когда начались выступления, нам стало ясно, что они рассчитаны на неограниченное время. Тогда слова попросил кто-то из наших товарищей. Устроители собрания не спешили предоставить ему трибуну. Видя это, солдаты стали выкрикивать:

— Дать слово балтийцу!

— Пусть говорит...

— Крой, матрос!

[71]

Наш представитель передал собравшимся революционный флотский привет, рассказал, зачем мы сюда приехали, объяснил, кто такой Ленин и почему его с нетерпением ожидает весь трудовой народ. Участники митинга возбужденно зашумели и больше не стали слушать эсеров. Вместе с нами они пошли встречать вождя революции.

Все пространство близ маленькой станции заполнилось людьми. Появились плакаты, флаги. Наконец показался долгожданный поезд. Когда он остановился у платформы, раздался чей-то возглас:

— Здесь он, сюда!

Я протолкался вперед. Ленин стоял на ступеньках. Он был в потертом демисезонном пальто, в светлой кепке. Сияющий от радости, Борис Жемчужин начал приветственную речь. Он очень волновался и поэтому говорил торопливо, иногда сбиваясь. Ленин слушал внимательно чуть-чуть наклонив голову в сторону, глаза его поблескивали, как мне казалось, задорно и даже лукаво. Меня поразило, что Владимир Ильич выглядит так просто, обыденно.

Когда он заговорил, я обратил внимание на его характерное, слегка картавое произношение. Но не прошло и минуты, как меня увлекло другое смысл того, о чем повел речь Ленин, его логика, четкие и ясные формулировки. Он очень доступно объяснял то, что нам трудно было уловить, к чему до сих пор шли ощупью. Глубоко запали в сознание ленинские слова о том, что революция еще не окончена, что еще предстоит упорная борьба с захватившими власть капиталистами.

Недолгой была эта первая встреча с Владимиром Ильичей, но она осталась в памяти на всю жизнь. Поезд вскоре ушел, а мы все долго еще стояли на маленьком перроне, делились впечатлениями, припоминали каждое слово Ленина. По дороге в Гельсингфорс заговорили о своих партийных делах. Возбужденный встречей, Федор Дмитриев, задорно откинув пышные волосы, сказал:

— Ну, держитесь теперь, соглашатели, с вашим «доверием» Временному правительству!..

Дня через два большевики Гельсингфорса собрались на общегородскую конференцию в Мариинском дворце. В президиуме восседали члены гаринского комитета. Но часы его уже были сочтены. Один за другим на трибуну поднимались представители кораблей, требуя распустить старый комитет и создать новый. Напрасно меньшевиствующие руководители взывали к единству. Их никто не слушал. Уви-

[72]

дев, что основная масса присутствующих не на его стороне, Гарин также высказался за роспуск комитета.

Был избран новый Гельсингфорсский комитет РСДРП (б). Меньшевиков и примыкавших к ним конференция изгнала из своих рядов. В руководящий орган избрали Ильина-Женевского, Жемчужина, финского социал-демократа Вастена (Тайми), меня и еще некоторых товарищей.

Некоторое время спустя от нас уехали кронштадтцы Пелихов и Зинченко. Вместо них из Петрограда прибыли Залежский и Бон.

Вскоре у нас опять возникли трудности с выпуском газеты. За пользование типографией и за бумагу финнам надо было платить большие деньги. Мы объявили на кораблях и в воинских частях сбор средств в фонд «Волны». И снова матросы и солдаты помогли. А однажды в комитет пришел рядовой Михаил Шитов, работавший до призыва в армию наборщиком. Он сказал, что при штабе 22-го армейского корпуса есть бездействующая типография. Через исполком Гельсингфорсского Совета мы прибрали ее к своим рукам. Это значительно уменьшило расходы на издание «Волны».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});