Сумма теологии. Том IX - Фома Аквинский

Ответ на возражение 4. Моисей и Иеремия были достойны того служения, для которого их избрал Бог, но это достоинство они обрели по божественной благодати, а свою недостойность они оценивали, исходя из собственной слабости, хотя не упорствовали в этом и не проявили гордыни.

Раздел 2. ПРОТИВОСТОИТ ЛИ МАЛОДУШИЕ ВЕЛИЧАВОСТИ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что малодушие не противостоит величавости. Ведь сказал же философ, что «приниженный не знает самого себя, иначе он бы стремился к тому, чего достоин»[136]. Но незнание себя, похоже, противостоит рассудительности. Следовательно, малодушие противостоит рассудительности.

Возражение 2. Далее, Господь называет раба, не пожелавшего из малодушия пускать в оборот деньги, лукавым и ленивым. И философ говорит, что приниженных считают ленивыми[137]. Но лень противостоит заботе, которая, как уже было сказано (47, 9), является актом рассудительности. Следовательно, малодушие не противостоит величавости.

Возражение 3. Далее, малодушие, похоже, берет своё начало в неупорядоченном страхе, в связи с чем читаем: «Скажите робким душою: “Будьте тверды, не бойтесь!”» (Ис. 35:4). А ещё оно, похоже, проистекает из неупорядоченного гнева, согласно сказанному [в Писании]: «Отцы, не раздражайте детей ваших (дабы они не унывали)» (Кол. 3:21). Но неупорядоченный страх противостоит мужеству, а неупорядоченный гнев – кротости. Следовательно, малодушие не противостоит величавости.

Возражение 4. Кроме того, противостоящий частной добродетели порок тем тяжелее, чем больше он отличается от этой добродетели. Но малодушие больше отличается от величавости, чем превознесение. Поэтому если бы малодушие противостояло величавости, то в таком случае оно было бы более тяжким грехом, чем превознесение, что противоречит словам [Писания]: «О, злое превознесение! Откуда вторглось ты?»[138] (Сир. 37:3). Следовательно, малодушие не противостоит величавости.

Этому противоречит следующее: величавость отличается от малодушия как великость и малость души, на что указывают самые их имена. Но большое и малое являются противоположностями. Следовательно, малодушие противостоит величавости.

Отвечаю: малодушие можно рассматривать трояко. Во-первых, само по себе, и в этом случае очевидно, что по своей природе оно противостоит величавости, от которой отличается как в отношении одного и того же субъекта малое отличается от большого. В самом деле, подобно тому, как величавый в силу величия своей души стремится к великому, точно так же малодушный в силу малости своей души великого избегает. Во-вторых, его можно рассматривать в отношении причины, которой со стороны ума является незнание собственных возможностей, а со стороны желания – страх перед неудачей в том, что человек ошибочно считает превосходящим его способность. В-третьих, его можно рассматривать в отношении следствия, каковым является избегание того великого, которого человек достоин. Но, как уже было сказано (132, 2), противопоставление порока и добродетели зиждется скорее на соответствующем им виде, чем на их причине или следствии. Поэтому малодушие непосредственно противостоит величавости.

Ответ на возражение 1. Этот аргумент рассматривает малодушие как проистекающее из причины в уме. Однако и в отношении причины нельзя в строгом смысле утверждать, что оно противостоит рассудительности, поскольку неведенье этого типа связано не с безрассудностью, а, как сказано в четвёртой [книге] «Этики», с нерадивостью, проявленной при изучении собственной способности или исполнении того, что посильно[139].

Ответ на возражение 2. Этот аргумент рассматривает малодушие с точки зрения следствия.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент рассматривает [малодушие] с точки зрения причины. Но тот страх, который обусловливает малодушие, не всегда является страхом перед смертельной опасностью, и потому нет никаких оснований утверждать, что малодушие противостоит мужеству. Что же касается гнева, то если рассматривать его под аспектом присущего ему движения, которое воодушевляет человека на отмщение, он не обусловливает малодушия, которое приводит душу в уныние, а, напротив, устраняет его. Однако со стороны причины гнева, а именно причинённого ущерба, который приводит душу пострадавшего в уныние, он способствует малодушию.

Ответ на возражение 4. Малодушие со стороны присущего ему вида является более тяжким грехом, чем превознесение, поскольку из-за него, согласно сказанному в четвёртой [книге] «Этики», человек сторонится прекрасных занятий и дел[140], что является очень большим злом. Превознесение же названо «злым» по причине гордости, из которой оно происходит.

Вопрос 134. О ВЕЛИКОЛЕПИИ

Теперь нам надлежит исследовать великолепие и противостоящие ему пороки. В отношении великолепия наличествует четыре пункта:

1) является ли великолепие добродетелью;

2) является ли оно особой добродетелью;

3) что является его материей;

4) является ли оно частью мужества.

Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ВЕЛИКОЛЕПИЕ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что великолепие не является добродетелью. В самом деле, нами уже было сказано (ΙΙ-Ι, 65, 1) о том, что обладающий одной добродетелью обладает всеми. Но можно обладать другими добродетелями, не будучи при этом великолепным, поскольку, по словам философа, «щедрый человек отнюдь не всегда великолепен»[141]. Следовательно, великолепие не является добродетелью.

Возражение 2. Далее, как сказано во второй [книге] «Этики», нравственная добродетель блюдёт середину[142]. Однако великолепие, похоже, не блюдёт середину, поскольку по своей величине оно превосходит щедрость. Но, как сказано в десятой [книге] «Метафизики», «большое» и «малое», будучи пределами, противолежат друг другу, а их серединой является «равное»[143]. Таким образом, великолепие блюдёт не середину, а предел. Следовательно, оно не является добродетелью.

Возражение 3. Далее, добродетель не может быть противной естественной склонности, напротив, она совершенствует её. Но, согласно философу, «великолепный не щедр для самого себя»[144], что противно естественной склонности заботиться о самом себе. Следовательно, великолепие не является добродетелью.

Возражение 4. Кроме того, как говорит философ, «искусство – это некое правильное суждение о том, что надлежит сделать»[145]. Но великолепие, как явствует из самого его имени, связано с тем [великим], что надлежит сделать. Следовательно, оно, пожалуй, является искусством, а не добродетелью.

Этому противоречит следующее: человеческая добродетель является причастностью божественной силе. Но великолепие причастно божественной силе, согласно сказанному [в Писании]: «Великолепие Твоё и сила Твоя – до облаков»[146] (Пс. 107:5). Следовательно, великолепие – это добродетель.

Отвечаю: как сказано в первой [книге трактата] «О небе», термин «добродетель» относится к пределу способности[147], но не к минимальному пределу, а к максимальному, самая природа которого связана с чем-то бо́льшим. Поэтому делание чего-то великого, на что указывает [самое] имя «великолепие», поистине присуще понятию добродетели. Следовательно, великолепие является добродетелью.

Ответ на возражение 1. Не каждый щедрый великолепен в том, что касается его актов, поскольку для совершения великолепных дел ему может недоставать средств. Однако каждый щедрый обладает навыком к великолепию: либо актуальным, либо в отношении ближайшей к нему расположенности, о чём мы говорили [недавно] (129, 3), а также там, где рассуждали о взаимосвязи добродетелей (ΙΙ-Ι, 65, 1).

Ответ на возражение 2. Великолепие, действительно, блюдёт предел с точки зрения количества исполненного, но с точки зрения правила разума, которое оно не нарушает ни в большую, ни в меньшую сторону, оно, как и величавость, о которой мы рассуждали выше (129, 3), блюдёт середину.