Ты и твое имя - Лев Успенский

Пусть так. Но как же и почему же создалось такое нелепое бедствие? Его создала всечеловеческая тяга к отчествам, к «патронимическим» именам.

Дело в том, что почти у всех германских народов с очень давних времен повелось, говоря о сыне, связывать его собственное личное имя с именем его отца посредством окончания, которое у разных племен и в различные времена звучало не совсем одинаково, но сходно и обозначало просто-напросто «сын». Чаще и лучше всех из германских языков мы изучаем немецкий; мы знаем и то, что по-немецки сын—«зон» (Sohn), и то, что в современной Германии очень обычны фамилии, оканчивающиеся на это самое «зон» — «сон»: Симонсон, Юргенсон, Иогансон; примеров можно привести немало.

Пожалуй, еще чаще встречаются фамилии этого типа среди тех евреев, предки которых жили в Германии и усвоили там новоеврейский язык, — идиш, корни которого уходят в немецкую речь; Мендельсон, Кальмансон, Лейбзон, Мовшензон принадлежат к характерным фамилиям северных евреев. И там и тут — это фамилии патронимические; все они имеют одно значение: сын Симона (Семенов); сын Юргена, Иоганна, Менделя, Лейбы, и так далее.

Надо сказать, что в самой Германии такие фамилии, хотя и продолжая существовать, потеснились и уступили часть места другим, близким. Там, пожалуй, чаще встречаются Сименсы и Йоргенсы, нежели Симонсоны и Юргенсоны. Это мало что меняет, — фамилии, оканчивающиеся на «-с», имеют тот же характер отчеств: Симен-с значит Симонов, Даниэль-с—Данилин. А про человека говорят, что он «Григорьев» или «Матвеев», обычно подразумевая «сын».

Но в других странах германских языков—в частности, в Скандинавии, включая сюда и Данию — старинное окончание патронимических имен на слово «сын» сохранилось полностью. Правда, если еще в именах древних конунгов это «сын» повсеместно звучало как «сон» — Олаф Трюгвессон, Гаральд Сигурдсон, Хокон Магнуссон, теперь, особенно в Норвегии и Дании, оно приобрело другую форму — «сен». Но зато такое «сен» стало в этих странах едва ли не самым частым, самым распространенным окончанием в тамошних фамилиях. Почему? Вероятно, по той причине, что в этих маленьких странах тон всему издавна задавало крестьянство и мелкое бюргерство. Ведь это дворяне, прежде чем кто-либо, склонны отказываться от фамилий, напоминающих отчества, заменять их другими, которые указывали бы на владетельные права, на земельную собственность. Дворяне старались из своих фамилий делать настоящие «гербы», втискивая в них то названия родовых замков и вотчин, то имена геральдических зверей. А крестьянство долго соблюдало старую традицию: сыну называться по отцу и не оглядываться на более далекое прошлое.

Как у нас на Руси еще полвека назад любой пскович или калужанин Николай именовался Николаем Петровым (тогда как его отец звался Петром Федоровым, а сын принимал фамилию Леонтия Николаева), так и в скандинавских странах отец Нильса Хольгерсона мог быть Хольгером Нильсоном, дед — Нильсом Торвардсоном или Свенсоном, а сын, наоборот, оказаться, скажем, Генриком или Эриком Нильсоном. «Соны» — в Швеции, «сены» в Норвегии и Дании множились с каждым днем, пока дело не дошло до такого курьезного положения, с каким мы столкнулись в начале этой главы.

Шведам — легче. У них за несколько веков чреватой войнами истории образовалось довольно крепкое дворянство; оно создало множество изысканно-сложных, хитроумных, благозвучных или причудливых фамилий. В Норвегии же, и особенно в Дании, бесчисленные Педерсены, Ларсены, Ольсены, Матсены, завладели всем. Вы видели, как теперь с этой гегемонией фамилий-отчеств приходится бороться.

Заговорив о фамилиях германских и англосаксовских народов, стоит, может быть, упомянуть о некоторых любопытных образованьях такого патронимического (я думаю, вы уже освоились с этим ученым термином) типа.

Одним из крупнейших художников слова Норвегии был и остался великий скандинав Бьёрнстьерне Бьёрнсон (сконч. в 1910 г.). Возможно, вы и не читали его произведений; но сейчас я хочу спросить у вас не об этом. Знаете ли вы, что означают по-русски эти звучные имя и фамилия? Их можно перевести на наш язык так: «Медвежья Звезда Медведич». Нам представляется это совершенно неимоверной странностью: что за народ с такими именами! Но вспомните, что гениальнейший из наших писателей именовался Лев Толстой; попробуйте перевести эти слова на норвежский язык, и вы увидите, что странность тут кажущаяся.

Бьёрнсона вы можете не знать, но вы наверняка знаете, кто такой Чарльз Диккенс. А что означает его фамилия?

Новая неожиданность: Диккенс, собственно говоря, означает Ричардсон. Как так? А очень просто: Дик, Дикки — это уменьшительное имя, которым англичане наделяют своих Ричардов. Диккенс следует расшифровать, как «Диков сын»; сын Дика — это сын Ричарда, а «сын Ричарда» по-английски будет «Ричардсон».

Очень хорошо, если вы запомните это; зато очень плохо будет, если, прочитав в «Евгении Онегине» про старушку Ларину, что «она любила Ричардсона не по тому, чтобы прочла, вы вообразите, что мать Татьяны читала Диккенса. Тот Ричардсон был тоже известным английским романистом, но родился он за сто восемьдесят лет до Диккенса и фамилии Диккенс никогда не носил.

Здравствуй Месяц Месяцович!

Откуда взят этот заголовок? Конечно, из «Конька-Горбунка»:

Здравствуй, Месяц Месяцович!Я — Иванушка Петрович… —

представляется герой славной сказки, подскакав к небесному страннику на своем удивительном коне. Но надо заметить: если бы Иванушка знал хоть немного польский язык, он не обратился бы так к своему высокому покровителю; он смутился бы и не наименовал его Месяцовичем. С точки зрения польского языка — это сказочная бестактность.

В самом деле, знаете ли вы, как будет по-польски слово «князь»? Пишется оно «ksiaže», читается так: «ксёнже».

По-русски рядом со словом «князь» существовало всегда слово «княжич»; оно означало «книжонка», «княжьего сына»; и это вполне понятно; перед нами— хотя на этот раз речь идет уже не о собственном имени — тот же самый наш русский (живой и в других славянских языках) суффикс отчества, известный нам «-вич» или «-ич»; он обычно приносит с собой одно и то же значение: «сын такого-то».

Слово «księžyc» имеется и в польском языке; произносить его надо, как «ксенжиц», а понимать, как «месяц» (тот месяц, который ходит по небу). Что за странная неожиданность! Или у поляков суффикс «-ич» имеет какое-либо совсем другое, неизвестное нам значение?

Нет, неправда. Это «ксенжиц», возможно, тоже значило когда-то «сын князя». Но у древних поляков было несколько иное представление о родословной небесных светил, нежели у нашего Иванушки Петровича. Они считали Месяц отнюдь не сыном какого-то другого Месяца-отца; они числили его сыном Солнца-князя. Именно поэтому он и стал для них не только в сказках, но и в живом языке «княжичем» и даже остался им до наших дней (хотя, вероятно, сами люди, говорящие по-польски, уже не очень ясно представляют себе, как это получилось).

Кто же из двух несогласных сторон «ошибался» — восточные славяне или западные? Думается, между ними настоящего спора не было. Неправильное отчество для Месяца сочинил не русский народ, а поэт Ершов, автор «Конька-Горбунка». По мнению многих исследователей, наши древние предки, как и их братья-поляки именовали Князем неба именно Солнце, а «княжичем» величали того, кто по ночам отражает солнечный свет. И ведь это довольно последовательно.

Если вдуматься в то, что я только что рассказал, станет ясно: суффикс «-ич» или «-вич» не всегда служил только для образования чистых отчеств. Это происходило лишь тогда, когда он соединялся с именем отца. Но столь же часто и, пожалуй, чем дальше, тем чаще, он связывается не с личными именами, а также и со званиями, профессиями, должностями отцов. Ведь не только сын Ивана — Иванович, но и сын царя — царевич.

В русском языке эта способность «-вича» давать производные слова используется сравнительно редко. Мы не говорим ни «солдатович», ни «генералович», ни «судьич», ни «воеводович». А вот поляки пошли в этом отношении по другому пути.

Отчества в нашем смысле, то есть сочетания «-вич» с именем отца и этого имени с именем сына, которое бы прилагалось к человеку, помимо его фамилии, у них не образовалось. Имена с «-вичами» сравнительно скоро приобрели в Польше значение фамилий: ведь такие их известные фамилии, как Мицкевич, Ходкевич, Сенкевич, по-настоящему не что иное, как наши «отчества»: «сын Мицка — Коли, Миколки», «сын Ходька или Хведька — Феди», и т. п. А вслед за тем стало вполне возможным присоединить это «-вич» (и «-вна» в женском роде) совсем не к имени отца, а к тому слову, которое обозначало общественное положение, род занятий и пр. «Отчество», так сказать, превратилось в «званчество».

Осип Сенковский, сам поляк по происхождению, рассказывает, к каким любопытным последствиям в польском фамильном именословии это иной раз приводило. Представьте себе, что некий «пан Казимеж-президент» (то есть «председатель, господин Казимир») имел сына Францишка. Этот сын имел все основания именоваться по фамилии «паном Францишком Президентовичем». Но сам он мог не заслужить никакого другого, собственного, столь же почетного звания. Тогда его сын обретал право получить титул «Президентовичевича», внук—«Президентовичевичевича» и так далее, до бесконечности (Сенковский свидетельствует, что такие имена «иногда вытягивались на всю длину смешного»). Следует заметить, что сестра Францишка Президентовича, вероятно, называлась бы «пани Анелей или Зосей Президентовной», а не «Президентович»; это показывает, что в таких случаях настоящих фамилий еще не создалось.