Ты и твое имя - Лев Успенский

И впрямь, отец Людовика XIII звался Генрихом (Четвертым). Но никому никогда и в голову не приходило величать его сына Людовиком Генриховичем; Луи Бурбон — имя и фамилия, — и с короля достаточно этого.

Наполеон Бонапарт удивился бы несказанно, если бы кто-либо почтительно назвал его «Наполеон Карлович». «Что вы? Я же корсиканец, а не русский!» А ведь отец у него действительно был Карл. Скажите: «Александр Македонский», каждый поймет: это — славный полководец древности. Но произнесите: «Александр Филиппыч Македонский»,—и у вас спросят: «А где он живет?» Раз у человека есть отчество, раз его зовут с «вичем», значит, это наш, русский…

Выходит, «отчество» — чисто русское изобретение; так думают на Западе, так думаем и мы сами. Но справедливо ли это?

Чтобы разобраться в вопросе, попробуем, прежде чем говорить о фамилиях, заняться отчествами: это пригодится в дальнейшем.

Волька ибн-Алеша

Вы читали книжку писателя Лагина «Старик Хоттабыч»?

Случилось чудо: школьник Костыльков открыл старую бутылку, и оттуда выскочил длиннобородый старец в пестром халате, — настоящий восточный джинн. Возникло некоторое замешательство; затем спасенный и спаситель приступили ко взаимному ознакомлению.

Освобожденный дух отрекомендовался длинно и сложно. «Гассан-Абдуррахман-ибн-Хоттаб», — произнес он, стоя на коленях. Пионер Костыльков буркнул, наоборот, с излишней краткостью: «Волька!»

Удивленному старцу этого показалось мало. «А имя счастливого отца твоего?» — спросил он. И, узнав, что отец у Вольки — Алеша, начал именовать своего новообретенного друга так: «Волька-ибн-Алеша».

Даже глупец (а Волька-ибн-Алеша отнюдь не был глуп) сообразил бы после этого, что «ибн» по-арабски—«сын». И вполне естественно, если он стал звать своего собственного джинна «Хоттабычем»: «ибн-Хоттаб» — это «сын Хоттаба», а «сын Хоттаба» и есть «Хоттабыч». Логика безупречная! Так русский мальчишка и арабский джинн обменялись свойственными их языкам «патронимическими» обозначениями, — отчествами.

Оба они были людьми сообразительными, но не вполне осведомленными, не лингвистами во всяком случае. Гассан Абдуррахман, например, не знал, что «Алеша» обозначает «Алексей» и что, кроме имени, у человека может быть еще и фамилия. А Волька Костыльков даже не подозревал высокого смысла тех арабских имен, которые он столь небрежно отбросил. Ведь «Гассан» — это нечто вроде «Красавчик», слово «Абдуррахман» пишется в три приема: «Абд-ур-рахман» и означает «раб Аллаха всемилостивого», а «Хоттаб» следует переводить как «ученый мудрец, способный читать священное писание».

Однако дело не в этом; главное они поняли. И арабское «ибн» и русское «вич» имеют один и тот же смысл — значит «сын такого-то». Очевидно, отчества разного типа существуют не только в России; пользуются ими и другие народы. А зачем?

Вообще говоря, это просто. Разве не почетнее иметь отца-летчика, чем сына-первоклассника, даже если этот первоклассник — семи пядей во лбу? Люди в простоте своей склонны думать, что у желудя больше оснований гордиться отцом-дубом, чем у дуба — чваниться сыном-желудем. Жильцы того московского дома, где жила семья Костыльковых, тоже, наверное, полагали, что скорее мальчишка Волька принадлежит своему почтенному отцу Алексею Ивановичу (или Владимировичу; неизвестно ведь, как его звали), чем наоборот. А так как подобные мысли приходили людям в голову везде и всюду, то и возник давным-давно обычай, обращаясь к сыну, дополнять его имя именем его отца, уважения ради: тебя-то, мол, мы еще не знаем, но авансом уважаем в тебе заслуги отца твоего.

Вот почему «отчество» — очень распространенное явление. А если нам кажется порою, что это не так, то лишь потому, что не всегда и не везде его легко обнаружить: наряду с отчествами явными бывают другие, тайные; их не каждый умеет замечать.

Родительский падеж

«Родительский»? Может быть, — «родительный»? Про «родительский» мы что-то не слыхали…

А замечали ли вы, кстати, как хитро придуманы вообще названия наших падежей: хитро и неспроста.

«Именительный» падеж действительно служит для «именования» существ и предметов: «ракета», «слон», «тумба».

«Творительный» падеж очень часто используется, когда говорят о том орудии, которым что-то делают, творят: рубят топором, болтают языком, работают руками. Очень подходящее название, — недаром в других языках сходный падеж так и зовут: «инструментальный», «орудийный».

«Дательный». Но ведь он не зря отвечает на вопрос: кому? Кому вручить, кому подарить, кому дать… Тоже название, приданное не без основания.

А теперь подумайте и о родительном падеже. Ветка (чего?) сосны порождена сосною. Стихи (кого?) Пушкина — порождены Пушкиным. Сын своего отца тоже есть его порождение: родительный падеж тут как тут!

Вот почему, если мы хотим объяснить, что из двух Костыльковых, Алексея и Владимира, один является сыном, а другой отцом, мы и прибегаем прежде всего к родительному падежу. Мы могли бы, конечно, сказать либо полно и подробно: этот Волька — сын Алексея, этот Гассан — ибн Хоттаба; но можем выразиться и проще: это Волька Алексея Костылькова; в скрытом виде уже и тут присутствует отчество, выраженное в подразумеваемом «сын».

Однако есть и другие, более совершенные способы; можно обойтись совсем без слов, обозначающих родство.

Вот я говорю: «Это Алексеев Волька». Занятное слово «Алексеев»: полуприлагательное, полусуществительное какое-то. С одной стороны, оно явно напоминает слово «Алексей», а с другой, — является несомненным прилагательным в краткой форме.

Поразмыслите над этим. Если есть слово «дубов» (ну, скажем, «дубов сук»), это значит, что рядом с ним обязательно имеется его полная форма «дубовый». Можно сказать: «зашумел сыр-темен бор», но ведь можно же выразиться и иначе: «зашумел сырой темный бор». Да, но таких слов, как «алексеевый», «карповый», «спиридоновый» не существует?.

Верно. И тем не менее их возможность как бы чувствуется за спиной всем известных «кратких форм». Мы ощущаем это так, как если бы две строчки:

Ус кита — китовый ус — китовый ус

Волька Алексея — Алексеевый Волька — Алексеев Волька

были, так сказать, равноправными. Разумеется, никто никогда не говорит «ивановая Маня» или «никифоровый Гриша», но эти воображаемые слова все же как бы ведут где-то, за пределами языка, свое нереальное, призрачное существование (В русском языке — призрачное. А вот в некоторых диалектах белорусского — самое реальное. Читатель Григорьев из Гродно сообщает, что кое-где в Белоруссии школьники надписывают свои работы так: «Контрольная Лиды Панфилаунай», «Диктовка Янка Иванавага».).

Что же до краткой формы, оканчивающейся на «-ов», «-ова» (а также на «-ин», «-ина»), то она играет у нас важнейшую роль при образовании фамилий, притом самых распространенных. Александров, Григорьев, Мартынов. Но ведь это фамилии-отчества: «Александров» значит, по сути дела, «сын Александра» и «Федоров» — «сын Федора». Мы знаем больше: даже «Волков» может обозначать «сын человека, по имени Волк», мы уже сталкивались с такими фамилиями. Да, да, это тоже отчества, только не вполне обычные, «засекреченные»!

И, наконец, — третий способ называния сына именем отца. Вместо того чтобы сложно рассказывать: этот Юра есть сын некоего Андрея, мы можем применить самый обыкновенный «-вич». Мы скажем просто: он Юрий Андреевич, — и дело будет сделано; мы добились своего, не употребив ни слова «сын», ни слова «отец». Вот это-то и есть самое настоящее русское отчество.

Однако если даже в нашем языке мы можем понятие «сын своего отца» выражать столькими различными способами, то что же можно ожидать, когда речь заходит о разных языках? Там таких приемов и способов уйма. Очень часто мы имеем дело с иноязычными отчествами и даже не подозреваем, что это они. Попробую показать вам это на примерах.

Распребешен Невпопадович

У греков было много имен, звучавших по-разному: Перикл, Одиссей, Приам; Гектор и Фемистокл, Сократ и Платон. Но среди этих имен выделяются имена одного типа, кончающиеся на «ид»: Леонид, Аристид, Эврипид, Фукидид.

Встречая ряд имен с одинаковым окончанием, мы, естественно, начинаем подозревать: что-то это окончание да значит; не понапрасну же оно так упорно повторяется. Обычно так и бывает.

Если рядом со Святославом мы видим и Ярослава, и Мечислава, и Вячеслава, и Владислава, можно сказать с уверенностью: это «-слав» имеет определенный смысл. Так оно и есть: «слав» значит «славный», «слава».

Находя во множестве немецких имен слог «-ольф» или «-вольф» (а иногда «-ульф» и «-вульф»: Руд-ольф, Ад-ольф, Вольф-ганг, Арн-ульф, Вульф-ила), мы быстро докапываемся до истины: эти «ольф», «ульф», «вольф» значат «волк», «волчий» (См. стр. 29.). Что же может означать в древнегреческих именах их окончание «-ид»?