Небо № 7 - Мария Свешникова

— Нос выше, прорвемся! — он еще раз обнял ее, взял документы с тумбочки и уехал на работу.

Вы сейчас подумаете, что я совершила опрометчивый поступок — но я так и не спросила за все время общения, чем именно он занимается. Знала слово «торговля». Все.

Он никогда не надевал рубашек с галстуками и тем более костюмов. У него не было точного времени, к которому приезжать на работу. Я не понимала, по каким принципам он живет, и следственно под какие фигурные образцы семейного быта придется подстраиваться мне.

Нужно было попросить денег — на случай, если захочется есть или, в конце концов, что-то приобрести (или срочно вывозить Нику) — я не знала цели, но знала, что деньги в разумных количествах дают человеку спокойствие. А у меня в душе была яркая буря в стакане воды. А может, бордо.

Я вернулась в спальню и посмотрела на тумбочку — там все еще лежало пять тысяч рублей.

— Если понадобится, я могу взять деньги, которые ты оставил? — я позвонила ему задать столь меркантильный вопрос.

Однажды отец на отдыхе оставил деньги как чаевые горничной, я подумала, что это мне на конфеты и мороженое, взяла их со стола. А вечером услышала, как папа кричит, что мало того что в номере не убрались, так еще и чаевые взяли. Уборщице нагорело. Мне было очень стыдно — но я не призналась, потому что было уже поздно — вина уже была положена в чашу «случайно виновного». Но я точно знала уже тогда — мне этот грешок обязательно вернется, как минимум двукратно.

За опять появившимися мыслями я прослушала то, что говорил Макс, и попросила его повторить, сославшись на перебой связи.

— А для кого еще я их оставил? Если понадобится больше — в ящике лежат в конверте евро. По идее Ника должна проснуться поздно, но я тебя попрошу встать около десяти — ты же понимаешь, что пока я не забрал костыли, которые, оказывается делаются на заказ по росту, она без твоей помощи не сможет даже в туалет сходить. Я написал Нике номер твоего телефона, так что если что — она тебя вызовет.

Ах да, все время забываю, что я девочка по вызову.

— Ты во сколько будешь дома? — задала я шаблонно-женский вопрос.

— Не знаю пока. Не очень поздно.

— Ладно, удачного дня!

— И вам.

Я вернулась на лестницу, которую именовала наблюдательным пунктом, и села на холодные стеклянные ступеньки… Они были прозрачные — под лестницей стоял рояль. Не знаю, зачем он Максу — видимо, достался от дедушки или бабушки. Подобные реликвии есть в каждой семье — хотя рамки семьи мне кажутся безумно размытыми, крепких семей, хранящих традиции, почитающих стариков и фамильные ценности я не встречала в России.

— Ты чего там сидишь, прячешься? — послышался голос Ники.

— Не хотела тебя будить!

— С ума сошла? Давай спускайся, будем завтрак готовить!

— Ты лежи, я сама все сделаю. Тебя в туалет проводить?

— Было бы неплохо! — Она улыбалась. — На самом деле, сегодня мне уже получше. Не фонтан, еще не придумала, как жить дальше, но и вешаться не собираюсь.

— Правильно, как со сломанной ногой забираться на табуретку??!

Ника засмеялась.

— Ты права! Ну что, пошли в туалет?

Я подошла к дивану и наклонилась к Нике, та правой рукой опиралась мне на плечи, а левой помогала себе встать с дивана — спустя полминутки мы, кряхтя, попрыгали на одной ноге к туалету. Помочь человеку спустить трусы, придерживать особенно крепко, понимая как больно — просто присесть.

— Ладно, я тебя оставлю! Как закончишь — кричи. — Я уже почти вышла из туалета, как Ника меня окрикнула:

— Стой! Мне очень неловко, но ты не могла бы принести мне журналы?

— Я не уверена, что они есть. Я пойду посмотрю…

— Не знаю, куда именно Макс убрал мою сумку, но в ней лежит какой-то…

Сумка стояла рядом с диваном, как и телефон, который, если бы у нее была лишняя рука, Ника бы обязательно взяла с собой в туалет.

Я принесла ей журналы, снова закрыла за ней дверь.

Понимая, что сама она из туалета не выйдет — я могла быть уверенной, что никто меня не застанет за прочтением чужих сообщений. Знаете, какой соблазн?

Это было мучительно — а вдруг у нее громко работает клавиатура? Что тогда? Тогда я попаду в безумно неловкую ситуацию. И потом нельзя читать чужие письма. Неужели вы никогда не были женщиной?

Женщина — это вечное преодоление любопытства и поиск баланса слабости и силы.

К слову о слабости… Ника сказала, что закончила, и просила ее вынести.

Мы снова оказались на кухне.

— Знаешь, если честно, я себя так ужасно чувствую! — сказала Ника, тщательно прожевывая хлопья и мюсли без молока.

— Хочешь, я дам тебе обезболивающее? — я сразу предложила, потому что на удивление запомнила, где Макс хранит лекарство.

— Да нет! Пока не сильно болит… Я себя чувствую отвратительно, потому что беспомощная — ну ты представь себе, когда ты не можешь сам в туалет сходить, это же абсурд.

— Это же временно!

— Я понимаю, что временно. Ты же понимаешь, что мне придется уйти со сцены. А на что жить? Чем заниматься?

— А сколько лет ты танцевала?

— С шести лет — уже почти двадцать два года. Ты представь себе — выкинуть двадцать два года из жизни.

Воспоминания, как и прошлое, — гравитация. А чтобы полететь или просто улететь от прошлого — нужно преодолеть эту самую силу гравитации, подумала я… и еще до совместного завтрака накидала на салфетке сценарные заметки. Отцу бы понравилось, он бы сразу сказал, как правильно развести эту мизансцену.

— Ты чего будешь есть? — спросила я Нику.

Она засмеялась и улыбнулась.

— Раньше я на завтрак ела половинку киви и грейпфрутовый сок. Ничего больше нельзя было. Сначала страсть как мечтала о манной каше, потом научилась не думать.

— Сейчас посмотрю! — манки не было, я сделала себе в телефоне заметку обязательно ее купить. — Нет, пока мы с тобой каши не сварим, зато могу сделать тосты, будем есть их с маслом и джемом, и еще я сварю яйца. Тебе вкрутую или всмятку?

— Давай и так и так! И еще я очень хочу кофе со сливками.

Мы не стали собирать диван и завтракали, поставив подносы на простыню. Включили телевизор — и смотрели сериал по ТНТ. Мы могли себе позволить все — мы же слабые женщины.

После того как мы уговорили по три тоста с абрикосовым джемом, пришла очередь кофе. Я уже года три, как не употребляла кофеин, но обещала за компанию выпить полчашки. Нике я насыпала все две с половиной ложки, себе сделала горячее молоко с кофейным вкусом.

— А давай покурим! — сказала Ника. — Я до вчерашнего дня курила всего пару раз в жизни, оба раза, чтобы взбесить Макса.

— Смотри, ты уже улыбаешься, я пойду поищу.

Курит ли Макс (или действительно делает крайне редко, не сохраняя сигарет), я не знала, поэтому искать сигареты в этом доме — что иголку в стоге сена. Однако когда я собиралась, то кинула в сумку ту злосчастную пачку маминых сигарет.

— Ура! Сигареты есть, одна проблема, зажигалки нет!

— Мне вчера Макс давал сигарету, и зажигалку он брал с подоконника. — На подоконнике действительно оказалась зажигалка, а еще на тот же подоконник я кинула тот злосчастный браслет Тиффани. Я взяла его в руки и начала крутить на пути к дивану.

Мы пили кофе и курили, стряхивая пепел в пустую тарелку.

Ника посмотрела на браслет:

— Это тебе Макс подарил?

— Нет. Не поверишь, нашла под кроватью матери и отчима. Мама в те дни была во Франкфурте, и тем более моя мама никогда не наденет такое украшение, потому что считает это дешевым кичем для молодежи. То, что подделывают, вызывает у мамы приступ бешенства.

— Ты думаешь, была любовница?

— Ну а кто еще мог оставить? Не собака же притащила с прогулки.

— Будешь говорить маме? — Ника и впрямь озадачилась моей проблемой, она проявила такое участие, что мне уже не была в тягость забота о ней.

— Пока не решила. С одной стороны, я питаю личную неприязнь к Эмилю и не хотела бы, чтобы моя мать с ним продолжала жить. С другой стороны, я не хочу быть гонцом, несущим дурную весть.

— Ты говоришь, как Макс, — заметила Ника и была права. — Но тут я должна тебя остановить. У тебя личные счеты с Эмилем, и ты их хочешь свести. А вдруг твоя мама с ним счастлива? Сколько ей лет? Любая женщина боится старости, и из двух зол — стареть одной или стареть с изменяющим мужчиной — она выбирает второе. И в последнюю очередь она хочет думать о том, что кто-то знает об изменах мужа. Верных мужчин не бывает.

— А каково мне жить с этим?

— А каково ей будет с этим жить, ты не подумала?

— Но он же рано или поздно от нее все равно уйдет, я уверена. Просто тогда она еще больше к нему привяжется.

— Или разочаруется и будет легче. Не решай за других людей.

Я пошла мыть посуду. Ника смотрела на меня и наблюдала за каждым движением.