Небо № 7 - Мария Свешникова

— У вас что-то было? — спросил он про меня с Эмилем.

Я молчала. Молчала, пыталась успокоиться, не наговорить лишнего.

— Какой смысл тебе жениться, если ты мне не доверяешь? Если ты меня не знаешь?

МММ сделал погромче музыку. Он, как мама — не выяснял того, что считал глупым.[12]

Облако № 7

Дом — внутри палата № 6

Thought you said, thought you said that you loved me

Thought you said, thought you said that you need me…[13]

(с) P. Diddy feat. Brandy

Мы приехали в дом, который уже стал почти родным. Все потихоньку обрастало нужным для жизни реквизитом. Уже были полотенца, и не было необходимости вытираться простынями. Была посуда, не было только еды. Зато теперь была женщина в этом доме. Интересно, я тоже вхожу в список реквизита?

Я взяла чистое белье и начала стелить постель. Это было единственное действие по дому, которое я сделала без того, чтобы спросить разрешения. Меня не покидало чувство, что я нахожусь в чужом доме, на чужой территории — и в чем страшно признаваться, с частично чужим мужчиной.

Я не могла разрешить себе сесть к нему на диван и уткнуться в его шею — мне все время казалось, что для этого нужно слишком много общих воспоминаний.

МММ включил телевизор и смотрел один из последних выпусков новостей.

Будь он Другом из Бронкса, я бы кинула в него подушкой с криками «ты что не знаешь, что мне кошмары после новостей снятся».

Я постелила постель.

Думала начать разбирать вещи, как сразу задалась вопросом: «А можно ли?»

— Куда я могу положить свои вещи? — крикнула я ему со второго этажа.

— Куда хочешь. Это теперь и твой дом. Кстати, ты уже решила, как ты будешь его обустраивать?

— А вдруг мы не сойдемся во вкусах?

— Ну мы возьмем какую-нибудь пробную территорию, вроде кабинета — и на примере одной из комнат посмотрим, какая из тебя жена.

— Почему ты меня так резко забрал из дома?

— Я не могу смотреть на то, как ты живешь, и оставить тебя там — зная, что могу дать тебе куда больше.

— А что ты сможешь от меня получить?

— Молодую жену.

— Дело просто в молодости и возрасте?

— Давай не будем ничего усложнять. Все решения на сегодня нами уже приняты.

Я, молча, ушла разбирать вещи, всунула ноги в домашние штаны и забралась на кровать смотреть второй телевизор.

Однажды мне папа сказал: «Семейные отношения рушатся тогда, когда включается второй телевизор».

Рушились, не начинаясь.

Теша себя иллюзиями чужого совершенства, я набрала сообщение другу из Бронкса, сообщив о случившемся, потом стерла, решив не делиться. Ничем не делиться. Первый раз за жизнь осознала выражение «Не выносить сор из избы». Мусор по вечерам выносить — вообще дурная примета считается.

Я почти уснула…

В штанах Макса, которые висели на стуле возле кровати, зазвонил телефон. Один раз, второй.

— У тебя телефон звонит! — крикнула я ему, не выдержав больше этого воя. Меня безумно бесит, как люди игнорируют телефонные звонки, не видя, что окружающих раздражает эта безответная вибрация.

— Уже ночь, я не буду подходить!

— А вдруг что-то важное!

— Подождут до утра! Если бы звонил кто-то из близких — была бы другая мелодия.

Мы легли спать, он пролистал список непринятых вызовов, не увидел в нем ни одного знакомого номера.

Я не могла уснуть, думая, что буду делать завтра и как мне добираться до Москвы, если вдруг захочется навестить цивилизацию.

Снова зазвонил телефон. Макс подскочил с кровати, возбужденно спрашивал, что произошло, просил какую-то «маленькую» не плакать, по ходу разговора одевался, спускался вниз, ничего мне не объясняя, дальше я услышала, как завелась машина, открылись ворота, и он уехал.

Наутро он мне скажет, что просто не хотел меня будить?

Я проснулась и начала гулять по дому. Разобрала все вещи, пыталась разрыдаться — но не вышло: видимо, помимо доверия, в Москве еще и дефицит слез — и обошла каждую комнату, включила везде свет, потому что до ужаса боюсь темноты и быть одной в незнакомых домах. А он меня оставил. Уехал, ничего не объяснил?

«Маленькая» — именно так он к ней обращался — либо дочь, либо любовница. Но зачем тогда было подбирать меня, как маленького бродячего щенка, из жалости? Просто из жалости обрекать на одиночество в четырех стенах?

«И никто не подарит кусочек печенья, если хозяина нет… И всегда Новый год и всегда день рождения, если хозяин с тобой»… гав-гав!

Я уснула с рассветом, повыв на луну и устав маяться в сомнениях и мыслях. Сон на удивление посетил меня крепкий, как хороший одно-солодовый виски. Я проснулась не через три секунды, как планировала, а спустя пару часов, когда вернулся Макс. Я обернулась — и он уже лежал рядом, и даже обнимал меня, спал он как обычно — только горбинка на носу подсвечивалась утренним солнцем иначе, я первый раз просыпалась с ним так рано утром, когда солнце светит под углом тридцать градусов.

Может, мне все это приснилось и он никуда не уезжал? Тогда мама права, и мне пора — как минимум к доктору, а Майорову или не Майорову, прейскурант покажет.

Я снова задремала, уже спокойно и уютно, сняв оборону со своей нервной системы.

Примерно через пару снов — не знаю уж, сколько они длились в этой фазе сна, — снова раздался этот пугающий звонок. Макс снова подскочил и уехал.

И тут меня понесло, сквозь колесницу снов градом лились слезы, их можно было насобирать в бидон для соления огурцов или высушить и добавлять в ванну.

Нет, мне не приснилось — он даже не написал sms: «Уехал на работу. „Маленькая“ — это фамилия босса» или что-то вроде. То ли в этом доме напрочь отсутствовали формы приличия, то ли пора изучать основы крепких мусульманских семей. Однако можно ли было об этом подумать, связываясь с человеком, носящим фамилию Михайлов???

Я кое-как провалялась в кровати до полудня.

Спустилась вниз, кружилась голова — от нервов и от голода.

Если бы я не знала, что такое диагноз «вегетососудистая дистония», подумала бы, что у меня портится зрение и я слепну. Согласно восточной философии, порча зрения прямо соотносится с нашим умением воспринимать действительность. Близорукость приходит к нам как болезнь, если мы не хотим видеть, что происходит с другими людьми, не считаемся с ними, не сопереживаем, дальнозоркость — когда перестаем слушать себя, и уделять себе внимание. Равняемся на чужие идеалы.

Согласно данной филармонии мнений я должна была ослепнуть.

На кухне я нашла записку, написанную на скорую руку: «Машунь, у подруги беда случилась. Прости, если разбудил. Позвони, как проснешься».

Сил подняться на второй этаж за своим телефоном я не откопала, зато нашла городской (или загородный, как правильно говорить, когда находишься в двадцати километрах от МКАДа?) телефон — позвонила Максу. Он не взял трубку.

Пришлось идти за своим.

Скинул.

Я села в позу лотоса и начала дышать на восемь тактов — только это дало телефону вторую жизнь, а не участь быть разбитым о стену.

В холодильнике было по-прежнему пусто, чуда не случилось и даже чудо-йогурта на его полках не появилось. Моя мама говорит, что в любом доме можно найти что покушать — но это был тот случай, когда ноль на ноль действительно давал ноль. Ни макарон, ни риса, даже картошки не было — ничего, кроме виски и пакета сока.

Начать пить с самого утра? Может, доктор Майоров и не такой страшный. А что касается занудства — так это дело поправимое.

В кармане было триста семьдесят рублей. Я решила пойти на разведку и найти магазин. Должна же быть в этих краях хоть какая-то палатка? Ну хоть деревенский магазин — я уже согласна на соль и спички!

Поиски магазина успехом не увенчались — и почему я не Google? Или Яндекс? На Яндексе же найдется все — а уж пара бутербродов и подавно.

Когда я уперлась в Ярославское шоссе — стало ясно, нужно двигаться в какую-то из сторон, я поймала маршрутку и доехала до «Макдоналдса» в районе Мытищ. Оставив сто рублей на то, чтобы добраться обратно, я устроила себе пир духа. Слава Богу, я знать не знаю, как считать калории и как переводится слово «диета», и мне плевать на уровень холестерина в крови, я столько переживаю, что любое вещество моментально расщепляется до воды и углекислого газа, не оставаясь в тканях.

И тут я задумалась над странным вопросом: а как мне просить у Макса денег и будет ли он мне их давать, как покупать еду, если у меня нет источников дохода?

Вы спрашиваете, почему у меня нет денег, хотя мама писательница? Мама считает, что в двадцать лет уже нужно самой себя содержать, и считала содержание отца непозволительной роскошью, когда я вернулась — она была готова меня кормить, ютить, покупать одежду, но не более. Хочешь денег — иди работай!