Михаил Гущин. Предотвратить смуту - Сергей Баранников

не действовать по Боярской грамоте, Никитовы не станут церемониться и прикончат убийцу своего сына. Тем более, теперь, когда род Игнатьевых ослаб как никогда.

— У меня есть предложение, — произнесла Инга. — Мы проникнем туда, узнаем что с Макаром и поможем ему сбежать. Тогда я дам показания, что он — убийца и освобожу Александру.

— Нет, ты сейчас же подготовишь бумаги, в которых расскажешь все как есть и явишься к персту, чтобы дать вольную Сашке. Я не знаю смогу ли выбраться живым из этой авантюры, поэтому у меня должны быть гарантии, что я делаю это не зря.

— Разумный ход, — заметил Серпухов. — Давайте поступим так: я беру Ингу, и мы с ней едем к персту. По факту нет значения в каком княжестве подтверждают желание боярыни дать вольную, важно само желание. Ну а Сёма с ребятами отвезут тебя обратно на стадион, только не сейчас. Поешь, отдохни, завтра у тебя будет день, чтобы прийти в себя. Мы поедем на финал турнира, когда соберется больше всего зрителей.

— Инга поедет со мной. Она тоже обратится к зрителям, а потом мы отправимся за Макаром. Но предупреждаю сразу — если попытается меня убить — он умрет.

— Очень самоуверенно, — заметил сотник, но качнул головой, принимая мои требования.

К вечеру Инга вернулась одна, но с бумагой. Когда она протянула ее мне, я расплылся в улыбке. В документе значилось, что Сашка теперь свободна. Даже если эту бумагу сжечь, или уничтожить другим образом, в учетной книге перста сохранилась запись, которую передадут в Ростовское княжество. Надеюсь, сестренке станет лучше. Теперь бы мне ее найти и освободить, а то бедняжке просто некуда идти — наш особняк сгорел дотла, а у Сашки нет ни гроша за душой. Похоже, придется снова просить Фролова.

— Хорошо, что на счет признания?

— Вот!

Инга сглотнула и вытащила из сумки еще одну бумагу. Конечно, у нас был другой уговор, но до прилюдного признания может и не дойти, а всякая зацепка пригодится.

— Отлично. Тогда отдыхаем и выдвигаемся завтра.

Я поднялся из-за стола и вышел из комнаты, даже не посмотрев на Игнатьеву. Пусть мучается, я куда больше страдал из-за нее. Да и потом, почему меня вообще заботит ее душевное состояние? После всего, что она и ее род сделали для моей семьи, мне вообще должно быть на нее плевать.

Остаток дня провел в тренировках. Начал с личной тренировки, а потом отправился смотреть на поединки ребят. Все они были одаренными с одним атрибутом. Каждый пытался выжать максимум и выиграть. Наблюдая за ними, я подметил несколько ошибок, которые допускают в ходе поединка одаренные. Нужно использовать при случае. Хотелось бы надеяться, что не придется, но не стоит себя тешить несбыточными надеждами. Я пришел в этот мир явно не цветочки на полях собирать.

Под конец дня народа здесь добавилось. Интересно, и как это Преображенские не обращают внимания на то, что творится у них почти под самым носом? Эх, вот почему они не дали мне выступить? Начали бы все днем раньше. Хотя, понимаю, что там все так устроено и договорено на конкретное время. А вот Влад с Палычем сейчас места себе не находят. Наверняка ведь пытаются найти меня или отыскать людей, которые меня похитили.

Серпухов сегодня не появлялся, да и с Ингой мы больше не пересекались. У меня было достаточно времени, чтобы осмыслить все услышанное и увиденное. Я получил вольную для Сашки и письменное признание от Игнатьевой, которое снимает с меня обвинения. Завтра она должна озвучить его прилюдно, что должно обелить мое имя хотя бы перед частью людей. По факту оплата за мои труды получена наперед, поэтому давать заднюю уже не с руки.

А что, если и да? Пусть этот Очаг борется за что хочет, почему я должен встревать в этот конфликт? Может, из-за того, что хочу спасти страну, или все-таки у меня личные интересы? Да, свергнуть Преобрженских с одной стороны неплохо, по крайней мере, мне не придется скрываться. Но будут ли они лучше Преображенских и смогут ли удержать власть?

С приходом ночи сомнения только усилились, но я уже понимал, что альтернативы у меня нет. Добровольно идти на большой риск, или же просто прийти к Преображенским самому — другого не дано. Что же, сыграем в этой партии в роли приманки, но по своим правилам.

Утром меня разбудил Гришка. Сегодня он был хмурый и вытащить с него хоть слово было невозможно. Видно, что волнуется. Пусть так, чем если бы трясся и паниковал. К такому водителю я бы даже в машину не сел.

Серпухов был уже внизу в компании еще одного человека, который поспешно вышел, стоило мне спуститься. Я даже его лицо не успел рассмотреть. Ага, значит, скрываете от меня кого-то. Пусть так, я даже понимаю эту осторожность — если наше дело провалится, и я попаду в руки Преображенских, нам обоим будет лучше, чтобы я знал как можно меньше.

— Выспался? — Серпухов нарочно ляпнул первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь меня от мыслей кто мог быть тем человеком.

— Можно сказать и так, — я поморщился и сел за стол. Взял пустующую чашку чая и наполнил ее горячим и ароматным напитком с самовара.

— Давай, поешь чего-нибудь и собирайтесь. Машина уже готова.

— А нас пропустят вообще на арену?

— В этом не сомневайтесь, в оцеплении стоят мои люди, соответствующий приказ я им уже дал. Единственный, кто может помешать — судья, но в случае чего будь с ним аккуратнее. Нам не нужны невинные жертвы.

— Вообще-то я туда иду разговаривать, — ответил я, бросив на сотника внимательный взгляд. То есть, он понимал, что все может пойти не по плану и закончиться совсем не с тем результатом. Молодчина! Хочет зажечь искру на арене, где полно народу. Как бы это не вылилось в массовые беспорядки. Сможет ли его сотня удержать порядок?

— План помнишь?

Я молча кивнул, не желая повторять еще раз. Что там могло быть сложного? Разве что уйти целым и невредимым. Перехватив на скорую руку, я вышел из дома и направился к машине. Уже по дороге встретился с Ингой. Та покраснела и потупила взгляд.

— Поехали уже! — а вот Сёма нервничал иначе. Он был весь словно на пружинах и дергался, словно ему не терпелось скорее все закончить. А ведь у них роль простая — привезти нас с Ингой на арену, припарковаться поближе к краю и ждать. Эти ребята должны обеспечить нам дорогу в академию, а потом позаботиться о пути для отступления, а в случае, если все пойдет плохо, просто уйти куда подальше — элементарная задача, по крайней мере, не сравнить с моей.

Гришка устроился за рулем, завел мотор и спокойно покатил по дороге. На этот раз мы не виляли, а ехали прямо, поэтому уже через час оказались на арене. Мы с Ингой вышли, попрощались с ребятами и направились в сторону академии.

— Жди меня здесь! — приказал я девушке и направился в сторону больницы.

— Ты куда? — в глазах Игнатьевой промелькнул страх. Я действовал не по плану, и это вынуждало ее нервничать.

Я оставил ее слова без ответа и вошел в больницу. Увидев меня, дружинники Преображенских вскочили, но не стали мне препятствовать. Я им улыбнулся и спокойно прошел мимо. К счастью, это были люди Серпухова. Еще в первый раз я заметил на них доспехи, что свойственно дружинникам. Будь на их месте охрана, наша встреча могла закончиться совсем иначе.

Единственной их задачей было охранять Фролову, точнее, не дать ей покинуть лазарет. И все же один из дружинников напрягся, и я почувствовал, как он использует дар. Визуально ничего не изменилось, поэтому я решил, что он использовал дар прорицателя.

— Миша! — Фролова бросилась ко мне, увидев еще в коридоре. — Вы там совсем совесть потеряли! Я тут уже два дня под арестом целителей и никто не приходит. Что там вообще происходит? Ты не в финале?

— Там многое происходит, — ответил я, бросив взгляд в сторону дружинников. Я взял девушку за руку и затащил в палату. Она высвободилась и возмущенно уставилась на меня, но я приложил палец к губам и продолжил уже немного тише: — В Москве сейчас очень неспокойно. Если вдруг услышишь шум, попытайся выбраться отсюда и уходи.

— Я бы с радостью, — обиженно отозвалась Маша. — Меня просто не выпускают! Еще и не говорят ничего.

— Скорее всего, боятся, что ты встретишься со своим дядей…

— Николаем? Он здесь? И что в этом такого?

— Не могу тебе ничего сказать.

Похоже, Константин решил не посвящать дочь в тайны своего рода.

— Так! Сказал «раз», говори и «два»! — потребовала Маша и нахмурилась.

Сидение здесь взаперти здорово вывело ее из себя,