Во власти мракобесия - Андрей Ветер

– Вечер добрый, Александр Васильевич.

– Кому добрый, а кому так себе. Некоторых уже припекает…

– Не понимаю, о чём вы.

– Садись, – довольно грубо проговорил Коржаков.

Ильюшенко уселся напротив, угрюмо вздыхая. Коржаков долго смотрел на него испытующе и молчал, не начнёт ли его гость сам говорить.

– Что-нибудь случилось, Александр Васильевич? – выдавил наконец из себя исполняющий обязанности генерального прокурора.

– Побеседовать нам с тобой, Алексей Николаевич, надо. Со всей серьёзностью побеседовать. Ты начинаешь меня утомлять.

– В каком смысле?

– Тут один смысл. Ты ведь обещал подумать о заявлении. Было дело?

Илюшенко нахмурился и отвёл глаза.

– Ну, разговаривали мы об этом как-то…

– По-моему, ты, Алексей Николаевич, не совсем понимаешь, во что вляпался. А вляпался ты по самые, как говорится, помидоры. Я тебя предупреждал, что материалов на тебя у нас чересчур много. Давят они на меня непосильно, терпеть нет мочи. С таким багажом никто своего кресла спокойно не покидает. При таких материалах человека выводят из зала суда в наручниках. Неужели ты сам не понимаешь, что по тебе тюремная камера истосковалась? Ты, похоже, решил, что я перед тобой – пацан бестолковый, что я только языком умею мести… Ошибаешься, ой как ты ошибаешься, Алексей Николаевич…

– Но я больше ничего не сделал! – негодующе воскликнул Ильюшенко.

– А прошлого, ты полагаешь, мало? – Коржаков оша-рашенно взглянул на посетителя. – Хе-хе… Ну ты и фрукт. Объясни-ка мне, зачем ты требуешь материалы по дружку твоему Ганычеву? Хочешь, чтобы они с глаз долой?.. Нехорошо, Алексей Николаевич, просто нехорошо… Я надеялся, что ты в отставку подашь, а ты не только не уходишь, но и приятелей своих, это жульё обнаглевшее, пытаешься отмазать… Неожиданное, очень неожиданное направление приняли твои мысли.

– Александр Васильевич, ну зачем раздувать всё это? Кому лучше будет? Шум, склоки, сор из избы… Ведь и без того у простых людей глаза на лоб лезут из-за сплетен про нас всех, а тут ещё громкое дело будет. Кому это нужно? Вам? Право, ни к чему… Поверьте… Можно же решить всё нормально, по-людски…

– Значит, не желаешь заявление писать?

Ильюшенко заёрзал на стуле, упёрся взглядом в пол, голос его зазвучал упрямо.

– Мне президент верит. Я буду работать, пока он мне лично не прикажет уйти.

– Ну и дрянь же ты, Алексей Николаевич. Ты же настоящий вор, и ты даже не скрываешь этого сейчас. «Давайте решим по-людски»! Стало быть, покуда президент тебе верит, ты будешь пользоваться этим доверием, будешь воровать и покрывать других воров. Тебя поставили охранять закон, а ты… Лично мне, Лёша, совершенно не нужно, чтобы ты непременно парился за решёткой. Я не сажать людей должен, а ограждать президента от таких людей, как ты. Мне важно отвадить тебе подобных от власти, иначе от государства ничего не останется…

– Да какое там государство! Всё вокруг давно растащили! Если не взять сейчас что-то себе, то вскоре вообще ничего не останется в стране!

– Аппетитно говоришь… – Коржаков недобро улыбнулся, сощурился, опустил голову и повертел в руках авторучку. – Ладно, похоже, малой кровью тут не обойтись. Видно, ты возомнил себя неприкасаемым. Не хочешь оставить своё кресло добровольно – уйдёшь по-плохому… Прощай. Разговор у нас не получается.

– Александр Васильевич, вы же знаете, что все вокруг…

Ильюшенко набрал в грудь воздуха, приготовившись говорить долго и страстно, но Коржаков предостерегающе вскинул руку и резким жестом показал, чтобы Ильюшенко немедленно покинул кабинет.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. АПРЕЛЬ 1995

– Поздравляю с очередной перетряской! – Вадим Игнатьев налил себе кофе и посмотрел на Трошина. – Тебе тоже кофе?

– Нет, позже. Что там насчёт перетряски?

– Президент подписал указ об органах Федеральной службы безопасности. Отныне ФСК больше не существует, на её место пришла ФСБ. – Игнатьев помахал сложенной газетой и бросил её Сергею. – До чего ж осточертела вся эта чехарда…

После августовского путча 91-го года на Комитет государственной безопасности активно набросился Михаил Горбачёв, выделив Службу внешней разведки в самостоятельное ведомство,[13] а председателем КГБ назначил Бакатина. Но уже через месяц Борис Ельцин, взяв власть в свои руки, избавился от Бакатина, преобразовал КГБ в Агентство федеральной безопасности, затем в январе 1992 года превратил его в Министерство безопасности, а в декабре 1993 года МБ было упразднено и вместо него создана Федеральная служба контрразведки. Казалось, болезненное перекраивание спецслужб закончилось, однако апрель 1995 года показал, что переименовывать и перетряхивать снова и снова можно даже такие сложные структуры, как контрразведка. Самодурство верховной власти не знало границ, самодурство не признавало логики, но следовало нашёптыванию неведомых голосов, старавшихся преодолеть все заслоны и добраться до главного в стране человека, чтобы в угоду своим интересам кромсать и разваливать государство, высасывать его силы и через это набивать свои кошельки.

– Ты не ворчи, – спокойно сказал Трошин. – ФСБ теперь не твоя вотчина.

– Но ведь так и нас начнут месить, как тесто, чтобы печь из нас блинчики и кренделя в угоду всяким чертям! – воскликнул, не сдержавшись, Игнатьев.

– Не начнут, – убеждённо сказал Трошин. – Коржаков никого не допустит на свою территорию.

– Сергей, если можно бесконечно ломать контрразведку, чтобы она не совала свой нос куда не следует, то почему же нельзя перекрыть кислород и нашей службе? При нынешнем-то царе что угодно может случиться… Чёрт, выпить охота. Может, махнём по рюмке коньяка?..

– Что-то у тебя сегодня дёрганый вид.

– Обычный… С женой поцапался поутру. Не обращай внимания… Так тебе налить?

– Ну разве что за компанию. Десять грамм.

* * *

Коржаков стискивал телефонную трубку так, будто хотел сломать её.

– Да чего вы от меня-то хотите?! – с трудом сдерживая рвавшуюся наружу ярость, гаркнул он. – Что? А при чём тут я? И вообще, объясни мне на милость, почему ты так печёшься об этом Гусинском? Ах вот оно что… Нужный для страны человек… – Коржаков угрюмо покачал головой. – Да идите вы к дьяволу с этим человеком!

Александр Васильевич с такой силой опустил трубку, что сидевший напротив него Смеляков решил, что телефонный аппарат разлетится на куски. Это был редкий случай – никто не мог похвастать тем, что видел, как начальник СБП «выходит из себя». Коржаков всегда держал себя в руках.

– Вот ведь пристали! – Александр Васильевич никак не мог успокоиться. – То Батурин, то Лившиц, то Сатаров… Все звонят, прибегают, выпрашивают милостей для этого Гусинского! Всех он прикормил, всё руководство под его дудку пляшет! И так и сяк через ельцинских помощников подходы делает. Уж кто только за него в Семье не хлопочет. Вот Сатаров сейчас звонил, просил не трогать Гусинского, простить, он, дескать, хороший, его просто не так поняли.

Смеляков пожал плечами в ответ.

– Не понимаю, зачем столько шумного беспокойства? Гусинского никто не выгонял из России. Пусть возвращается. Разве ему въезд воспрещён?

– Да он, оказывается, со страху помирает, всюду трубит, что я чуть ли не собственноручно пристрелить его собираюсь.

– Александр Васильевич, насколько я понимаю, Гусинский – очень большая фигура в мире капитала. Этого отрицать нельзя. За ним стоит серьёзная сила. Я думаю, он достаточно побегал по заграницам. Давайте не будем обрубать ему надежду вернуть доброе к себе отношение. Мне кажется, лучше установить с ним оперативный контакт. Он экспрессивен, болтлив, наверняка поведает нам много интересного.

– Болтлив. В этом смысле они с Березовским стоят друг друга.

– С нашей стороны было бы упущением не воспользоваться этим его качеством.

– Завербовать этого проходимца? – засмеялся начальник СБП.

– Завербовать вряд ли удастся, но почему бы не попробовать? Гусинский труслив, но жутко хочет вернуться. Разве это не база для контакта? Давайте я займусь этим вопросом…

– Попытайся. Только мне кажется, что ничего не получится…

Коржаков оказался прав. Переговоры с банкиром через посредников ни к чему не привели. Гусинский категорически отказывался приезжать в Россию. Его страх за собственную жизнь был необъяснимо огромен. Кроме того, он хотел разговаривать только с Коржаковым. Похоже, банкир жаждал, чтобы самый главный человек в СБП лично гарантировал ему безопасность. Но было вполне очевидно, что никакие гарантии всё-таки не могут избавить Гусинского от постоянной тревоги. Есть люди, которые живут хоть и безнаказанными, но не безмятежными. Владимир Александрович Гусинский знал, что за проблемы возникли у него со спецслужбами.

Он принадлежал к той когорте активных деловых людей, которые безудержно рвались по крутой лестнице вверх, мечтая добиться, чтобы пространство для его жизнедеятельности стало безгранично. Он был из новой плеяды дельцов, считавших себя хозяевами страны и говоривших об этом во весь голос.