Тайные тропы (сборник) - Георгий Брянцев

…Никита Родионович шел по городу, уже окутанному сумерками, и старался не потерять из виду Игорька.

Никита Родионович радовался, что увидит наконец того, кто держит в своих руках все нити боевой работы патриотов города.

Игорек задержался на углу улицы, повозился со своими ботинками и тронулся дальше лишь тогда, когда расстояние между ним и Ожогиным значительно сократилось. Никита Родионович сообразил: видимо, цель недалеко.

Вдруг Игорек исчез.

«Куда же он пропал?» – подумал Ожогин, но, не сбавляя шага, пошел дальше.

– Пройдите вперед и вернитесь. Дверь будет открыта, – раздался из дверной щели небольшого, крытого тесом дома голос мальчика.

«Умница! – подумал Никита Родионович. – Прекрасно усвоил конспирацию. Просто молодчина!»

Ожогин прошел до перекрестка, повернул обратно. Впереди виднелась одинокая женская фигура. Но вот исчезла и она. Никита Родионович сделал вид, что поскользнулся, и оглянулся назад – никого. Он открыл дверь и натолкнулся на Игорька.

– Там никого нет? – мальчик показал рукой на улицу.

– Никого.

– Тогда я пошел, – и Игорек шмыгнул за дверь.

Никита Родионович остался один в темном коридоре, не зная, как поступить: закрыть ли дверь или оставить, как она была, открытой.

В это время из дома вышла женщина со свечой в руках:

– Проходите в комнату, я сама закрою.

Дом состоял из двух небольших комнат. Во второй комнате около стола сидел мужчина. При появлении Никиты Родионовича он встал:

– Товарищ Ожогин?

– Так точно.

– Садитесь. Если курите – курите. Я через минутку освобожусь… Давай, Зина, закончим, – обратился он к вошедшей в комнату женщине. – На чем мы остановились?

Только сейчас Никита Родионович заметил на столе портативную пишущую машинку.

Молодая женщина – видимо, жена «Грозного», – с гладко зачесанными назад светлыми волосами, присела к столу, всмотрелась в лист бумаги, заложенный в машинку, и сказала:

– «…каждый, способный держать в руках оружие…»

– Так, пиши дальше, – заметил «Грозный» и начал диктовать текст листовки.

Никита Родионович воздержался от курения и внимательно разглядывал «Грозного».

Вот он каков, руководитель борющихся в подполье советских людей! Откровенно говоря, он ожидал встретить рослого, сильного, широкоплечего человека. «Грозный» же, пожалуй, даже ниже его ростом, со слегка посеребренной головой. Темные продолговатые глаза спокойны и глубоки. Говорит грудным, мягким голосом, не понижая и не повышая его.

Когда окончилось печатание листовки, Зина накрыла машинку чехлом и вышла. «Грозный» зажег спичку, спалил несколько листов копирки, завернул пепел в клочок газеты и положил у лампы.

– Ну, я схожу? – спросила женщина, вернувшись в комнату.

– Сходи, Зина.

Женщина накинула на себя легонькое, совсем не зимнее, серое пальто, повязала голову шалью и, засунув в рукав стопку листовок, удалилась.

«Грозный» привел в порядок стол, убрал чистую бумагу и прикрыл дверь в первую комнату, выходящую окнами на улицу. Потом сел напротив Никиты Родионовича и спросил:

– Как по-вашему, Юргенс умный разведчик?

Начало разговора было необычным.

– Скорее всего, умный, – ответил Ожогин.

– Тогда зачем же вы ведете себя так, будто считаете его идиотом?

Ожогину стало не по себе. Он отвык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне.

– Вы, надеюсь, поясните свои слова?

«Грозный» ответил не сразу. Он как бы ощупывал собеседника глазами. Никита Родионович не выдержал его взгляда и потупился.

– Запомните раз и навсегда, – начал «Грозный», – поведение любого разведчика определяется заданием. Если разведчику сказали: смотри и слушай, он должен делать только это. Если перед ним стоит задача взорвать объект врага, он обязан все силы отдать этой цели и не отвлекаться другими делами. Если разведчику сказали достать «языка», – он должен все свои действия подчинить этой задаче. Ясно?

Никита Родионович кивнул головой. Он уже начал догадываться, к чему сведется разговор. Недаром он все время старался сдерживать Андрея.

– Человек, не понимающий этой простой истины, – продолжал «Грозный», – никогда не сможет быть разведчиком. Он погубит и себя, и людей, и дело, ему порученное. Мы не пошлем разведчика-радиста уничтожать эсэсовцев, ибо он тогда не сможет выполнять свою основную задачу. Мы не поручим Изволину взрывать электростанцию, так как ему определен иной круг обязанностей. Мы не заставим Тризну сидеть на одном месте и быть радистом-подпольщиком – этим занимаются другие товарищи… Зачем вас и Грязнова направили в разведывательный пункт Юргенса?

Ожогий ответил, что их задача заключается в том, чтобы закрепиться у Юргенса, выявить вражескую агентуру, по возможности выведывать замыслы военной разведки, собирать разведывательные данные, интересующие партизан и Большую землю.

– И все? – строго спросил «Грозный».

– Да, все.

– А чем вы занимаетесь?

Никита Родионович промолчал, и «Грозный» продолжал:

– Как вы скрыли от Юргенса, при каких обстоятельствах был ранен Грязнов?

– Объяснили, что это произошло в ночь налета русской авиации. Грязнов попал под пулю патруля, предназначенную для кого-то другого. Ранение оказалось легким. Грязнов уже на следующий день стал ходить.

Но ответ Ожогина не удовлетворил «Грозного»:

– Кто вас просил посылать Грязнова с Тризной на ликвидацию Родэ? Чего ради Грязнов уселся за руль арестантской машины? Хорошо, что пуля угодила ему в руку, а не в голову. Ведь это просто случай. А кто был в машине, Грязнов и Тризна знали? Может быть, там сидели уголовники! Хотя вы и сказали мне, что не считаете Юргенса дураком, но ваши дела опровергают это. Оказывается, он глупец, а вы умники… Недалеко смотрите, товарищ Ожогин, очень недалеко! Время такое, что надо смотреть дальше.

«Грозный» говорил спокойно, ровно, не повышая голоса.

– От имени партии я запрещаю вам вмешиваться в боевую работу. Ясно?

– Да, – ответил Никита Родионович. Он чувствовал всю правоту руководителя подполья.

– Мы знаем вас, товарищ Ожогин, и вашего друга как настоящих коммунистов, выполняющих важное задание, а поэтому не допустим, чтобы вы занимались не тем, чем вам следует заниматься. Ваша роль четко определена; ведите ее, свыкайтесь с ней, не обращайте внимания, что иногда чешутся руки. Хотите помочь советом – пожалуйста; возникнет острая необходимость встретиться с товарищами из подполья – пожалуйста, но будьте осторожны, не забывайте, что вы не в лесу, а в городе.

«Грозный» встал. Ожогин тоже поднялся, считая, что беседа окончена.

– Вы торопитесь? – спросил «Грозный» и взглянул на висевшие на стене «ходики».

Никита Родионович также перевел глаза на часы и сказал, что временем располагает, до занятий еще более часа.

– Если так, то посидите.

«Грозный» прошелся по комнате, открыл дверь во вторую, прислушался, потом закрыл и сел на прежнее место.

– Там дочурка спит, – сказал он и улыбнулся.

– Большая?

– Нет. Самый большой возраст – три года…

Много вопросов можно было задать «Грозному», человеку, посвятившему себя работе, полной опасности и лишений. Хотелось бы узнать, как он живет, в чем нуждается, куда отправилась его жена.

– Вам сколько лет? – спросил вдруг «Грозный».

Ожогин ответил.

– О, да мы с вами ровесники!.. Ну, а теперь давайте побеседуем насчет работы радиостанции Леонида Изволина. Вы считаете, что держать ее там нельзя?

Никита Родионович изложил свою точку зрения. Он по-прежнему считает, что на стационарном положении рация безусловно будет запеленгована и обнаружена. И не спасет даже то обстоятельство, что передачи на ней проводятся редко. У гитлеровцев она, видимо, давно на учете. Еще два-три сеанса, и Леонида накроют.

– Да, вы правы, – заметил «Грозный». – Придется ограничиться только приемом и в эфире не появляться.

– Но у меня возник один вариант… Разрешите?

«Грозный» немного прищурил свои умные, внимательные глаза. Ему нравился Ожогин. Впечатление о нем после знакомства совпало с представлением, которое сложилось у него со слов Изволина. Такие люди могут идти уверенно к цели и добиваться ее. Такой человек может быть разведчиком. А ошибки бывают у всех.

– Я вас слушаю, – произнес «Грозный».

Никита Родионович высказал свою мысль.

Под домом Юргенса сделан подкоп. Ожогину прекрасно известно расположение комнат. Там есть несколько нежилых. Подкоп надо усовершенствовать с таким расчетом, чтобы радиостанцию водворить под одну из нежилых комнат, а Леонида определить на жительство в пекарню под видом рабочего. Под домом Юргенса на рации можно работать более спокойно. В случае запеленгирования нити приведут к дому Юргенса, и этим все дело окончится, так как те, кто занимается пеленгацией, безусловно, осведомлены, что у Юргенса есть радиоцентр и несколько тренировочных станций. А аппарат Юргенса рацию не сможет обнаружить, поскольку не располагает средствами пеленгации.