Оркестр меньшинств - Чигози Обиома

class="p1">– Я приехала не спорить, а поговорить спокойно, Нонсо.

Опасаясь, что ее слова потребуют от него длительной сосредоточенности, он сказал, что сначала должен покормить птицу. Он поспешил во двор, ему хотелось как можно скорее вернуться к ней. Он открыл сделанную из дерева и сетки дверь клетки. Куры повалили наружу, издавая воодушевленное кудахтанье. Они на всех парах, исполненные лучших ожиданий, бросились к гуаве, где он расстелил мешки, хотя корм еще не насыпал. Когда они начали клевать, он пошел в дом и вставил клин между дверью и косяком, так чтобы закрытой осталась только москитная сетка. Он зачерпнул еще одну большую, последнюю чашку с пшенкой и завязал почти пустой мешок, который держал в одном из кухонных шкафов, чтобы птицы не склевали остатки пшенки. Затем вернулся во двор и высыпал корм на мешки у ствола дерева, стая голодных птиц тут же набросилась на еду.

Когда он вернулся в гостиную, Ндали сидела и разглядывала камеру, которую привезла из страны Белого Человека, она называла ее «поляроидная камера». Ее сумочка все еще была у нее под боком, а туфли, которые она называла просто «каблуки», оставались на ней, словно она собиралась вскоре уходить. Эгбуну, если о состоянии разума человека часто можно судить по выражению его лица, то теперь по дочерям великих матерей трудно судить, что у них в голове. Это потому, что они украшают себя не так, как матери. Они теперь избегают ули, хитроумных косичек, ношения бус и раковин каури. И теперь женщина вольна сама себе покрыть лицо самыми разными красками с помощью одной кисточки, а если какая в горе-несчастье, то она может нанести на лицо столько краски, что даже и счастливой покажется. Вот такой Ндали и выглядела в тот день.

– Так скажи мне, – сразу же начала она, когда мой хозяин сел. – Ты хочешь познакомиться с моей семьей?

Он обосновался на самом просевшем из диванов, так что его тело опустилось низко и он едва видел всю ее целиком, хотя и сидел прямо перед ней.

Чувствуя злость в ее голосе, он сказал:

– Так оно, если мы хотим пожениться…

– Значит, ты хочешь жениться на мне, Нонсо?

– Так оно, мамочка.

Она закрыла глаза, когда говорила, а теперь открыла, и ему показалось, что они покраснели. Она изменила свое положение на диване так, что ее ноги чуть не упирались в его.

– Ты и вправду этого хочешь?

Он посмотрел на нее снизу вверх:

– Так оно.

– Тогда ты познакомишься с моей семьей. Если ты говоришь, что хочешь жениться на мне.

Эгбуну, она сказала это так, словно произносить эти слова ей было больно. И тут стало ясно, для этого и ясновидца не требовалось, что на сердце у нее лежит какая-то тяжесть, спрятана в темном уголке ее разума и она не будет ее раскрывать. Мой хозяин тоже увидел это, а потому перетащил ее на свой большой диван, усадил рядом и спросил, почему она не хочет, чтобы он познакомился с ее родней. Вместо ответа она отстранилась от него и отвернулась. И тут он понял, что она боится. Он понял это, хотя она и отвернулась, и он видел только ее большие, свисавшие чуть не до плеч сережки в виде колец, в которые вполне могли войти два его пальца. Потому что страх – одна из эмоций, которая выражает первобытную наготу лица человека, и каждый раз, когда страх являет себя, любой смотрящий узнает его, как бы ни было разукрашено лицо.

– Почему это тебя печалит, мамочка?

– Меня это не печалит, – сказала она, когда он еще даже не договорил.

– Тогда почему ты боишься?

– Потому что ничего хорошего из этого не получится.

– Почему? Почему я не могу познакомиться с семьей моей подружки?

Она посмотрела на него немигающим твердым взглядом в ответ на его такой же твердый взгляд:

– Ты познакомишься с ними, я тебе обещаю. Но я знаю моих родителей. И моего брата. Я их знаю. – Она опять покачала головой: – Они гордые люди. Ничего хорошего из этого не получится. Но ты с ними познакомишься.

Он молчал, ошеломленный услышанным. Ему хотелось узнать больше, но он был не из тех, кто задает слишком много вопросов.

– Когда я вернусь домой, я скажу им про тебя. – Она нервно постукивала ногой по полу. – Сегодня вечером, я скажу им про тебя сегодня вечером. А потом посмотрим, когда я смогу тебя пригласить.

Сказав это, она словно огромную тяжесть сбросила с плеч и теперь прижалась к нему, глубоко вздохнула. Но ее слова застряли в его сознании. Потому что те слова, которые она произнесла – «Ничего хорошего из этого не получится», «Значит, ты хочешь жениться на мне?», «Ты познакомишься с ними, я тебе обещаю», «А потом посмотрим, когда я смогу тебя пригласить», – нелегко выбросить из головы. В них нужно разбираться медленно, по одному. Он переваривал их, когда услышал со двора отчетливый звук, напугавший его.

Он вскочил на ноги и в одно мгновение оказался на кухне, взял рогатку с подоконника и открыл москитную дверь. Но было слишком поздно. Когда он выскочил во двор, ястреб уже оседлал восходящий поток, он бешено хлопал крыльями в устремляющихся вверх струях воздуха, а в когтях держал одного из желто-белых цыплят. Поднимаясь, он задел крыльями веревку с бельем, та завибрировала, и два стираных предмета одежды упали на землю. Мой хозяин выстрелил в птицу из рогатки, но камень пролетел мимо. Он вставил другой камень, но понял, что все это бесполезно. Ястреб поймал слишком высокий поток и начал набирать скорость, глаза его уже не смотрели вниз, а были устремлены вперед, в бесцветную бесконечность неба.

Чукву, ястреб – опасная птица, она такой же убийца, как леопард. Ястреб не желает ничего другого, кроме мяса, и всю жизнь проводит в охоте. Он – несказанная тайна среди птиц небесных. Он – парящее божество с быстрыми крыльями и безжалостными когтями. Великие отцы изучали ястреба и коршуна, его брата, они сочинили притчи, объясняющие его природу, одна из таких притч передает то, что случилось с курами моего хозяина: перед каждой атакой ястреб говорит курице: «Держи цыплят поближе к груди, потому что мои когти пропитаны кровью».

Мой хозяин, исполненный ярости, провожал глазами улетающего ястреба, когда Ндали открыла москитную дверь и вышла во двор.

– Что случилось? Почему ты вдруг выбежал?

– Ястреб, – сказал он, не глядя на нее.

Он указал вдаль, но солнце заставило его прищуриться. Он поднял руку, закрывая глаза от солнца и