Только с тобой - Даниэла Стил

Гроб был обтянут белым атласом. Таким белым по сравнению с черной землей! Он должен был стать последним прибежищем Кевина, его домом и крепостью, и Конни страшила мысль, что ее сын останется под землей совсем один на ночь, а потом еще на одну и еще на одну… Она едва слышала слова священника, раскачиваясь на краю могилы, словно завороженная…

Мэрилин провожала друзей до ресторана. Поминки устраивали в заведении Майка, где все было украшено цветами, словно это был праздник. Только это был не праздник. Это было прощание с Кевином О’Хара.

Конни почти не помнила, как все прошло. Она с трудом различала лица. Самым отчетливым образом были большие фотографии Кевина, которые всюду расставила Мэрилин. На некоторых он улыбался, где-то грустил или просто был серьезен. О чем говорили, что ели и пили, Конни не помнила вовсе.

Потом они оказались дома. Шон и Майк сидели в кабинете на стульях и молчали. У них был потерянный вид, как у жертв какой-нибудь чудовищной катастрофы. Друзья Шона, остальные члены «Большой пятерки», остались после поминок, поднялись в комнату Шона и закрылись там. Их родители – Конни и Майк, Мэрилин и Джек, Джуди и Адам – остались в гостиной, не зная, что говорить. Да и что тут скажешь? «Нам очень жаль»? «Бедняжка Кевин! Мы понимаем, как вам сейчас трудно»? Все это были просто слова, набор звуков, не более того. Разве можно понять, как чувствует себя человек, только что похоронивший взрослого сына? Сына, которого он растил столько лет, видел, как он меняется и становится личностью, выбирает свой путь и вдруг – внезапно! – делает шаг в пропасть!

Конни растерянно смотрела на фотографии и порой поднимала голову, словно ожидая, что на втором этаже хлопнет дверь и ее сын, живой и невредимый, спустится по лестнице.

Увы, этому больше не бывать. Спальня Кевина навеки потеряла хозяина. Вещи, еще хранившие его запах, погибнут в шкафах и чемоданах, задохнутся от пыли, истлеют на плечиках. Конни знала, что не найдет в себе сил отдать одежду сына в приют или приходскую школу. Она смотрела на мужа и видела, как резко постарело его лицо, как он осунулся, каким измученным выглядит.

– Вам обоим надо отдохнуть, – негромко сказала Мэрилин. Конни не спала с того самого момента, как узнала трагическую новость. – И поесть. – Люди Джека оставили в холодильнике еду с поминального обеда, чтобы несчастные родители погибшего могли перекусить.

Конни послушно кивнула, хотя с трудом могла представить, что съест хотя бы крошку. Она осунулась и явно сбросила пару килограммов за какие-то сутки, потому что одежда висела на ней мешком.

Мэрилин и Джек уехали только вечером. Джуди и Адам попрощались чуть раньше. Только «Большая пятерка» не собиралась расходиться. Ребята поиграли в приставку, чтобы отвлечь Шона от тяжелых мыслей, затем Билли достал из рюкзака плоскую фляжку и открутил крышку. Запахло бурбоном, который он отлил из большой бутылки, стоявшей в баре у отца. Гэбби и Иззи сделали по крохотному глотку, мальчишки отхлебывали несколько раз, передавая фляжку по кругу, пока бурбон не закончился.

– Вряд ли это притупит боль, – заметила Изабелла, устами которой всегда говорил здравый смысл. – Скорее обострит.

Билли пожал плечами, а Шон завалился на кровать. Он ни слова не вымолвил последнюю пару часов. Его утомили слова утешения, которые произносили весь день его родственники. Это были всего лишь слова. Даже его друзья, оставшиеся поддержать… откуда им было знать, каково это – потерять родного брата? В одночасье Шон из младшего ребенка превратился в единственного сына. Это было нелепо, глупо, но так случилось, и он был не в силах что-либо изменить.

– Хочешь переночевать у меня? – предложил Билли. Он видел, что под маской отчуждения, которую надел его друг, таится маленький испуганный мальчик, потерявший почву под ногами.

– Я лучше останусь дома. – Шон устало вздохнул. – Мама с папой… я волнуюсь за них, – как бы между прочим сказал он. Алкоголь оказал на него странное притупляющее действие. Он почти не чувствовал тоски. Его телом и разумом владела просто усталость. Чудовищная, безмерная усталость. После мучительных приступов боли, рвавшейся наружу целый день, он вдруг словно потерял чувствительность, и это было почти хорошо.

Энди ушел первым, поскольку родители ждали его к ужину. За ним потянулись Гэбби и Билли. Осталась только Изабелла.

– Все пройдет, милый, – утешительно сказала она, присаживаясь рядом с другом на краешек постели. – Наверное, тебе очень плохо. У меня никогда не было братьев и сестер, поэтому мне трудно судить. Но все равно это пройдет. Ведь все проходит.

Это было ужасно. Шон зажмурил глаза, несколько мгновений почти ненавидя свою верную подругу. Сердце снова сжалось, призывая назад боль. А затем эмоции вновь отступили, словно откатывающаяся волна.

– Однажды я сумею найти средство. Я остановлю это, – твердо пообещал он.

Изабелла прилегла рядом, и какое-то время они просто молчали, разглядывая потолок. Шон думал о том, что из всей их группы она всегда была его лучшим другом.

– И как ты это сделаешь? – спросила Иззи вполне серьезно, словно они вновь превратились в пятилетних малышей и она спрашивала, налить ли Шону чай, поднося к пластмассовой чашке пластмассовый чайник. Это был такой же нелепый, чудной вопрос, как если бы она спросила Шона, как подводная лодка плавает без плавников или как именно ползет туман. Но это был самый серьезный вопрос на свете, и они оба это понимали.

– Я буду работать в ФБР. После колледжа, – ответил Шон. – Чтобы ловить преступников. И однажды я поймаю тех, кто убил моего брата.

Они помолчали, стараясь не думать о том, что Кевин был далеко не случайной жертвой. Это было совершенно не важно, потому что Кевин был мертв.

– Ты с самого детства хотел служить в полиции, – с улыбкой заметила Иззи.

– Да, хотел. И буду служить.

Шон говорил тоном, не допускавшим возражений, и Изабелла поняла, что он верит в то, что говорит.

– За несколько лет все может измениться. Ты можешь и передумать. На свете много профессий, и служба в ФБР далеко не предел мечтаний, – резонно заметила она.

– Смотря для кого. Я всегда хотел служить закону, – упрямо возразил Шон. – Просто раньше у меня на это было маловато причин. А теперь есть одна, но очень веская. – Он повернулся на бок, опершись на локоть, посмотрел на Изабеллу. На секунду задался вопросом: каково было бы поцеловать ее? – но мысль быстро испарилась, потому что Иззи была его другом.

– Мне будет не хватать тебя, – призналась она.

Шон кивнул:

– И мне тебя…

У Шона стал совсем далекий голос. Он потерял брата, а теперь был вынужден уехать из родного дома, прочь от любимых родителей и друзей.

– Жаль, что ты не выбрал Лос-Анджелес, – сказала Иззи со вздохом.

– Мы будем видеться по праздникам и на каникулах, – откликнулся Шон, и это не было обещание. Просто слова утешения, такие же пустые, как те, что он слышал весь день от родных и соседей. – Пошли, я отвезу тебя домой.

В машине они почти не разговаривали. Изабелла думала о том, что было бы, если бы в этот день хоронили кого-то из «Большой пятерки». А ведь жизнь непредсказуема. Служба в ФБР – опасная и трудная работа. Шон был готов рисковать жизнью, и от этого ей было не по себе.

Он высадил ее у дома, и Иззи пообещала проведать его на следующий день.

Шон вернулся к себе. Дом казался пустым и безжизненным. Дверь в комнату родителей была плотно закрыта, в окнах не горел свет. Когда Шон проходил мимо спальни Кевина, он на секунду остановился и потянулся к дверной ручке. Он хотел войти, но не смог.

Оказавшись в своей комнате, он рухнул на постель и разрыдался.

Изабелла и остальные приезжали к Шону каждый день. Билли всегда приносил фляжку, которую неизменно пополнял алкоголем. Теперь он наливал из бара матери, которая была слишком занята малышами, чтобы заметить пропажу. Крикливые младенцы все еще раздражали Билли, но как только одна из девочек начала улыбаться, он был вынужден признать, что его сводные сестрички довольно милы. Он даже пару раз брал их на руки, и не случилось ничего страшного. Брайан так и вовсе носился с ними как с писаной торбой и был по уши влюблен. Он менял крохам подгузники, купал их, качал в люльках. Билли вся эта возня бесила, хотя Гэбби и твердила день за днем, что «обожает этих чудесных малюток». Слава Богу, Габриэла принимала противозачаточные, поскольку Билли начал всерьез опасаться, что его подруга хочет ребенка. Лично он не собирался обзаводиться потомством в ближайшие десять – пятнадцать лет.

Как-то раз Билли не удалось украсть выпивку из родительского бара, и тогда он уговорил одного бездомного купить ему две упаковки пива. Весь июнь Билли и Шон пили по вечерам. Сначала поводом была гибель Кевина, которого они поминали при каждом глотке, но позже выпивка стала способом скоротать вечер. Летние дни тянулись бесконечно долго, несмотря на то что некоторые нашли подработку на каникулы. Шон помогал отцу, Иззи работала в летнем лагере для школьников, Гэбби бездельничала, Билли и вовсе не знал, куда себя деть. Джек и Мэрилин позволили ему отдыхать последнее лето перед колледжем, решив, что парень еще успеет в жизни поработать. Однако Билли не лучшим образом пользовался этой свободой. Энди подрабатывал по утрам в лаборатории, а днем присоединялся к друзьям. На работу его устроила мать, но никаких серьезных опытов и заданий ему не давали. Конечно, сотрудники восхищались его школьными успехами и поступлением в Гарвард, однако ничего стоящего не доверяли. Энди начинало раздражать, что в его обязанности входят уборка мусора и стерилизация лаборатории, и он все чаще жаловался друзьям на свою «работу». Порой он тоже делал глоток-другой виски, хотя никогда не выходил за рамки.