За любовь не судят - Григорий Терещенко

— Всю жизнь будем думать, директор, — деланно поклонился Сажа.

Парни потоптались нерешительно и двинулись к выходу.

«Неужели не возьмутся за ум? — размышлял Григоренко. — Пожалуй, надо бы передать их в милицию. Следователь, конечно, выяснил бы вину каждого из них. Но нет, все-таки не стоит — сегодняшний разговор, хотя он и не совсем удался, должен пойти им на пользу...»

Глава седьмая

1

Марка Сидоровича Соловушкина встречали на вокзале Григоренко и Комашко. Такой порядок существовал издавна — представителей главка руководители комбината всегда встречали на вокзале.

Подошел поезд. Соловушкина, когда он появился в дверях, сначала не узнали. За плечом рюкзак, в руках спиннинг. Турист — да и только! Рюкзак Соловушкин тут же снял и передал Комашко, спиннинг — Григоренко.

Сергею Сергеевичу показалось, что начальство чем-то недовольно. Они уже встречались несколько раз, и манеру Соловушкина держаться с подчиненными Григоренко знал. Перед началом делового разговора он обычно рассказывал что-нибудь интересное о событиях в столице и только потом начинал «снимать стружку». Сейчас же только кивнул и сухо приказал:

— Везите на дачу.

Когда Соловушкин опередил их немного, Григоренко сказал Комашко:

— Но там же теперь профилакторий для рабочих. Где мы его поместим?

— Файбисович уехал туда с утра. Что-нибудь уже сообразил. В крайнем случае — палатку разобьем.

На базе отдыха, возле домика, были насажены цветы, посыпаны песком дорожки. Рабочие охотно здесь отдыхали. Возле берега стоял старый баркас, неизвестно когда приобретенный. Лодками еще не обзавелись.

Соловушкин оглядел берег, на лице появилась кислая улыбка. Обратился к Комашко:

— Вы же говорили, что поставите еще два домика. Что-то не вижу.

— Поставим. Сейчас горячая пора, руки не доходят,— сказал Григоренко и тут же пожалел. Вопрос был обращен к Комашко, следовало бы ему и отвечать.

— Ну, поезжайте, а я отдохну с дороги. Да, пришлите мне все необходимое.

Григоренко и Комашко, попрощавшись, ушли.

— Случаем, не знаете, на сколько он приехал? — спросил Григоренко главного инженера.

— Нет, не знаю. Говорил по телефону, что на недельку.

На следующий день, после обеда, Соловушкин зашел в кабинет директора. Был он в хорошем настроении и еще с порога похвастался:

— Трех судаков поймал. Вот такущих! — и широко развел руки.

— Поздравляю. А я все никак не выберусь. Да и рыбак из меня никудышный.

— На Днепре жить и не рыбачить? Это просто смешно.

Закурив папиросу, Соловушкин сел на диван. Лицо сразу приняло строгое выражение.

— Но я приехал не судаков ловить.

— Я так и подумал, — улыбнулся слегка Григоренко.

Соловушкин посмотрел на него еще строже, мол, нечего разговаривать со мной в таком тоне, если не знаешь, зачем я прибыл.

— Мы тебе помогли. План третьего квартала уменьшили, да и четвертый тоже будет ниже, чем планировалось. Фонд зарплаты подкинули. Теперь необходимо держаться на этом уровне.

— Хорошо. Будем держаться. Думаю, что план будет выполняться. Вот план четвертого квартала напрасно уменьшили. Дробилку ЩКД-8 пустим, дело веселее пойдет...

— Ты не торопись. Дробилка еще не стоит на месте. Разве не так?

— Нет еще. Но отгружена.

— Отгружена... Установить такую махину не так просто... Но об этом потом. Теперь объясни другое: почему без нашего разрешения, без утвержденных нами чертежей и титулов мойку стал строить? Как расценивать такое самоуправство?

— Мы это делаем за счет себестоимости продукции... Согласно «Положению о соцпредприятии», я сам имею право решать...

— Запомни, Григоренко, существует главк... Мы, по-твоему, для чего там в центре сидим? Чтобы напрасно зарплату получать или как? Кто, в конце концов, перед правительством за все отвечает? Ты или мы? Так что не зарывайся!..

— Значит, вы приехали, чтобы меня на место поставить?!

— Возможно, что и так. Жалуются на тебя, Григоренко. Понимаешь — жалуются! На хорошего руководителя не пишут анонимок. Прораба снял. Опытного человека вытурил с должности, а на его место мальчишку — бывшего уголовника поставил. Так?

— Простите, но вы ошибаетесь. «Опытный» прораб, о котором вы говорите, загнал строительство в тупик. Но я его вовсе не выгонял — он сам заявление подал.

— Не рассказывай мне сказок...

— Потом, — продолжал Григоренко, — на его место поставил хорошего производственника, Белошапку. Кстати сказать — у него диплом есть. Комсомолец. Дело знает. И не так уж он молод. Двадцать пятый год пошел.

— Бригаду бурильщиков разогнал...

— Не разогнал, а из двух бригад скомплектовал одну. Тоже для пользы дела. Правда, кое-кто ушел из бригады. Бывший бригадир Лисяк, например, стал подрывником, кое-кто совсем уволился... Но теперь бурильщики работают значительно лучше!

— Все-таки хочу предупредить тебя: смотри не зарывайся и помни — у тебя два глаза, а за тобой следят семьсот. Им виднее.

2

Остап Белошапка нашел мастера Бегму в деревянной будке-конторке. Поздоровались. Остап спросил:

— Что вам нужно на завтра? Ведь мы договорились, что будете сами заказывать.

Бегма недовольно пробурчал:

— Договориться-то договорились, да я, вишь, запамятовал... Ну, значит, бетона кубов пятьдесят надо. Пару самосвалов, одну бортовую машину...

— Все?

— Все.

— Поливочная машина нужна?

— Да.

— Доски?

— Нет. Обойдусь теми, что есть.

— Теперь, товарищ Бегма, послушайте, что я вам скажу: до сих пор ваши рабочие не имеют нарядов. Я же вас просил...

— Да на кой черт нужны эти наряды? В конце месяца выпишу.

— Так больше не будет. Этого требует директор. Я — тоже.

— Ты? Ты тоже требуешь? Так ты прежде-то вспоминай, что тебя временно поставили. Временно! Так что требовать тебе рановато. Когда я прорабом работал, ты еще в пеленках был...

— Сейчас не в этом дело. Кто и когда в пеленках был, никакого отношения к нарядам не имеет.

— Да послушай ты: наряды для нас, строителей, — могила.

— Это почему? По-моему, наряд дисциплинирует и рабочего, и нас с вами.

— Строим хозяйственным способом. Обеспечение паршивое. А простои рабочих будем актировать? Или как?

— Никакие акты не нужны. Но и простои не нужны. Вот так. Больше об этом разговоров не будет. Выполняйте, как требуется.

«Недоволен Бегма, — подумал Белошапка. — Грамотный, кадровый строитель и такое несет. Вот и попробуй держаться тут на трех китах, как советует Григоренко: нарядах, механизации и обеспечении строек. Попробуй, продержись. Один Самохвал чего стоит! Выслушает распоряжение и все сделает наоборот. Нет, дальше так не пойдет. Все смотрят на меня как на временного прораба. Завтра же скажу Григоренко, пусть кого-нибудь другого подберет на постоянную должность. Работать прорабом временно никак нельзя».

Не прошел Белошапка и двадцати шагов, как его догнала нормировщица и передала приказание инженера быстро идти на кладку бетона.

Остап пожал плечами. Он совсем недавно был там: просил Самохвала следить за бетонированием...

Комашко уперся взглядом в серую плоскость бетона и Белошапку будто не замечал. Постояли какое-то время молча, потом Остап спросил:

— Звали?

Комашко даже не взглянул в его сторону. Только вынул руки из карманов и надвинул на лоб белую шляпу.

— Ты кто будешь? — спросил строгим голосом.

— Да вот, выполняю обязанности прораба. Вы разве приказы директора не читаете?

Только теперь поднял глаза Комашко, снизу вверх посмотрел на наглеца, который осмелился при всех задать ему такой вопрос. Однако главный инженер смолчал. Кивнул головой на бетон и как хлыстом ударил:

— За брак будете отвечать персонально вы.

Белошапка посмотрел на залитый бетон и ужаснулся.

На поверхности образовались «блюдца». Вибраторщики не выдержали нормы, не загладили бетон. Вот и результат.

— Где Самохвал? — спросил Белошапка.

Никто ему не ответил.

Остап припомнил, как в техникуме преподаватель говорил, что бетон словно вино — от старости молодеет. Но в первые дни за ним нужно тщательно следить, оберегать от солнца, вволю давать воды. Через семь дней по нему может ездить грузовая машина. Однако прочность он набирает не скоро.

Бетон — сложный материал. Он боится солнца, не любит мороза, но спорит с всесильным временем: с годами становится прочнее. Бетон подобен живому существу. Как только стал жить — пои его водой, береги от солнца, и будет он дышать, с каждым часом, с каждым днем набирать силу, прочность.

Но если водой не поливать, не упрятать от зноя или холода, бетон не обретет своего удивительного свойства и постепенно начнет разрушаться.