Тело черное, белое, красное - Наталия Вико

Ирину удивляло поведение мужчин, волей судьбы оказавшихся ее сокамерниками. Многие из них испытывали неловкость и смущение друг перед другом, особенно перед женщинами, за происходящее. Они были похожи на хозяев, которые пригласили гостей, но перед самым их приходом вдруг разом лишились приготовленных угощений, посуды, чистой одежды, да, собственно, и самого дома, и потому – растеряны и огорчены, но стараются всеми силами не показать вида, как и положено настоящим хозяевам.

Утром задержанным полагался "кофе" – еле окрашенная в коричневатый цвет тепловатая вода, и, возможно потому, что вода эта часто была не окрашена вовсе, "кофе" вскоре переименовали в кипяток. На обед и ужин – суп, которым называлась серая, слегка подсоленная водичка, наваренная на небольшом количестве картофелин, настолько плохо промытых, что в проржавевших мисках на дне оставался слой земли. Ирина, несмотря на причитания сердобольной Дарьи, предпочла не есть вовсе, нежели питаться тем, что им приносили. Пила только воду…

* * *

Лежа на набитом соломенной трухой грязном матраце, она прислушалась к себе и поняла – чувство голода, мучившее уже несколько дней, ушло, в голове появилась удивительная ясность, все чувства обострились, и она с удивлением обнаружила, что даже серый цвет в полумраке подвала имеет оттенки не менее ясные и яркие, чем живые цвета. Это открытие поразило ее, всегда считавшую, что серый цвет – это и не цвет вовсе, а всего лишь случайное смешение черного и белого…

Загремел засов, тяжелая дубовая дверь со скрипом открылась и в подвал вошел высокий, похожий на чахоточного, солдат с винтовкой в руке, внимательно оглядевший задержанных.

– Эй, ты! – ткнул он пальцем в сторону Ирины. – Ну что, очухалась? Давай на виход! – Прохрипел он со странным акцентом, медленно, как будто по слогам, проговаривая слова.

Ирина резко поднялась и тут же, покачнувшись, ухватилась за стену.

– Ну, бистро, бистро! – Солдат строго кашлянул. – На виход, говорю! Руки! Руки за спину!

– Иди, голубушка… Иди… Храни тебя Господь! – проговорила Дарья и торопливо перекрестила ее вслед.

Ирина шла по длинному каменному коридору, почти беззвучно шепча: "Явися мне милосерд, святый Ангеле Господень, хранитель мой, и не отлучайся от мене…"

Кабинет дознавателя находился в самом конце коридора. Караульный постучал в дверь.

– Заводи! – послышался изнутри глухой, хрипловатый голос.

Ирина прошла внутрь. За массивным деревянным столом, освещенным настольной лампой, сидел мужчина, сосредоточенно изучающий какую-то бумагу. Его лицо оставалось в тени. Ирина огляделась. Книжный шкаф, придвинутый торцом к стене, разгораживал помещение на две части, за ним виднелась металлическая кровать, застеленная шелковым покрывалом с китайскими драконами и цветами. Это домашнее, уютное розовое покрывало, такое нелепое здесь, показалось ей знаком из прошлой жизни, тоненькой ниточкой, уцепившись за которую ей непременно удастся выбраться из нынешнего кошмара. Она почувствовала себя уверенней. Главное – вырваться отсюда. Об остальном она будет думать после.

– Проходите, гражданка. Садитесь! – Не поднимая головы, приказал дознаватель.

Ирина подошла ближе и опустилась на стул, который, внезапно качнувшись, опрокинулся набок.

– Ох… не могу… – Захохотал мужчина. – Это у нас специальный стул… ну, со сломанной ножкой… каждый раз так веселюсь, силы моей нету!

Неожиданно для себя оказавшаяся на полу Ирина, поспешно поднялась, потирая ушибленный локоть. Она стояла и молча смотрела на него. "Это не унизило меня. Это унизило его. Меня ничто не может унизить. Я просто должна отсюда выбраться", – думала она, закусив дрожащие губы и крепко сцепив пальцы рук, чтобы не влепить пощечину гогочущему негодяю.

– Ну-ка, ну-ка… – Дознаватель поднялся из-за стола и, обойдя его, подошел к Ирине. – Фу-ты ну-ты! Кажись, видал я эти злые глазки… Ну! Да и впрямь… личико мне это знакомое! Ну-ка, ну-ка, покажись, сука! – Он приподнял настольную лампу, направив ее прямо в лицо Ирине. Свет больно ударил по глазам, привыкшим к полумраку.

Она тоже узнала его. Непропорционально маленькая голова на крупном теле, пухлые похотливые губы, раздвоенный взгляд колючих глаз. Только теперь он в кожаной куртке и начищенных хромовых сапогах. Они уже встречались однажды. В подъезде ее дома. Кажется, тогда косоглазый обещал добраться до ее тела… Как же его зовут? Впрочем, какое это имеет значение? От этого только хуже. Ей захотелось плакать. Просто опуститься на пол и завыть, по-бабьи, – от безысходности и тоски по любимому мужу, убитому прямо на ее глазах, по себе, которую конечно же теперь в лучшем случае тоже убьют, по своему прошлому и уже не своему будущему…

– Мадам… Какая встреча! Узнала? Ну? – Дознаватель, приблизившись почти вплотную, обдал несвежим дыханием и, крепко схватив ее руку, прижал к своему животу, медленно опуская ниже. – Местечко-то это помнишь, ну? По нему, мадам, бить нехорошо! К тому ж лежащего. Его теперь тебе жалеть придется! Ну, что молчишь? Скажи. Осчастливь! Сука! – Ирина с отвращением выдернула руку. Дознаватель поспешно отошел на шаг, нащупывая кобуру револьвера. – Снова драться будешь? Или попросишь чего, ну? Лучше попроси… меня… по-хорошему. А то коли не я, так солдаты из охраны, которые прямо с фронта, ну… Два года к женскому телу не прикасались. От рукоблудия, слышь, у них мозоли на руках, – засмеялся он собственной шутке и, присев на край стола, достал папиросу из серебряного портсигара и закурил, продолжая разглядывать Ирину. – А вооще… Грязная ты какая! Ну, прям шлюха подзаборная. На кой хрен ты мне такая нужна? Глянь в зеркало на себя, ну! – он показал указательным пальцем ей за спину.

Ирина невольно обернулась. На стене за ее спиной висело огромное заляпанное зеркало в резной позолоченной раме. В нем отразилась незнакомая женщина – грязные, перепутанные волосы, лицо, перепачканное то ли сажей, то ли паровозной гарью, ссадина на лбу, потрескавшиеся губы. Только глаза показались знакомыми, хотя и были похожи на глаза затравленного маленького зверька, которого вот-вот пристрелит стоящий рядом охотник.

– Ну, что порешила? Со мной или с солдатами? Коли сумеешь угодить, может, и отпущу. Ну, потом… – Дознаватель затушил папиросу в стакане. – Ну, так что порешила?

"Мой центр отступает. Мой правый фланг отходит. Положение превосходное. Буду атаковать!" – словно откуда-то издалека донесся голос мужа. Ирина, надменно подняв голову, медленно повернулась.

– Что скажу? Осчастливлю я тебя, если слово дашь, что отпустишь. – Косоглазый, недоверчиво глядя на нее, слегка кивнул. Ирина продолжила. – Значит, так. Для начала мне нужно принять ванну, переодеться и поесть. – Ей стало весело от собственной наглости. – Моюсь я, естественно, с мылом. Кушать предпочитаю что-нибудь легкое. Водку не пью. Место подбери, не здесь же… – Она повела плечом. – Да, чуть не забыла. Одежду я ношу простую, но изысканную. Найти сможешь что-нибудь приличное?

Дознаватель молчал, поигрывая застежкой кобуры. На его лице не было никакого выражения. "Наверное, так смотрят бараны", – подумала Ирина.

– Караульный! – крикнул он в сторону двери, из-за которой через мгновение появилась голова солдата.

– Нужно чего, гражданин начальник?

Дознаватель поморщился:

– Сколько разов повторять тебе – не гражданин, а товарищ. Мы теперича, ну, кто против эксплуататоров за победу мировой революции борется, – все товарищи. Понял? Уводи дамочку, – скомандовал он, еще раз окинув Ирину недобрым изучающим взглядом.

Ирина повернулась к двери. Отражение в зеркале посмотрело на нее с нескрываемым интересом. Ей показалось, что сейчас сзади может прозвучать выстрел. Прямо держа спину, она медленно направилась к выходу из кабинета. Выстрела не последовало. Значит, все еще впереди. "Положение превосходное. Буду атаковать…" – прошептали ее пересохшие губы.

– Эй, караульный, гляди там у меня, по дороге не балуй! – раздался сзади голос дознавателя. – Сегодня я подозреваемую снова допрашивать буду…

* * *

Вечером за ней пришли двое солдат. Один – уже знакомый, чахоточный, со странным акцентом, другой, в длинной не по росту шинели, в полумраке подвала показался немного растерянным, очевидно, был новеньким. По темному коридору ее вывели во двор, затем через калитку на улицу. Ирина жадно, с наслаждением вдохнула пьяняще свежий, полный неведомых раньше запахов, морозный воздух.

Смеркалось. Кружил легкий снег. Долетая до земли, он таял и, смешиваясь с грязью, толстым слоем покрывавшей деревянный настил для прохожих, проложенный вдоль улочки, навевал тоскливые мысли, что так теперь будет всегда – слякоть, мерзость, лужи, по краям прихваченные морозцем, в которых, как в зеркалах, разбросанных чьей-то нерадивой рукой, отражалось серое небо безысходности.