Любопытная - Жозефен Пеладан

– Варвар! – с презрением бросил философ. – Известно ли тебе, что ты делаешь? Ты подписываешь народу приговор. В день, когда тебе подобные ополчат свою ярость на картины и книги, мы уничтожим вас всех, хоть нас и несколько сотен.

Он повернулся к Поль:

–  Decipiatur [22] . Мне все же недостает благородства по отношению к варварам – лишь святые способны любить их. Не будучи злодеями, они подобны быкам – проникнув внутрь, всякая мысль заполняет их головы целиком, препятствую появлению новой идеи. Их разум извращен, и любые попытки повлиять на ход их мышления будут напрасны – он останется неизменен до самой их смерти.

Народ отравлен, опьянен речами о так называемых правах, и провинциала ждет участь Навуходоносора121. Я не знаю более плачевного зрелища, чем холоп-скептик122 – холоп-пьяница много предпочтительнее. Но их разум одурманен речами адвокатов, как их тело – вином.

На пороге, словно порыв ветра, появился одетый в сюртук великан. Пожав руки рабочим, он заметил Небо́ и Поль:

– Прошу меня извинить – я получил записку Меродака очень поздно, и меня останавливали через каждые десять шагов. На этот раз я получил депутатский мандат. Револьверы? Что здесь произошло?

– Благодаря револьверам – ничего. Ваши люди хотели пустить в ход кулаки в ответ на мои слова.

Рюденти повернулся к своим аколитам, намереваясь их бранить.

– Оставьте их, – сказал Небо́. – Вы лишь напрасно истратите свои силы. Мы уходим – мы увидели и услышали то, что хотели.

Поль отказалась пожать руку, которую протянул ей трибун.

– Я не подам руки тому, кто обменялся рукопожатием с варваром, уничтожившим чудесный рисунок Небо́. Я – принц, вы – гражданин.

– Я был знаком с принцем Робером де Куртенэ и пошел бы ради него на каторгу.

– Подайте руку Рюденти, Поль. Он общается с плебеями оттого, что нет другого лидера партии, заслуживающего доверия.

Рюденти пожал принцессе руку под недовольным взглядом рабочих.

На бульваре де Ла Виллет Небо́ сказал Поль:

– Вы видели, как народ пьет вино, и слышали, что он думает. Сегодня вы увидите, как народ веселится.

– Если его увеселения подобны его мыслям…

– Мы пришли! – сказал Небо́, сворачивая за угол улицы Бельвиль и указывая на крытый вход, освещенный жирандолями. – Кафешантан – средоточие дурного вкуса, где Евтерпа изображена содержанкой, Эрато же – уличной проституткой. Достойное продолжение питейного заведения и путь разложения провинциала. Поспешим – уже половина двенадцатого.

Когда они вошли внутрь, Поль закашлялась – долгие часы воздух чернили пары газовых ламп, табачный дым, зловоние вина и пота. Громкие крики приветствовали появление Мадемуазель Олимпии – любимицы здешней публики, исполнявшей отрывок, полнившийся грубыми намеками и сопровождаемый вульгарными покачиваниями бедер и непристойными жестами. Мужчины в рабочих блузах, забыв про недокуренные трубки, восторженно любовались певицей. Мадемуазель Олимпия была некрасива – под бледно-голубым шелковым платьем угадывалось тело кухарки – фигуры большинства сидевших за столиками жен рабочих были много изящнее. Последний куплет был встречен овацией, и принцесса в изумлении услышала разговор двух женщин:

– Я понимаю мужчин – их влекут эти женщины. Если бы мой муж вздумал мечтать об одной из них, я бы стала плакать и кричать на него, но в душе – не стала бы осуждать. Улыбки и позы, бледно-голубое платье возбуждают воображение сильнее, чем наши залатанные кофты, лица без рисовой пудры и походка, изуродованная поденным трудом.

– Я нахожу вас много привлекательнее с вашей скромной и печальной улыбкой, чем эта распутная и недалекая женщина, – сказала Поль, наклонившись к жене рабочего.

– Простите, но я отвечу скверной похвалой, – ответила женщина. – Вы хороши собой, но я бы надела глупостей не ради вас, но ради Каролюса.

В эту минуту на сцену вышел нелепый мужчина и запел отвратительным голосом, томно растягивая слоги и закатывая глаза:

Je me nomme Po-Paul, je demeure a l’entresol

Aussi je me pousse du col… [23]

Женщины устремили на Каролюса не менее страстные взоры, чем взгляды мужчин, смотревших на Мадемуазель Олимпию.

– Разве крестьянин замечает красоту пейзажа? Простые люди не знают самих себя и устремляются к искусственному, подобно пресыщенным. Сколь велико человеческое заблуждение! Сегодня вечером вам явится народная Терпсихора.

Они спустились вниз по бульвару до улицы де Ла Презентасьон – всю дорогу их сопровождали звуки кадрили Орфея.

– Запомните, Поль: когда из дома доносится хоть одна нота музыки Оффенбаха123, его можно считать дурным местом. Нас только что оглядел жандарм – две дюжины бродяг не столь опасны для нас, сколь один страж порядка, которому наверняка придет в голову препроводить нас в участок с тем, чтобы наутро поинтересоваться, кто мы такие. У нас слишком изящные руки, а блузы – слишком доброго сукна.

– Это место не сулит ничего доброго, – Поль показала глазами на группу сутенеров и проституток, переругивавшихся у входа в трактир.

В отличие от вульгарного «Бюлье», «Черный шар» воплощал извращенную жестокость – разврату сопутствовали драки, танцы заканчивались побоями. Проститутки были воровками, в кармане же сутенера пряталось острое лезвие ножа. «Черный шар» походил на перекресток, где нищета неминуемо завершалась преступлением.

Сидя за столом в самом углу зала, Небо́ и Поль с отвращением наблюдали за возней. Внезапно за их спинами раздался хриплый голос:

– Я знаю, где проливают не кровь, но вино, бутыли же сияют, словно солнце… Опьянев, я становлюсь ясновидящим: вы – художники и пришли сюда посмотреть. За несколько франков я с радостью отведу вас туда, где проливают не кровь, но вино, бутыли же сияют, словно солнце…

– Как далеко расположено это место? – спросил Небо́, внимательно изучая того, кто произнес эти слова.

– В нескольких шагах – на улице Лозен.

– Пойдемте! – воскликнула принцесса.

– Пьяница, если ты хочешь лишь вина, ты справишься и без нас – вот тебе экю. Но похоже, ты готов отвести нас в разбойничий притон. Коль скоро вино делает тебя ясновидящим, ты наверняка не боишься, что из-за нас тебя схватят жандармы.

– Вы не только щедры, но и любопытны – мне это подходит! Там, куда я хочу вас повести, ни разу не убили человека. Там гасят свет, поднимают шум, будто бы дерутся и имитируют кражу. Затем хозяин зажигает свет и выбрасывает дебоширов на улицу – трюк удался.

– Стало быть, ты знаешь Париж воров и бандитов и готов нам показать его за известную плату?

– Да, но не стану отвечать за невредимость ваших тел – они слишком изящны и слишком привлекательны для острого лезвия.

– Если ты понадобишься нам, где тебя искать?

– С полудня до часу, бульвар де Ла Биллет, скамейка против дома номер 144.

– Мы согласны.

– Небо́, не могли бы вы обойтись без подобного проводника? Такое сотрудничество не принесет ничего доброго.

– Милая Алигьера, дьявольские почести не оказывают ангелы. Разве в моих планах не значится разрушение обуревающего вас неведения? Взгляните – нами заинтересовался очередной страж порядка. Очевидно, они досконально изучили завсегдатаев заведения, и наши лица новичков их интригуют. Герои в блестящих касках бросают на нас любопытные взгляды – похоже, они вам неприятны. Пойдемте – если к вам подойдет проститутка, не обходитесь с ней столь же резко, сколь с Порпоратой.

– Но я не могу предложить ей прогуляться со мной под руку.

– Нет, но сегодня вечером нам следует cunctatorer [24] . Против жандармов, патрулирующих бульвар, не следует использовать ни пистолет, ни кислоту, но сегодня у меня нет дурманящих капсул.

Они шли быстрым шагом и вскоре добрались до бульвара Клиши. Их окликнул бродяга – Небо́ блеснул никелированным стволом револьвера. Удовлетворившись ответом, тот не стал настаивать и прошел мимо.

Доставая из кармана платок, Поль выронила на мостовую золотую монету. Небо́ остановился и зажег спичку.

– Мы не станем на колени ради двадцати франков! – возразила Поль.

– Богатый негодяй! – раздался злобный голос.

Обернувшись, они увидели простолюдина – обутый в ботинки на веревочной подошве, он неслышно подкрался к ним сзади.

– Не оскорбляйте меня и поднимите монету – она ваша! – ответила принцесса. – Возьмите еще одну.

– Ты хочешь посмотреть, как я стану просить милостыню? Нет, мне нужна твоя жизнь – нечего пачкать одежду рабочего!

Он стал закатывать рукава, чтобы сильнее нанести удар, и в эту минуту Небо́, сжимавший в кулаке содержимое табакерки, швырнул ему в лицо горсть перцу. Ослепленный мужчина закричал.

Оставив его на дороге, они продолжили путь.

– Простой народ ужасен! – сказала принцесса.

– Он ужасающе несчастен и достоин вашей жалости.

V. Белые рабыни

– ДАЖЕ отдав душу, женщина не отдается целиком. В сердце каждой женщины есть инстинктивное знание: раскрыв объятия и сомкнув руки не теле любимого мужчины, она необратимо отдается порочной страсти. При нашей первой встрече вы столь откровенно сказали, что в постели все женщины одинаковы – это неправда, каждая из нас – уникальна. Как в наслаждении, так в страдании у каждой – своя улыбка и свои слезы, каким бы ни был повод для радости или отчаяния. Всего лишь за месяц знакомства вы стали мне самым близким человеком – ради вас я рисковала бы жизнью. Мое восхищение вами столь же велико, сколь моя любовь к вам, но даже если бы от этого зависела жизнь – моя или ваша – я не отдала бы вам своего тела, сколь бы незначительным ни казался дар.