В самое сердце, или Девочка для Туманова (СИ) - Раевская Тиана

Первым делом меня избавляют от кофточки, под которой ничего нет. Это так необычно, немного пугающе и одновременно восхитительно. Чувствую губы на пояснице и тут же нечто теплое и влажное… Ах… это он ведет языком вверх точно по моему позвоночнику, запуская электромагнитные импульсы внизу живота… Останавливается на лопатках, обводя каждую, и снова продолжает свой путь.

Я покрываюсь мурашками… с губ непроизвольно слетает тихий вздох, но он определенно слышит, как и своё имя, которое срывается следом за глухим бесстыдным звуком.

— Да, моя хорошая… ты прости, но сегодня без ужина, — шепчет горячо и целует в плечо, так крепко, что почти больно и все же невероятно приятно. — Все потом…

Никита вдруг отстраняется и стягивает с моих волос резинку. Распускает пучок, явно наслаждаясь рыжим каскадом в своих руках. Погружает в них нос, лицо… а я дрожу от его прерывистого дыхания в макушку.

Перестав быть острожным, он резко переворачивает меня, закидывая ноги себе за спину. Однако я даже не могу насладиться моментом, потому что щеки вспыхивают под его голодным взглядом на мою обнаженную грудь, от чего та отвечает болезненным напряжением.

Большие ладони ласково движутся по животу, по ребрам и накрывают холмики, вынуждая застонать от блаженства.

Одна рука обхватывает меня под спину и поднимает. Наконец-то! Я оказываюсь почти сидящей на нем верхом. Вижу его пьяный взгляд, его губы так близко… обхватываю плечи, прижимаясь кожей к футболке, и мне это категорически не нравится. Хватаю ее и рывком дергаю, открывая потрясающий торс. Никита поднимает руки, позволяя стянуть ненужную ткань к чертям. Бросаю ее в сторону, не глядя, и кладу ладошки на грудные мышцы, млея от их упругости и силы. Меня снова обхватывают за талию и прижимают сильнее к голому телу. Задыхаюсь от неведомых ощущении и распирающих грудь противоречивых эмоций.

Меня невероятно волнует эта долгожданная близость с ним, мы еще никогда не были в столь тесном контакте, и одновременно страшно, от того, что вскоре произойдёт. Сегодня никто не остановит творящееся между нами безумие — я знаю.

Но мне не дают долго пугаться. Стоит его губам завладеть моим ртом, все лишние мысли таинственным образом ускользают, остается лишь непреодолимая потребность в нем, в этом мужчине, которого я, кажется, уже люблю…

А он голоден. Похоже, довела кого-то до такого нетерпения, что мой первый раз будет очень стремительным. Но я не расстраиваюсь. Почему-то сейчас, когда я осознала, что действительно влюбилась, мои собственные потребности отходят на второй план. Я не хочу показаться ему эгоисткой или закомплексованной. Да, я девственница, но я должна в его глазах быть отважной девственницей, стремящейся к неизведанному и желающей доставить удовольствие своему первому мужчине.

Но перехожу к делу чересчур шустро — опускаю руки к ремню и… не справляюсь с пряжкой. Пальцы дрожат, а я истерично кусаю губы, потому наверняка выгляжу глупо.

Сверху на мои пальцы ложатся его и отводят их в сторону. Никита почему-то довольно улыбается и снимает меня с себя.

— Тише, торопыга, с этим не стоит торопиться. Сдергивает ремень простым движением, но джинсы не снимает. Свои. Зато жадным взором смотрит на мои. Легко избавляется от них и сразу же от трусиков в сердечко, которые сегодня к несчастью оказываются на мне. Я ведь собиралась переодеться к ужину в те самые, кружевные… чулочки надеть, пояс к ним. А вышло вон как.

— Эти сердечки меня доконают, — признается мужчина, поднося из к носу и втягивая запах. — Сладкая кроха…

Это безумство, но меня контачит не на шутку от его действий.

— Чего это я голая перед тобой, а ты в штанах? Так не честно, Никита! А ну, стягивай, дай оценить.

Черт, что я несу такое? Я же никогда не видела мужчину без трусов. Но нервы совсем сдают, от того язык собирает что-то несусветное. Зато Никита оживляется. Увы, мои пунцовые щеки выдают с головой. Он поигрывает бровями и медленно растягивает пуговицу… молнию…

Я во все глаза слежу за его пальцами, но в последний момент все же не выдерживаю и отворачиваюсь, закрывая глаза. Он смеется низким гортанным смехом и присоединяется ко мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И вновь горячие губы, жалящие поцелуи заставляют забыть о врождённой скромности. Я уже не боюсь и глажу все, что попадается под руку. А потом он ускользает от меня… не сразу, с каким-то потаенным восторгом, понимаю, что сейчас меня ждет уже однажды испытанная в его руках эйфория.

А я ведь не хотела быть эгоисткой, но вспоминая те ощущения, с томящим нетерпением осознаю, что ни за что не откажусь. Запускаю пальцы в его волосы и откидываюсь на подушку, просто наслаждаясь тем, что мне дарят, безвозмездно, просто так. Стремясь не просто взять, но и отдать больше. Я знала, что Никита лучший из мужчин, а сейчас ощутила это вполне.

Он доводит меня до взрывов снова и снова, пока я не молю о большем. Я хочу, наконец, ощутить его. И он оказывается рядом. Впивается в губы в самый ответственный и болезненный момент. Но на волне предшествующих тому спазмов я легко переношу вторжение. Сама вцепляюсь ему в плечи, требуя не останавливаться.

И он на этот раз удивительно послушен. Не спорит, а действует, как приказывают мои руки то гладящие его упругие мышцы, то впивающиеся в них острыми ноготками, то царапающие их, оставляя на коже красные полосы. Мои безмолвные подсказки очень быстро подводят нас к краю пропасти, куда мы устремляемся вместе, тесно переплетаясь руками, телами и душами.

— Я тебя люблю, — выдыхаю я в самой крайней точке нашего падения или взлёта… разве разберешь…

Но Никита ничего не отвечает, лишь зарывается лицом в мою шею, оставляя на ней свои метки…

Глава 23

Туманов

— Я тебя люблю! — огнем прямо в сердце. Никто не говорил мне этих слов. Никогда. Тем более вот так, искренне и доверчиво.

Да, я догадываюсь, что в подобный момент может вырваться все, что угодно, любые признания — я осознанно сделал все, чтобы первый раз стал для нее особенным. Но именно эти три слова заставляют сжать ее крепко-крепко, впечатать в себя, утыкаясь лицом в нежную шейку и впиваясь в нее грубым поцелуем, оставляющим следы моего безумия, и с отчаянием понять, что рыжая бестия незаметно стала для меня самым дорогим человеком. Когда я достиг этой точки невозврата? На берегу ли реки? Или когда очнулся от беспамятства и понял, что не потерял ее?

Закрыв глаза, с трудом попытался успокоить сорвавшееся в галоп сердцебиение. Но оно ни в какую не поддавалось. Даже тело уже расслабилось, а грудь по-прежнему сдавливало от творящегося внутри хаоса. Я, конечно, догадывался, что она мне небезразлична, за эти три дня проверки не мог не почувствовать, но что мои чувства — любовь… как-то дошло только сейчас, заставив растеряться — уж больно много эмоций одновременно. И восторг обладания ею, и желание доставить такое удовольствие, какого не испытывала никогда, не говоря уже о срывавшей крышу безумной страсти… И тут новое открытие. Я мог только вжимать ее в себя, не говоря ни слова.

И лишь спустя время, произнес тихо:

— Я тоже тебя люблю, кроха…

Тишина в ответ. Она не приподнялась, не ответила… просто молчала. Убрав в сторону ее шикарные волосы, аккуратно повернул мерно сопящую девушку на бок и облегченно вздохнул — уснула малышка… не дождалась…

Ну ничего, еще успею признаться…

Осторожно, чтобы не разбудить, опустил ее с себя на постель и укрыл одеялом.

Сам же поднялся и, заглянув на минуту в ванную, покинул комнату. Отправился на кухню, где с особым чувством принялся готовить тот самый ужин, который должен был стать предшественником нашей близости. Но сейчас делал это с новым, совершенно чудесным настроением. Готовить для любимой, чтобы удивить и вызвать восхищение в теплых карих глазках.

Быстро нарезал салат. Достал из морозилки королевские креветки. Охладил вино.