Шопинг с Санта Клаусом - Елена Логунова

– У меня деньги на счету закончились! – огорчился Вадик.

– А мой телефон тут вообще бесполезен, у меня роуминга нет, – тоже расстроилась Ирка.

Пришлось звонить с городского телефона в номере, но и это не помогло наладить связь: вызываемый абонент был недоступен.

Думать, что близкая подруга лишила ее своего доверия, Ирка не хотела, поэтому версия о том, что Ленка покинула гостиничный номер не по собственной воле, была рассмотрена внимательно и со всех сторон. В свете трагической смерти Юрика, посмертно представленного Ирке Вадиком в качестве правой руки их общего с Ленкой телевизионного шефа, любые неожиданные происшествия с участниками берлинской миссии выглядели подозрительно. Настораживала и ловкость, с которой автор сложносоставной пододеяльной композиции использовал для создания «куклы» Ленки ее же багаж: это неприятно напоминало о том, что мертвого Юрика нашли упакованным в дорожную сумку. Похоже было, что преступник четко ассоциирует неживые тела и багажные принадлежности, при этом комбинируя их в разных вариациях.

– Какой-то чемоданный маньяк! – предположил Вадик.

Это была первая версия. Вторую, поколебавшись, выдвинула сама Ирка. Колебания ее были вызваны сомнениями в том, что подружка, если с ней все хорошо, одобрит Иркины сметливость и болтливость. Версия была построена именно на том, что Ленке хорошо, из отеля она улетучилась по собственной инициативе, без приюта не осталась и скоротала ночь отнюдь не в чемодане и не с маньяком.

Тщательный осмотр помещения склонил чашу весов в сторону версии номер два.

– Она не стала разбирать свои вещи, но воспользовалась утюгом! – заметила Ирка, исследовав содержимое встроенного шкафа. – И по всему видно, что очень торопилась. Вечером, я помню, гладильная доска аккуратно стояла в уголочке, а теперь валяется на полу, и шнур утюга весь в петлях – сто процентов, Ленка похозяйничала! Дальше, смотри: ее любимые джинсы небрежно брошены на тумбочку.

– Что ты говоришь, Ленка в кои-то веки надела юбку?! – изумился Вадик. – Значит, был какой-то особенный повод.

– Вот именно! – кивнула Ирка. – Пошли дальше. В ванной под зеркалом лежит открытая косметичка, на полочке валяются флаконы и тюбики, и набор их таков, что лично мне сразу ясно: наша девушка вдохновенно рисовала себе парадное лицо.

– Нормальненько! – уяснив ситуацию и сделав правильный вывод, Вадик счел уместным обидеться. – И эта женщина упрекала в распущенности меня?! Я, по крайней мере, не скрываю своих естественных порывов! А сама какова? Ушла в заграничный загул тайно, как подводная лодка на спецзадание!

– Тайно не получилось, – заметила Ирка, могучим мысленным пинком отбрасывая в сторону запоздалое чувство вины, чтобы оно не путалось под ногами, мешая действовать. – Значит, так. Предлагаю подождать часов до десяти. Если до тех пор наша блудная субмарина не вынырнет, мы объявим ее в розыск. А пока сидим и ждем.

– А лучше – идем и завтракаем! – внес поправку приободрившийся Вадик.

– Мужчины! – закатив глаза, пожаловалась Ирка много повидавшему и ко всему безразличному потолку двухместного гостиничного номера.

21

– Пам, пам! – за окном настойчиво посигналила машина.

Гудок был точно такой же, как у нашего студийного автомобиля, прозванного за цвет и нрав «Красным Дьяволом». Я испугалась, что проспала работу, резко подскочила и, уже стукнув пятками о прикроватный коврик, сообразила, что я не дома – дома мне под ноги обязательно попался бы телевизионный пульт, мужние тапки или одна из тысяч Масянькиных игрушек.

Я открыла глаза, поморгала, с огорчением осознала, что путем поднятия век значительного улучшения видимости добиться не удалось, и включила лампу – она очень удобно располагалась на прикроватной тумбочке. Желто-розовый свет размыл царящий в помещении полумрак, позволив разглядеть интерьер типичного гостиничного номера «без претензий». Я вспомнила, где я – в Берлине, успокоилась и снова откинулась на подушку.

В щель между неплотно закрытыми шторами сочился серый утренний свет, по подоконнику занудно тюкал дождь. Предновогодняя погода в столице Германии не радовала.

– Слышь, Ир? – не поворачивая головы, позвала я подругу, с которой мы сняли номер на двоих. – А на Красной Поляне сейчас снежный покров метров десять, наверное! Мужики наши на лыжах катаются, Масяня на санках...

Я мечтательно вздохнула и представила себе все незамутненные прелести зимнего катания: захватывающий полет со склона, преждевременное расставание с санками, продолжающими движение по собственной траектории, чувствительное приземление с опорой на копчик, бодрящий удар по пятой точке, потерю варежек и ориентации в пространстве с приобретением взамен утраченного пары едких ссадин и кучи снега за пазухой...

«В конце концов, можно просто у камина посидеть, – поспешил отредактировать излишне богатую программу мой внутренний голос. – С хорошей книжечкой и бокальчиком глинтвейна...»

Про глинтвейн – это он зря сказал, упоминание спиртного вызвало в моем организме бурю протеста: желудок сжался, рот наполнился горькой слюной, голова закружилась. И очень захотелось попить чего-нибудь максимально безалкогольного, лучше всего простой водички!

– Сестричка, пи-ить! – простонала я, как раненый боец.

По идее, после этой реплики я должна была услышать сердитый голос моей названой сестрички Ирки. Ей полагалось сдержанно отругать меня «за вчерашнее», а потом все-таки подать воды. А я бы тогда сделала пару глотков, стуча зубами о край стакана, обессиленно откинулась на подушку и спросила, маскируя небрежным тоном опасливое любопытство: «Ирусик, а что вчера было?» Ответа на этот небезынтересный вопрос в собственной девичьей памяти я не находила.

Нет, давешний ужин с Сашей я не забыла. Более того, я была уверена, что буду помнить его очень долго: такое тоскливое ощущение несовпадения желаний и возможностей нельзя изжить в одночасье. Чего я совершенно не помнила, так это промежутка между моментом, когда я вышла из ресторанчика, и своим пробуждением в отеле.

– Ирусик, а что было вчера? – спросила я, так и не дождавшись, пока подружка проявит себя сердитым ворчанием и гуманитарной деятельностью по организации моего водопоя.

Ответа не последовало. Слегка удивленная, я повернула голову и просканировала взглядом соседнюю кровать.

Там никого не было!

«Вот это да! – удивился мой внутренний голос. – А Ирина-то Иннокентьевна дома не ночует!»

Вторая постель и в самом деле была не смята. Однако по-настоящему шокировал меня совсем другой факт: собственно, никакой второй постели не было! Я лежала на половинке двуспальной кровати!

«Вот это, я понимаю, провал в памяти! – продолжал нездорово веселиться мой внутренний голос. – Это как же нужно было напиться и забыться, чтобы не заметить замены в номере громоздкой мебели!»

– Ох...

Обуреваемая недобрым предчувствием, я вылезла из-под одеяла, встала, огляделась и надолго утопила встревоженный взгляд в серебристой глубине большого зеркала. Мое отражение в нем имело весьма странный вид! Абстрактные узоры на лице свидетельствовали о том, что я не смыла на ночь макияж, каковое действие по степени обязательности превосходит у меня вечернюю молитву и в сложных случаях совершается на полном автопилоте. Помимо боевой раскраски, на мне остались украшения, которые я никогда не ношу в домашней обстановке, нижнее белье и даже колготки!

«Похоже, ты укладывалась в кроватку отнюдь не самостоятельно! – резюмировал внутренний голос. – Но Ирка не позволила бы тебе спать в одежде – у нее бзик на почве удобных ночных нарядов. Так кто же в таком случае подоткнул тебе одеяльце? Какая добрая душа?»

Само собой подразумевалось, что к доброй душе прилагалось какое-то доброе тело. Это ставило под вопрос крепость и нерушимость моей морали и нравственности. Я попыталась вспомнить хоть что-нибудь этакое, но не сумела и после недолгого и безрезультатного раздумья воскликнула вне прямой связи с заданной темой:

– Господи, благослови производителей непрочных чулочных изделий!

Тонкие и нежные колготки – целенькие, даже без затяжек! – веско свидетельствовали о моем похвальном добронравии: соприкосновения с жадными мужскими руками невесомые паутинки не выносят. Стало быть, можно надеяться, что в просторной двуспальной постели я просто спала.

«Ты-то спала, а Ирка в это время где была и что делала?! – внутренний голос поменял объект для нападок. – Вторая половина кровати не тронута, с нее даже порывало не убрано, и подушка не смята!»

Я пожала плечами и побрела в ванную. Утренний поиск смысла жизни под душем увенчался частичным успехом: я почувствовала себя заметно бодрее, но прояснения по всему фронту головного мозга не наступило. Замотавшись в просторное полотенце, я переместилась из душевой кабинки к умывальнику и снова неприятно удивилась: косметичка, которую я оставила на псевдомраморной столешнице вечером, бесследно пропала. Было очень похоже, что это Иркина работа: в отличие от меня подружка – большая аккуратистка. Она обожает наводить порядок, тогда как мне гораздо больше по душе творческий хаос. Подумав, что моя косметичка перекочевала на какую-нибудь полочку, я открыла встроенный шкаф и тут испытала настоящее потрясение.