Цитадель души моей - Вадим Саитов

— Ладно, — Дерек встает, давая понять, что разговор окончен, и решение им принято. — Шелест, сколько рыл в клане?

— Тридцать одна лежка, — говорю я, — но, похоже, они в них теперь посвободнее спят. Место у меня не слишком удобное для наблюдений было, но — как бы не парами даже. Так что — не больше сотни, я думаю. А то и полсотни даже.

— Лучше будем считать, что полторы. Сена, сходи в свою казарму, приведи ко мне пяток лейтенантов. Наберешь?

Сена кивает.

— Медведь здесь, Красный здесь, Хорек тож…

— Иди, — прерывает его капитан. Сена, кивнув, замолкает и выскакивает из палатки.

— Покажи на карте логово, — капитан вынимает из-под стола свиток и разворачивает его.

Карта большая, на столе не умещается, и концы свитка скатываются со стола вниз.

— Показать? — удивляюсь я, — я просто привести могу туда…

— Ты туда не пойдешь. Новы в логово все равно больше не вернутся, так что толку там от тебя не больше, чем от кого другого. У меня для тебя другое задание — под Ганнеком гнездо гиттонье образовалось, туда Малыш на завтра уже сквад собрал, но так теперь вышло, что сквад есть, а лейтенанта у него — нет. Вы ж с Малышом друзья вроде? Вот и пойдешь за него.

Я нахмурился. Малыш — парень с улыбчивым лицом деревенского дурачка и фигурой вставшего на задние ноги быка-трехлетка — был другом практически всем. Инстинкт самосохранения просто требует иметь такого в друзьях, а не во врагах. Другое дело, что мне Малыш был должен сотню драхм и, признаться, я на этот долг рассчитывал. Я ж кошелек свой на сохранение не оставил, когда в Ольштад направлялся. А верги его с меня зачем-то сняли — уж и не знаю, зачем. Случись вергу зайти в лавку или таверну, деньги у него попросят в последнюю очередь. И вот если с Малышом беда какая приключилась, то на ближайший месяц придется мне поясок потуже затянуть.

— А что с ним?

— У доктора он лежит, с дурной болезнью… герой-любовник.

Я хмыкнул. Вообще-то, против гиттонов принято бойцов поздоровее посылать — вот вроде того же Малыша. Но, во-первых, в нашем деле гран мозгов фунта мышц стоит, и, с этой стороны, в своей способности Малыша заменить я ничуть не сомневался — уж не в обиду ему будь сказано. А во-вторых, выносливость там много важнее силы, а на выносливость я никогда не жаловался. Я, вообще, двужильный.

— Ладно, на гиттонов, так на гиттонов. Когда?

— Завтра с утра. Покажи логово и иди, собирайся.

— Мне собраться — только подпоясаться, — говорю я и тыкаю пальцем в разложенную карту, — вот тут, где речка под горой петлю делает. О!

Я таращу глаза, тру их, но надпись не исчезает. Речка шириной в два шага, журчание которой я слушал битых двое суток, оказывается, носит гордое название «Фатум».

— Ну и название! А ведь и вправду… Интересно только, добрая эта судьба, или злая?

— Ерунда, — Дерек фыркает, — просто совпадение. Егерям, хоть все леса, реки и горы мира так обзови — всё в тему будет.

— Наверное, — соглашаюсь я и выхожу из палатки, пока еще чего-нибудь не ляпнул. Ничего себе — «просто совпадение». Но не буду же я это Дереку доказывать, после того, как полчаса за нос его водил. А это, кстати, хорошо, что новами моими без меня займутся.

Глядишь, и рассосется проблема сама собой.

Зашёл я в казарму, огляделся. Кто спит, кто, на нарах сидя, амуницию чинит; десятка четыре егерей, кругом на полу усевшись, слушают играющего на лютне Парса по кличке Пан — хорошо это у него получается. Настолько хорошо, что, несмотря на всем знакомый мотив — «В краю далёком» — никто подпевать и не пытается. В темном углу, за нарами, пара компаний в кости режутся («на интерес, разумеется, господин лейтенант») — с подобающим делу азартом, ужимками и размашистыми движениями, но — негромко, чтобы другим не мешать. Обычный вечер, короче. Навскидку тут с пол-кохорсы, не больше: вечернее построение было уже два часа тому, а устав хоть отлучек из казармы и не поощряет, но и не запрещает. Посему все, кто желание и, (что немаловажно) возможность имеют — разбрелись по городским квартирам. Так-то, чтобы сквад свой собрать, следовало бы мне на утреннее построение прийти, но есть у нас традиция крайнюю ночь перед маршем в казарме проводить. Поэтому я прошёл вперёд и громко свистнул, внимание к себе привлекая. Разговоры затихли; егеря зашевелились, головы ко мне поворачивая, только Парс, глаза полузакрыв, так и продолжил перебирать струны: «… в том краю далёком, поздней весной, зацветут гиацинты под тенистой сосной…». Хорошо играет.

— Кто тут под Ганнек на гиттонов собирался?

Егеря, большей частью, к делам своим вернулись, но несколько человек из разных углов казармы выбрались и меня окружили. Восемь. Признаться, я себя неуютно немного почувствовал — каждый минимум на голову меня выше, в полтора раза шире, а рожи такие, что рука сама пугию ищет.

— Все здесь? — спрашиваю, — восемь? Или нет кого?

— Все, — прогудел слева от меня бородатый здоровяк с наполовину оторванным ухом и обезображенным шрамами лицом. Оводом его кличут, а имя как — и не припомню.

— Все. Десять.

Десять? Я обвёл недоумённым взглядом стоящих вокруг егерей.

— А… — сказал Овод, — так это, щас Хлыст Моряка разбудит и будет десять.

Ясно. А вот и они. Кривоногий васконец Меджис, в жизни ни на что плавучее не ступавший, а кличку получивший за широкую развалистую походку — и Хлыст, ничуть на оный хлыст не похожий, но очень хорошо с кнутом управляющийся.

— Мог бы и не будить, — говорю, — дело-то ерундовое. Просто я заместо Малыша вас поведу.

Завтра с утра, как и намеревались.

Жду подсознательно, что кто-то из них недовольство или, хотя бы, недоумение выразит — уж больно я из их компании выбиваюсь — но это я зря. Егеря они, в большинстве своем, опытные, меня многие из них в деле уже видели, так что реакции особой эта новость не вызвала.

— Я сейчас уйду, — сказал, — и только утром вернусь. Так что, если вопросы какие — сейчас спрашивайте.

Переглянулись егеря, плечами пожали.

— Ладно, коли так, — я скваду своему кивнул, и к выходу пошел. Традиция традицией, но надо бы мне на квартиру свою наведаться. Припасы-то мои у вергов все остались, а егерь — не легионер, одного только меча в оружие ему мало. У егеря по карманам много чего нужного-важного рассовано. От горчичного порошка до шипов отравленных.

Уже почти вышел я, окликнул меня кто-то. Обернулся я — Гез. Подскочил, смотрит глазами восхищенными.

— Шелест! — говорит радостно, — а нам уже сказали, чтобы не ждали тебя.

Я затылок почесал, пожал плечами неопределенно.

— Я бы, — говорю, — то же сказал. Но… всякое бывает.

Чую, что сейчас выспрашивать он меня начнёт — что там было, и как я спасся — потому рта я ему раскрыть не дал:

— Извини, некогда мне разговаривать, собираться мне надо — завтра гнездо гиттонье чистить идём.

— А… — Гез поскучнел, но кивнул понимающе, — с этими… верзилами? Так их же десять вроде всего? Может, и меня возьмешь?

Я улыбку сдерживать даже пытаться не стал.

— Нет, не возьму. На гиттонов бойцов поздоровей и повыносливей надо. Сам же видел.

— Видел, — Гез совсем погрустнел, — это сколько ж гиттонов в том гнезде? Хватит вас на них?

— Гиттонов? Десятка два-два с половиной, я думаю. Хватит. Это на вергов с полуторным перевесом идти надо. На урсов — с двойным. А на гиттонов — наоборот, вдвое меньшим числом обычно достаточно бывает. Так что — не беспокойся.

— Я и не беспокоюсь, — Гез вздыхает, мнется, не зная, что сказать. Удачи мне сейчас желать нельзя — хуже приметы не придумаешь. Я школярам этого не рассказывал, но уверен, их уже и без меня просветили насчет наших примет и традиций. Прощаться — тоже нельзя.

Вот он и мнется — по неопытности — не научился еще, разговор закончив, молча разворачиваться и уходить, как у нас принято. Я усмешку прячу и за дверь выскальзываю.

Солнце уже низко и я шаг ускоряю — квартирую я в старом городе, дорога туда через Гнилой овраг идёт, а в темное время там в одиночку лучше не ходить. Там и днём в одиночку лучше не ходить, но днём, мой жетон заметив, ни один крысёныш на меня и глянуть в упор не осмелится. Не то, чтобы я шпаны местной боялся — вовсе нет. Просто одними тумаками их не остановишь — не тот народ. А убивать людей я не люблю — даже самых мерзких из них. Не егерское это дело — с людьми драться, у нас и других врагов хватает.

Быстрым шагом я из лагеря выхожу, кивками едва заметными с дежурным обменявшись. И сразу же взглядом за следы на дороге цепляюсь — аккуратные миниатюрные отпечатки сандалий с отчетливо выделяющимися буквами «FLA» на них.

Флавия! На душе у меня сразу теплеет — Флавия — гетера, и, на мой взгляд, одна из лучших в своем деле. Ну, из тех, с которыми я знаком. Может, особой красотой она и не блещет, зато она умна, весела и настолько переполнена бурной жизнерадостностью, что хандрить рядом с ней просто невозможно. Очень кстати было бы сейчас с ней увидеться, а то и — не просто увидеться. Неизвестно, конечно, какие у неё планы на ночь, но, если она свободна, то это определенно неплохой вариант. Я и так подумывал в лупанарий заскочить на часик — другой, но Флавия — это намного лучше. Не только телом, но и душой отдохну. А на квартирку можно и с утра пораньше наведаться. Я шаг замедляю и принимаюсь следы распутывать. Как развернутый свиток читаю, сплошное удовольствие, не то, что в лесу.