Мяч круглый. Испанский дебют (СИ) - Чечин Александр

Вахтанг вздохнул и снял с пояса ключи.

Глава 12

Событие семнадцатое

— Проблема такая у меня: жена обувь снашивает моментом. Может, с ногами что, как думаете?

— Развал, схождение проверял?

— Так она почти новая!

— Э, знаешь ведь, как их сейчас делают…

Первым делом все до единого не на лавки плюхнулись, а стали стаскивать с себя мокрую и грязную одежду. Прошли в соседнее помещение, постояли, толкаясь голыми задницами, под тремя рожками с холодной водой — однако разгорячённые тела принимали это не как испытание, а как манну небесную. И прохлада, и грязь вниз побежала. Пять минут — и уже натягивают выложенную на лавку дедом Андро чистую одежду, включая и носки, и трусы, и даже французские перчатки вратарю, с прочными пупырышками.

Стали бутсы натягивать, и тут Валерий обратил внимание на обувь Севидова. Задним умом осознал, что здоровенный нападающий сегодня и не падал, и не скользил почти.

— Юра, это что за шиповки у тебя? Странные.

— Так старенькие мои, ещё со Спартака. Через Льва Иваныча договаривался. Есть в Ленинграде мастер один — Александр Иванович Мокшанов. Спортивной экипировкой занимается. Вот это и есть знаменитые «мокшановские бутсы». Ещё мы «мокшановским мячом» в дождь играли — гораздо медленнее намокает, и ровный. А заказ у него разместить только по большому блату можно было. Заходим мы с Яшиным к нему в мастерскую, а там на стелажах десятки колодок и подписаны. Да там и Игоря были.

Нетто в это время как раз заходил в раздевалку. Услышал.

— Про Иваныча? Да только у него шиповки и заказывал. У него для каждой ноги изготавливалась своя колодка, и он часами над ней «колдовал»: то кусочек кожи на подъёме подобьёт, то пятку подточит. Помню, сразу спросил меня, где на поле, как он выразился, «грязь мешу». А пальцы чёрные, все в ошмётках резинового клея. Вот он их в гриву седую запустил и изрёк: «Нападающие любят низкий, отлогий носок, защитники — носок повыше. Задники у бутс должны быть жёсткими, чтобы не гнулись, даже если на них встать ногой. В носок подставляем „бомбе“ — подкладку из подошвенной кожи. Чтобы носок не боялся сырости и не размягчался, эту подкладку обжигают спиртовым лаком. Тогда кожа ещё слегка поджаривается и становится не только твёрдой, но и почти водонепроницаемой». Говорит, не делает больше — старенький совсем, зрение потерял. А что?

— Так смотри — у него на подошве шесть шипов всего.

— Яшин себе тоже всегда шесть заказывал, — Севидов протянул шиповку Лобановскому. — Я ведь раз пять тут был. Всегда грязь. Вот два последних раза с этими и ездил — более-менее себя чувствуешь. Хоть старенькие и чуть ссохлись, пока я баланду хлебал — а я их маслицем смазал, и нормально.

— Надо Петру Мироновичу показать. Пусть в Павлодаре нам закажет у немцев. Тут и шипы необычные, как зубы какие. Плоские, да длиннющие какие!

В это время дверь в раздевалку открылась, и на пороге появились расхристанные грузины с палками и арматуринами в руках.

Интермеццо девятое

«Какая свадьба без драки?» — крикнул тамада и врезал тёще.

Таро, стараясь не светиться, добрался до сарая, где припрятал результаты налёта на небольшой магазинчик в Ростовской области. Цацки тогда поделили и разбежались, но его вот потянуло не туда — и попался. Сильно-то и не жалел: раз решил идти по этому пути, то чего заднюю включать? Родился Тариэл Гурамович в шахтёрском городке Ткибули. Это для нас все жители Грузии — грузины, там же всё не так. Потому был Таро — сваном. Его отец погиб во время обвала в шахте, и не сложилось шахтёрской династии Ониани. На похоронах ещё решил Тариэл, что не для него профессия отца. Тогда семья перебралась к родственникам в Кутаиси. Тяжело матери было и деньги зарабатывать, чтоб их с братом поднять, и воспитанием заниматься — потому во дворе воспитали пацаны. Сами садились, выходили. Воровали, грабили, разбоем занимались — ну, и младших, конечно, приучали, смену себе готовили. Тоже династии, только не семейные. Вот в 17 лет поймали по-глупому на неподготовленном разбое, и ещё пару старых краж сейчас крутят. Да быстрее бы уж и заканчивали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Раскопал под досками в углу небольшую заначку, всё что обещал мусору завернул в платочек и сунул в карман, а оставшихся два обручальных кольца толкнул в соседней подворотне старой пьянчуге бабке Тамаре. Пьянчуга-то пьянчуга, а бутылёк с кислотой при себе имела. Получив сто манети (так в Грузии называли рубли, а копейки — капики), Таро дворами добрался до стадиона. Сунув знакомому сторожу червонец и получив от него билет и старенькую шляпу с обвисшими полями, пробрался на своё место. Место непростое! Там под кирпичной оштукатуренной аркой была скамья для самых уважаемых людей города — читай, для воров в законе. Перед столиком с бутылками пива сидели: Гижуа, или Кублашвили, Важа Тбилисский, он же Биганишвили, Ката по фамилии Брегадзе, Лаша Руставский, или Шушанашвили и Тамаз Тбилисский, он же Тамаз Корошинадзе. Главным был самый авторитетный из воров Кутаиси — Казаишвили Ваник Терентьевич, Ваник Кутаисский. Таро к уважаемым людям не полез — мастью не вышел. Кивнул и сел в сторонке. Дождь опять пошёл, и поле прямо на глазах стало покрываться лужами. Правильно во всей стране кутаисский стадион «Центральный» называют огородом.

«Торпедо» играло откровенно хреново. Казахи возили их и всё время были на шаг впереди. Особенно выделялись двое — молодой негр с феноменальной скоростью и центральный защитник, матёрый мужик с дьяконовской бородой. Смотреть на это было обидно, и Таро завертел головой. Рядом на скамье сидел молодой ещё, но уже известный в Кутаиси, недавно коронованный Автандил Бочоришвили по кличке Тухуна.

— В курсе, что на наших наехали в Алма-Ате? Кагэбэ грозили. Так запугали, ссуки — теперь вон и подойти боятся к воротам этих казахов, — прокаркал хриплым голосом Тухуна после очередной неудачной попытки торпедовцев перейти на половину поля соперника.

— Да ну… Разве так бывает? — Таро видел: дело идёт как бы и не к разгрому. Но чтоб из-за того, что его земляков, настоящих джигитов, запугали какие-то мелкие казахи! Нет. Не верилось.

— Сам не видел. Слухи ползут. Ооой, дети ишаков, даже по мячу попасть не могут!..

«Кайрат» забил второй мяч, и крики под аркой стали грознее и громче. Деловые тоже повторяли, что нужно разобраться с казахами, что они обидели и оскорбили весь Кутаис, запугав его гордость — футболистов «Торпедо».

На перерыв команды уходили под рёв и свист трибун. Выпивший бутылки три пива и заполировавший добрым стаканом с горкой крепчайшей чачи Гижуа вдруг поднялся и, чуть качнувшись, предложил:

— Братва! А пойдём этим тварям мусорским ноги переломаем…

Все повскакали с мест. Прихватив кто арматурину, кто палку, всегда лежащие в укромном уголке под навесом, авторитеты Кутаиси пошли под трибуны.

Событие восемнадцатое

— Любимая, у тебя шнурок развязался.

— Дорогой, у меня обувь без шнурков.

— Я знаю. Я тебя разыграл. Никакая ты мне не любимая.

Валерий Лобановский как раз говорил Юре Севидову, что такие же, как у него бутсы, нужно через Тишкова заказать в Павлодаре, на совместном предприятии с «Адидасом», а потому не сразу переключился на эту возникшую на ровном месте опасность. Мыслями был далеко. Частенько приходилось играть в дождь, или весной на только растаявшем снеге, бегать по лужам и падать и поскальзываться — а тут можно встать более устойчиво. Какое огромное преимущество над соперником. А ещё было непонятно: если и Яшину, и Нетто, и даже Севидову делали такие бутсы ещё десять лет назад, то какого чёрта об этом никто не знает, и хотя бы сборная СССР не играет в полном составе в таких шиповках?! Ну, Севидов три года в тюрьме отсидел — а Яшин? Непонятно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})