Взгляд со дна - Юлия Александровна Лавряшина

мере, одной из нас…

Мне захотелось немедленно позвонить Артуру, чтобы выяснить, какие у него возникли версии, но мама еще всхлипывала у меня на груди, и я не решилась оставить ее наедине с горем. Каким бы призрачным оно ни было… Я понимала: она оплакивает не того Сергея Каверина, который бросил ее без денег и с ребенком, чтобы потешить собственную похоть, а некоего юношу, знакомого мне лишь по старым снимкам, где он здорово смахивал на актера Олега Видова. Таким я отца не помнила… Или не хотела вспомнить.

Только через четверть часа мне удалось уединиться в своей комнате, и я сразу послала Артуру сообщение: «Машке что-нибудь угрожает?»

Он мог соврать. Успокоить меня, просто утаив правду. Но Артур ответил честно: «Возможно».

Не могу сказать, что испытала благодарность за его честность. Как и всем в мире, мне больше хотелось сладкой лжи… Но эта откровенность могла спасти нас всех, поэтому я пулей выскочила из комнаты:

– Мама! Никакой реки, озера, бассейна, бани, слышишь? Даже не приближайся к ним!

Никто не отозвался. В квартире стояла мертвая тишина. По-настоящему мертвая…

Снизу, сквозь ступни, тело пронизали стальные нити страха. Я оцепенела, парализованная холодом: он здесь? Он уже убил маму?!

В глазах помутилось до того, что комната погрузилась во мглу. Может, я стояла посреди комнаты целый день, и солнце успело закатиться за горизонт? Или прошло уже несколько дней, которые стали последними для всего мира, и на Земле остались только мы двое? Я и он. И он уже идет за мной…

Щелчок замка входной двери чуть совсем не отключил мое сознание. Подскочив одним прыжком (хорошо, что у нас такая маленькая квартира!), мама успела поймать меня в тот момент, когда я уже готова была опрокинуться навзничь.

– Сашенька! Что ты, девочка моя?!

Она усадила меня на диван, хотела даже уложить, но мне почудилось, будто провалюсь сейчас прямо в преисподнюю, и я начала сопротивляться. Стоя на коленях, мама растирала мои ладони:

– Любимочка моя, ты меня слышишь? Видишь?

– Мам, уже все в порядке, – я сжала ее руки. – Ты где была? Я испугалась за тебя…

– За меня? Господи, прости. Я не подумала… Мы созвонились с Машей, она сейчас заедет к нам. Я сбегала в магазин за вашим любимым мороженым, чтобы вы немножко отвлеклись.

– Ох, мама, – выдохнула я.

Других слов у меня не нашлось.

То, что в энергетической компании, топ-менеджером которой Сергей Каверин был еще вчера, его любили, стало для Артура неприятным сюрпризом. Голубоглазый блондин нравился женщинам и на равных общался со всеми подчиненными.

– Он был для всех своим парнем, – отметил его помощник Алексей Панасенков, который был откровенно подавлен смертью шефа.

Бесцветный и маленький на фоне руководителя… Каверин за это его взял?

– Был или казался? – уточнил Артур.

Все в нем протестовало против того, чтобы просто принять: Каверин был неплохим человеком.

– Не знаю, – откровенно признался Панасенков. – А не все равно?

Артур с интересом обернулся:

– В том смысле, что никто не знает нас истинных? Что люди воспринимают нас именно такими, какими мы хотим казаться?

– Ну… Наверное.

– А вы долго работали с Кавериным?

– С Сергеем Владимировичем?

– А есть еще один?

Панасенков поежился:

– Нет. Я… Два… Ну да, уже два года. Я перешел из другой фирмы.

– Он сам вас пригласил?

– Конечно. По-другому помощником руководителя не станешь. Это его прерогатива – выбрать кандидата.

– А кто был помощником Каверина до вас?

Алексей Васильевич помрачнел:

– Он погиб. Я его и не знал совсем… Говорят, разбился ночью на трассе.

Они беседовали в кабинете Каверина – стильном, со стальным оттенком в интерьере. Удивило, что на шкафах стояли модели самолетов, которые никакого отношения к энергетической компании не имели.

«Оксана не говорила, что он мечтал о небе», – на короткий миг Артуру вдруг стало жаль Сергея: жизнь сложилась не так, как хотелось в детстве. Не только у него, конечно… Логов был знаком только с одним парнем, успешным режиссером, у которого уже лет в сорок с гаком сбылась детская мечта о небе. Ну как сбылась – сам добился: выучился на пилота, заработал на спортивный самолет, арендовал место в ангаре аэропорта. И как ребенок плакал от восторга, рассказывая Артуру, как красиво под облаками… Разве Каверин не мог пойти тем же путем?

«Если бы меньше времени на девок тратил», – неприязнь вернулась, и Логову стало легче.

Фотографии его дочерей Артур сразу положил лицевой стороной вниз, как будто Маше с Сашей могло причинить боль то, что чужие люди роются в вещах отца. Мимоходом отметил: Сашка на снимке совсем маленькая, наверное, еще первоклассница… У Каверина не было более новых снимков? Они же вообще-то виделись?

«Как она приняла это?»

С Оксаной они договорились, что она сама сообщит младшей дочери о смерти отца. Наверное, ей удалось как-то смягчить удар… Или это и не стало для Сашки ударом, если отец давно стал в ее жизни лишь умозрительной фигурой?

Упомянула о Каверине она лишь однажды, когда они только знакомились с Артуром. Протянув маленькую ручку, Сашка быстро растянула губы:

– А я как Пушкин. Только женский вариант – Александра Сергеевна. А фамилия от другого писателя досталась. Иногда я чувствую себя литературным сборником…

Его это рассмешило и запомнилось. А еще легло на душу то, что Сашка тоже любила «Двух капитанов».

– Кстати, я тоже капитан, – сообщил Логов. – Только юстиции…

С тех пор он уже стал майором, но Сашка до сих пор, расшалившись, могла назвать его «мой капитан». Его поразило, что она читала эти стихи Уолта Уитмена…

– У тебя классная дочь, – как-то сказал он, надеясь доставить Оксане радость.

Но она разом померкла, даже съежилась:

– У меня две дочери…

Только о Маше они почти не разговаривали…

Тихонько шурша, Никита копался в бумагах на столе Каверина, отбирал те, которые могли им пригодиться, Логов проинструктировал его заранее. Компьютер и ноутбук оперативники уже забрали, и Панасенков потерянно пробормотал, что кабинет совсем опустел. То и дело он растерянно озирался, точно не мог освоиться в этой изменившейся реальности.

Логов старался не давить на него: встал возле окна и чаще смотрел на расстилавшийся внизу Кутузовский, чем на взмокшего от переживаний парня.

«Слишком нервничает, – отметил он сразу. – Так любил босса? Или есть грешок за душой?»

– Алексей Васильевич, не сочтите за труд, расскажите, где вы были вчера вечером?

– В театре, – отозвался тот без промедления.

И даже как-то обмяк от облегчения, растекся по креслу.

– В каком? –