Марш обреченных - Валерий Рощин

Один из опытных пловцов ведет за собой остальных; другой, отставая на полкорпуса от Палыча, плывет последним. Перед погружением Черномор предупредил: «Тритон» лежит всего в двухстах метрах от берега на небольшой глубине. Однако эти двести метров сегодня покажутся куда большим расстоянием, чем вчерашние триста…»

Наконец луч лидера выхватывает из темной мути знакомые очертания горбатой спины подлодки.

Все наши действия заранее отрепетированы. Пловец-лидер подает знак, и мы устремляемся к кормовой кабине. Сообща открываем два люка, оставляем сверху поклажу и попарно спускаемся вниз. Разместившись на сиденьях, подключаемся к бортовой дыхательной системе. Принимаем от пловцов мешки, укладываем их рядом и задраиваем крышки люков.

С минуту сидим в кромешной тьме, а когда загораются лампы дежурного освещения, осматриваемся. Шутка ли! – в этой тесной могиле под толщей воды нам предстоит провести треть суток.

Вскоре лодка качнулась раз, другой… И путешествие в неизвестность началось.

Движение внутри замкнутого пространства почти не ощущается, и только из-за переборки, отделяющей кормовую кабину от электромоторного отсека, доносится слабый гул…

* * *

Благодаря новизне ощущений первые два часа для меня пролетают быстро. Плотно прилегающий к телу гидрокостюм с пористой поролоновой подкладкой не позволяет воде циркулировать и отнимать тепло. Задница от жестких сидений, слава богу, не изнывала – грузового пояса на мне не было, а воздушная прослойка в складках костюма и в порах подкладки создавала положительную плавучесть. Меня попросту слегка тянуло вверх, и голова не упиралась в крышку люка только благодаря привязному ремню.

Конечно, неподвижное пребывание в этой клетушке удовольствия не доставляет, но клаустрофобией я вроде не страдаю – можно и потерпеть. В крайнем случае, протяни руку, открой клапан выравнивания давления, затем крутани вентиль замка и выбирайся наружу. Делов-то…

Рядом со мной сидит Супрун и тоже чувствует себя нормально. Всякий раз, встречаясь со мной взглядом, он поднимает вверх большой палец – дескать, все путем и настроение как у новорожденного головастика. Сквозь отверстие в разделительной переборке виднеются затылки Борьки и Палыча. Куценко спокоен, а пожилой Матвеев поначалу крутил башкой и нервничал, потом затих. Смирился.

Следующий отрезок времени из двух часов отличался от первого: свежесть впечатлений сменилась томительным ожиданием.

Тяжелее всего дается третья четверть путешествия – мы начинаем ощущать усталость. Нет, не ту усталость, что наступает от физического перенапряжения, а усталость мышц и суставов. Крохотная неудобная кабинка не дозволяет распрямить колени и вытянуть ноги. И эта скованность многократно усиливает желание поскорее открыть люки и вырваться на свободу.

Матвеев в такие моменты опять крутится, нервничает. Несколько раз он оглядывается, и я замечаю в тусклом свете дежурного освещения его затравленный взгляд с красноречивыми безмолвными вопросами: за что же это мне на старости лет и когда же все кончится?! На исходе шестого часа я просовываю в отверстие руку, трогаю его за плечо и показываю сначала на запястье, потом поднимаю два пальца: потерпи мол, приятель, осталась пара часов…

Последний отрезок заточения я и сам еле высидел. Порой так и хотелось плюнуть на все и выскочить наружу – к свежему воздуху, к пространству. К свободе!

Перетерпел. Заставил себя перетерпеть. Ведь, отматывая пленку назад, получалось, что именно я ездил по югу страны в поисках друзей и именно я уговаривал их принять участие в авантюре.

В общем, сам и заварил эту чертову кашу!

О долгожданном окончании подводного путешествия «Тритона» мы догадываемся по двум легким толчкам – лодка аккуратно ложится на дно.

Дежурное освещение трижды гаснет и включается. Согласно наставлениям преподавателя со звездой Героя на груди это означает: давление выровнено, можно переходить на дыхательную смесь от автономных аппаратов и покидать кабину.

Наконец-то!

Мы поспешно приводим в действие акваланги и меняем загубники; затем открываем оба люка. Снаружи появляются сопровождающие ребята с фонарями, принимают наш багаж и помогают выбраться наружу.

Господи, до чего же приятно поработать суставами и размять затекшие мышцы! И уже не смущают ни темнота, ни тяжесть наполненных снаряжением мешков, ни предстоящий путь до берега – все это представляется сущей ерундой. Главное – свобода и возможность двигаться!

Старший из профессиональных пловцов еще разок жестами напоминает о необходимости соблюдать светомаскировку и не шарить лучами фонарей куда попало. Затем указывает направление и медленно плывет к берегу. Остальные дружно двигаются за ним…

Плывем в трех-четырех метрах от дна. При этом наручные глубиномеры показывают значение в двадцать метров.

Через четверть часа дно резко идет вверх. Перед подъемом лидер останавливается, дает отдышаться и знаком приказывает погасить свет, оставив в действии лишь свой фонарь. Последний отрезок идем плотно друг к другу, ориентируясь на единственный луч…

Наконец над головами начинают играть желтые блики – отражение чуть освещенного дна. Я догадываюсь: глубина небольшая, скоро берег. И действительно, лидер замедляет движение, высовывает из воды голову, осматривается… И, погасив источник света, подает знак: «Мы на месте».

Все дружно принимают вертикальное положение, срывают с лиц маски, освобождают рты от надоевших загубников и глубоко вдыхают свежий морской воздух. Палыч приглушенно матерится; Куценко отплевывается, Супрун вытряхивает из уха воду.

Не верится, что мучительное испытание позади.

– Пошли – времени до рассвета мало, – командует сопровождающий пловец.

И верно – небо на востоке становится фиолетовым.

Шестеро мужчин снимают с ног ласты и выходят на пустынный берег. Далее мы стаскиваем с себя гидрокостюмы; пловцы помогают – развязывают резиновые торбы и подают нормальную одежду, обувь и сумки со снаряжением. В освободившиеся мешки запихивают гидрокостюмы, акваланги, маски и все то, что для задания уже не пригодится.

– Удачи вам, мужики, – прощаются с нами пловцы.

– И вам счастливо добраться домой!

Подхватив багаж, члены экипажа субмарины заходят в воду и очень скоро исчезают из вида.

– Ну что, граждане? И нам пора в путь-дорогу. – Взваливаю на спину тяжеленный рюкзак с контейнером.

– Поехали, – берется за второй Палыч.

Борька с Ильей подбирают две сумки, и наша компания дружно шагает вверх по уходящей от моря тропинке…

Глава десятая

Западное побережье Каспийского моря

2 августа

Палыч шагает первым. Одет он в самый простецкий наряд: затертые камуфлированные брюки, легкая брезентовая куртка с капюшоном, завернутые болотные сапоги. За плечами – видавший виды рюкзачок и дерматиновый чехол для рыболовных снастей, из которого «красноречиво» торчит оконечность складного спиннинга. Там же, в чехле, спрятана разобранная снайперская винтовка «Винторез».

Я иду следом и тоже выгляжу как заядлый любитель рыбалки: старенькие серые брюки, заправленные в обычные резиновые сапоги; зеленая болоньевая ветровка; выцветшая панама, что носят погранцы или военнослужащие в южных группировках. Вместо рюкзака – рыбацкий ранец на дюралевом каркасе.

Третьим, сгорбившись под тяжестью ноши, плетется Куценко. Любопытный наблюдатель наверняка подумает, что в прорезиненном мешке за спиной удачливого рыболова как минимум полтора десятка килограммов некислого улова. Хотя вид этого рыболова скорее напоминает туриста: кепка с измятым длинным козырьком, спортивный костюм неброской расцветки, раздолбанные кроссовки.

Замыкает шествие Илья Супрун. Этот при ходьбе опирается на алюминиевый рыбацкий сачок, тоже наклоняя корпус вперед под изрядным грузом. Болотного цвета куртка, полинялые черные джинсы, высокие армейские ботинки…

При каждом имеется комплект документов граждан Азербайджана, у каждого в бумажнике или просто в кармане лежат местные манаты и американские доллары. Припрятаны в одежде и российские загранпаспорта с простыми отметками о въезде – гражданам из большинства стран СНГ, гостящим в Азербайджане до девяноста дней, виза не требуется. В случае пребывания в стране более месяца надлежит зарегистрироваться в органах полиции, но «командировка» не предусматривает такого длительного срока. Группа планирует справиться с заданием дней за десять-двенадцать…

Идем на юго-запад. Где-то в тринадцати километрах параллельно берегу тянется железная дорога с Апшеронским каналом, а вдоль линейных ориентиров плотно «сидят» населенные пункты, которые предстоит аккуратно огибать сторонкой. Дальше, если миновать Хачмас с юга и протопать еще с десяток верст, придерживаясь того же направления, аккурат попадаешь к ущелью реки Карачай. Замечательное ущелье: глубокое, лесистое, безлюдное. Вот туда-то и держит курс ведомая мной группа. Туда, потому что по ущелью, напрочь лишенному селений и пестрящих делянок, мы планируем добраться до перевала. А за перевалом петляет следующее ущелье – такая же дикая пойма другой извилистой речушки. И, если пропереть по ее берегу с полсотни километров, окажешься точно в центральной части Азербайджана. А уж оттуда до обозначенного Барковым района меж тремя горными пиками – рукой подать.