Полуночные поцелуи (ЛП) - Бенедикт Жанин

— Просто дай ему выйти в течение первой четверти, — предлагает мама, подходя к раковине, чтобы вымыть руки.

— Если он не справится хорошо, снова поставь его на скамейку запасных.

— Тогда средства массовой информации будут окружать меня со всех сторон. Они подумают, что он все еще болен. Они будут подвергать сомнению его навыки и отпускать дерьмовые комментарии о его жизнеспособности в лиге. Если он встанет, сыграет и плохо справится с работой, они обвинят меня, а потом будут преследовать его. Здесь нет победы, — мой папа качает головой.

— Мы с Дагером разговаривали, и мы думаем, что было бы неплохо просто позволить ему это сделать. Заставить его сыграть всю игру, и если он отстой, то к черту все. Это на его совести. Это первая игра против UMass, и гораздо важнее, чтобы играл звездный игрок нашей футбольной команды, чем победить. Моральный дух университета и все такое.

— Просто разрешить? — я повторяю, удивленно, — С каких это пор ты из тех, кто может что-то сделать?

— Я не хочу, но я думаю, что из-за того, что он не играл в нулевую игру, он сомневается в себе, и это портит ему настроение. Раньше он делал ход примерно за 1,3 секунды, а теперь ему требуется больше 3,2. Черт возьми, его так часто атакуют товарищи по команде, что его тренировочная майка зеленая.

Я хмурюсь.

— Это немного разочаровывает. Тебя, должно быть, огорчает, что один из самых многообещающих игроков десятилетия провалился.

— Он не неудачник, Грета, — рычит папа, защищаясь. — У него просто трудные времена.

И держу пари, что то, что ты ведешь себя с ним как полный засранец во время тренировки, ему тоже не помогает. Он мог бы защищать своего игрока передо мной и моей мамой, может быть, даже наедине со своими помощниками тренеров, Дагером и Принстоном, но я прекрасно знаю, что папа, которого в данной ситуации более уместно называть тренером Сахнун, вчера устроил Моргану новый скандал. Возможно, я никогда не была свидетелем ни одной практики в колледже под руководством моего отца, но, основываясь на том, что я знаю из средней школы и от Джулиана, я уверена, что мой отец разорвал Отиса Моргана в клочья.

— Эй, пап, — медленно начинаю я, внезапно в моей голове появляется мысль, что со всеми этими разговорами о футболе. Я сглатываю, сохраняя свой тон нейтральным, почти незаинтересованным.

— На самом деле у меня есть к тебе футбольный вопрос.

— Чего ты хочешь? — из обоих моих родителей мой папа меньше всего говорит на своем родном языке, и это потому, что на самом деле он никогда не жил в Алжире. Его отец, мой дедушка, иммигрировал в Соединенные Штаты в качестве военного беженца, прямо перед рождением моего отца, что сделало папу алжиро-американцем в первом поколении. Выросший здесь, он полностью усвоил культуру, борясь со своим наследием в попытке вписаться в нее. Среди своей семьи он аутсайдер, будучи единственным, кто никогда не хотел возвращаться домой после того, как все уладилось, и он остался ради карьеры в Штатах.

Единственный раз, когда он не говорит по-английски, это когда он в стрессе или не думает, и даже тогда его стиль общения нарушен, учитывая, как мало он говорит на нем изо дня в день. И когда они с моей мамой разговаривают, это в основном по-французски. Единственный раз, когда я слышал, как мой отец говорит по‒кабильски в течение длительного периода времен, я могла бы добавить, это когда он разговаривал с семьей дома, или когда мы посещали их несколько раз, и даже тогда его красноречие вызывало критику. Забавно, насколько папа хорош во французском. В тот день, когда мой дедушка узнал, что его сын выучил язык колонизаторов ради девушки, начался настоящий ад.

Когда мама рассказывает эту историю, она смеется, но папа всегда выглядит бледным. Я бы также счел это забавным, если бы вся ситуация не была глубоко травмирующей и серьезной.

— На самом деле, это не столько футбольный вопрос, сколько вопрос о вашей футбольной команде, — хлопая костяшками пальцев, я собираю себя в кулак и быстро приступаю к делу.

— У вас в команде есть парень по имени Резерфорд? Это второе имя, а не первое, — глупо, глупо, глупо. Я ненавижу себя в ту же секунду, как эти слова слетают с моих губ.

— Резерфорд? Нет, я не… Я так не думаю? Но опять же, на самом деле я не знаю вторые имена своих игроков. Я едва помню их имена, — он выглядит подозрительно. Я никогда, ни разу, не интересовалась ни одним из его игроков.

— Почему?

Прежде чем у меня появляется шанс ответить, настойчиво звонят в дверь ‒ один, два, три раза.

— Грета, открой дверь, — командует папа.

Я смотрю на маму, надеясь, что сделает это вместо меня.

Папе это совсем не нравится.

— Ты, Грета. Открой дверь прямо сейчас.

Неохотно я спрыгиваю со стула и направляюсь в фойе. Если бы я знала, что моя жизнь изменится в ту секунду, когда я открою ее, я бы шла медленнее. Может быть, я бы сопротивлялась и настояла, чтобы мама сделала это. Но я не знала.

Я поворачиваю ручку и распахиваю дверь с безрассудной самоотверженностью и сталкиваюсь лицом к лицу с мужчиной, о котором пообещала себе больше не думать, если только это не будет связано с нежными, страстными, отстраненными воспоминаниями.

Он громко выдыхает.

— Мири…

Он даже не произносит последний слог моего второго имени, прежде чем я закрываю чертову дверь у него перед носом.

ПЛЕЙЛИСТ

давай покатаемся | juju

greteleatsbread 13 песен, 48 мин 49 сек

I’m Not Okay (I Promise)

My Chemical Romance

Numb

Linkin Park

The Diary of Jane

Breaking Benjamin

Iris

The Goo Goo Dolls

It Ends Tonight

The All-American Rejects

Chasing Cars

Snow Patrol

Somewhere Only We Know

Keane

Riot

Three Days Grace

Apologize

OneRepublic

Yellow

Coldplay

How to Save a Life

The Fray

Basket Case

Green Day

I’m Just a Kid

Simple Plan

Глава 10. Ужин из Ада (с семьей Сахнун)

Отис

У меня и раньше хлопали дверью перед носом. Мне было одиннадцать, я продавал соседям попкорн для бойскаутов. Злая, старая мисс Хеклз захлопнула дверь у меня перед носом, увидев меня с открытой коробкой восхитительных лакомств. Я не успел произнести наш лозунг, как она крикнула:

— Глупые, уродливые дети, — и захлопнула дверь.

Несмотря на то, что я был большим мальчиком, я плакал от уныния. Дедушке это не понравилось, и он набросился на женщину с речью, колотя в ее дверь кулаками и ногами, ругаясь как черт. Все плохие слова из моего арсенала были усвоены в тот день.

В настоящее время я слишком взрослый, чтобы плакать, но я действительно стону от боли, мучительной боли, потому что, в отличие от того времени, я чувствую вкус железа в своей крови. Мириам вложила огромную силу в этот замах, и я оказался слишком близко к большой деревянной доске при ударе.

Я в агонии хватаюсь за лицо, кладу руку на дверной косяк, чтобы стабилизировать себя и не согнуться пополам. Привкус крови становится все более заметным, и не прошло и секунды, как я чувствую, как она сочится у меня из носа.

— Грета, — доносится приглушенный голос тренера с другой стороны двери.

— Кто там? — спросил он.

Я не слышу, отвечает ли она, и когда меня снова пронзает приступ боли, я громко стону, и дверь снова открывается.

— Что произошло, во имя всего святого? — тренер брызжет слюной при виде представшей перед ним сцены.

— Морган, что, черт возьми, происходит? — он оказывается рядом со мной и немедленно помогает мне встать прямо. Я хмыкаю от этого движения, все еще прикрывая лицо рукой, чтобы кровь не капала на его коврик у двери. Он нажимает мне на затылок, чтобы наклонить голову вперед.

— Что случилось?

Несмотря на странную, сгорбленную позу, в которой я нахожусь, я изо всех сил стараюсь смотреть на Мириам, или это Грета?

— Ничего, — бормочу я, сглатывая кровь, которая попала мне в рот, и съеживаюсь. У меня бы никогда не получилось стать вампиром.