Варфоломеевская ночь - Пьер Понсон дю Террайль

Маргарита была в великолепном расположении духа и дружески болтала с Нанси. Когда они отъехали на порядочное расстояние от Парижа, она сказала:

— Если мы будем все время ехать таким шагом, то сделаем пятнадцать лье без перепряжки и будем у Шартрских ворот еще до восхода солнца. Ну, а ведь очень мило успеть сделать пятнадцать лье в то время, когда ни одна живая душа в Лувре даже не предполагает о моем отсутствии. Тем не менее этого еще не достаточно…

— Ну да, — сказала Нанси, — конечно, возможно, что его величество Наваррский король бросится вслед за вашим величеством…

— О, это мне совершенно безразлично!

— И что король Карл вмешается в это дело.

— А, это уже хуже… Но больше всего я боюсь королевы Екатерины, моей достоуважаемой матушки.

— Не считая еще герцога Гиза, который придет в бешенство, получив ваше письмо.

— Вот именно! А потому я думаю, что нам нужно отъехать возможно большее расстояние и продолжать путешествие даже днем. Когда же наши мулы устанут…

— Мы купим свежих.

— Вот именно!

Мулы продолжали бодро бежать, и так прошла вся ночь. Уже забрезжил рассвет, когда вдали показались колокольни шартрского собора. Рауль заглянул в повозку и увидел, что королева спит. Но Нанси не спала, следя блестящими глазами за своим красивым Раулем. Тогда паж объехал экипаж сзади и приблизился к левой дверке, чтобы было удобнее разговаривать с Нанси.

— Не замечаешь ли ты, милочка, что горе укорачивается во сие и в дороге? — спросила девушка.

— Ах, дорогая Нанси, — нежно ответил паж, — если бы я путешествовал без вас, я не мог бы спать и мое горе увеличивалось бы с каждым лишним шагом!

Комплимент понравился девушке, но она не подала вида и сказала:

— Ну а королева, как видишь, спит.

— О, и даже очень крепко!

— Следовательно, даже прилагая к данному случаю высказанное тобою суждение, приходится констатировать, что ее горе уменьшилось.

— Надо полагать, что это так.

— Когда же она проснется, мы будем так далеко от Парижа, что королева ни о чем и вспоминать не станет.

— Неужели вы действительно думаете это?

— Я уверена, что это так!

— Значит, она никогда не любила своего супруга, наваррского короля?

— Наоборот, она обожала его, но… но он задел ее самолюбие, и, решив отомстить ему, королева уже не страдает более.

— Но как же она может отомстить ему? — спросил Рауль с наивностью, недостойной пажа при луврском дворе.

Нанси посмотрела на него с насмешливой снисходительностью и сказала:

— Ребенок!..

— Ах, теперь я понял! — воскликнул Рауль.

— Поздравляю! — насмешливо отозвалась Нанси.

— И могу только пожалеть о…

— Тссс!.. Не надо имен! — остановила его осторожная Нанси.

Рауль замолчал сконфуженный. Между тем Нанси продолжала:

— Раз нам подвернулся удобный случай поговорить, то позволь дать тебе добрый совет. Видишь ли, королева интересуется тобой, д, когда мы вернемся, тебя сделают шталмейстером, а я получу приданое…

— Вследствие чего мы и поженимся сейчас же, не правда ли?

— Еде бы нет! — сказала Нанси, грозя пажу розовым пальчиком. — Особенно теперь… Ну, так вот, для того чтобы все это действительно состоялось, мы должны внимательнее ухаживать за королевой. Она хочет отомстить мужу за его измену, отплатив ему тем же. Ну, так вот… мы должны подумать о своем будущем и помочь ей в этом.

— Но как?

— В одних случаях — закрывая глаза, а в других… Ну, это будет вредно!

— Я надеюсь, что, когда дело дойдет до этого, вы укажете, как мне надо будет действовать, милая Нанси! — наивно сказал паж.

Тем временем экипаж все ближе подъезжал к Шартру. Когда копыта мулов застучали по мощеным улицам города, Маргарита проснулась.

— Я, кажется, спала? — улыбаясь, сказала она. — Мы уже в Шартре? Да? Так пусть Рауль распорядится, чтобы погонщики остановились у первой гостиницы, которая встретится нам. А пока мы займемся с тобой распределением своих будущих ролей. Я молодая вдова из Туренни, по имени Шато-Ландон, И возвращаюсь из Парижа, где у меня был процесс, оставшийся еще от покойного супруга. Ты — моя племянница, а Рауль — мой племянник. Ты — дочь моего брата, Рауль — сын моей сестры. Таким образом, вы — двоюродные, вы обручены и собираетесь жениться. Вплоть до Анжера так должно быть для всех посторонних.

— Ну что же, — ответила Нанси, — все это имеет очень правдоподобный вид, и я уверена, что никто не заподозрит в вашем величестве наваррской королевы.

Маргарита пробыла в Шартре час. В течение этого времени Рауль сменил усталых мулов на свежих лошадей, затем они поели и снова двинулись в путь.

Часов около двенадцати дня путники увидели близ дороги маленькую деревушку, при въезде в которую виднелась вывеска:

«Гостиница „Добрый король Людовик XI“».

— Однако! — воскликнула Маргарита. — Вот человек, у которого не был повешен ни один из предков, что весьма редко можно встретить в этой стране, где мой достопочтенный предок Людовик XI устлал дороги виселицами вместо деревьев. Почему бы нам не пообедать у этого чудака?

Они так и сделали. После обеда Маргарита прилегла, а Нанси с Раулем отправились гулять по берегу реки, протекавшей близ дороги.

Прошло часа три. Нанси и Рауль все еще нежничали в тени густых прибрежных ив, «госпожа Шато-Ландон» еще не выходила из своей комнаты. Вдруг у дверей гостиницы остановился какой-то всадник и крикнул:

— Эй, трактирщик! Подай стакан вина для меня и овса $+o моей лошади!

Трактирщик подбежал и принял повод лошади. Тогда всадник соскочил на землю. Это был очень красивый молодой человек среднего роста, очень хорошо сложенный, с прелестным цветом лица, маленькими ногами, аристократическими руками и прелестными блестящими глазами, словом — аристократ с головы до ног. Таково было по крайней мере мнение Нанси, возвращавшейся под руку с Раулем в гостиницу в тот момент, когда незнакомец входил в комнату.

Не успел он присесть, как в общий зал спустилась отдохнувшая Маргарита. При виде ее молодой человек сейчас же вскочил и был, видимо, поражен царственной красотой молодой женщины. По крайней мере, у него даже лицо покраснело от испытанного им волнения.

XXIII

Выехав из Парижа, Ожье де Левис проскакал карьером вплоть до Медона. Но при въезде в этот город он заметил, что его лошадь немного прихрамывает, а потому, увидав освещенную кузницу, подъехал к ней и кликнул кузнеца.

Пока мастер перековывал лошадь, Левис вошел в кузницу и при свете горна достал оба куска пергамента, данные ему королем. На первом из них были написаны только имена, на втором же, написанном по-беарнски, была инструкция. Ожье пожелал ознакомиться с нею и прочел следующее: