Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В наше харбинское представительство по репатриации русских эмигрантов из Маньчжурии мы направили письмо с просьбой выяснить, не проживает ли в Мишани с семьей разыскиваемый; если проживает — передать ему записку от сына Игната. Если там такового не окажется, то, по возможности, уточнить, что известно его жене о судьбе мужа.
Кроме таких справочных мер мы с капитаном Сошниковым предусмотрели также поездку в село Тамбовку, где надеялись напасть на след Терещенко-Дрозда. Сперва прибыли поездом в Даубиху. Затем наш путь пролегал по Чугуевскому тракту, петлявшему среди таежных перевалов и круч.
Октябрь уже был на исходе. В тайгу полновластной хозяйкой входила зима. С побелевших вершин и крутых отрогов Сихотэ-Алиня все ниже и ниже в долины и распадки спускался снежный покров; крепчали морозы, стыли реки и ручьи. Последние два дня огромными хлопьями валил сырой, липкий снег, занесенный в горы теплым океанским ветром.
На попутной полуторке, которая едва катила по обледеневшей дороге, мы за день преодолели с трудом западный склон большого горного отрога и благополучно спустились в Улахинскую долину. К вечеру того же дня добрались до районного центра — села Чугуевки. Это добротное таежное село широко разбросалось по извилистому берегу бурной горной реки Улахэ. В нем стояли похожие друг на друга, срубленные из вековых сосен и лиственниц пятистенные, с тесовыми крышами дома, украшенные затейливыми резными наличниками на окнах и обнесенные плотными дощатыми заборами. В одном из таких домов мы нашли райотдел госбезопасности, начальником которого был подполковник Акишев Зиновий Иванович.
«Наш район хоть и таежный, но с многоотраслевым хозяйством, — рассказывал нам подполковник. — В поймах Улахэ и ее притоков набирает силу после войны животноводство. Есть несколько леспромхозов. Словом, район богатый, да рабочих рук не хватает. Вот и прибывают к нам вербованные и переселенцы из разных краев. В общем-то, народ хороший, работящий. Однако и мусор наплывает: бездельники, любители легкой наживы, преступники… Недавно мы в одном леспромхозе несколько бывших полицаев разоблачили. Нынешним летом сгорели два штабеля леса и коровник… Не исключено, что поджог — дело вражеских рук… О Назаре Дрозде-Терещенко собрали кое-какие сведения. В Тамбовке он поселился после гражданской войны. Сперва охотой занимался, потом — землепашеством. Очень скоро разбогател. Батраков имел. В тридцатом году подлежал раскулачиванию, но успел распродать свое имущество и сбежал в Маньчжурию. Ходили слухи, будто Назар Дрозд разбогател на сделках с контрабандистами. Старожилы, кто знал его, померли. Правда, есть в селе семья, которой, пожалуй, известно, каким ветром занесло его сюда и где он сейчас. Это — супруги Зайчиковы. Кузьма Зайчиков и Дрозд Назар женаты на сестрах, свояки то есть, вместе в тайгу ходили — за пушным зверем. С Зайчиковыми не беседовали — вас дожидались».
Большим хлебосолом, по-таежному гостеприимным и радушным, оказался подполковник Акишев. Сводил нас в жарко натопленную парную баньку. А за ужином чем только не потчевал! И духовитым медвежьим салом, вяленой рыбой, мариноваными грибками, пахучим липовым медом…
В помощь нам подполковник Акишев отрядил молоденького лейтенанта Дедова.
Рано утром на легковушке мы выехали в Тамбовку. По просторной долине петляла заснеженная, но вполне пригодная для быстрой езды дорога. Однако пришлось и поволноваться. Не без опаски одолевали еще не совсем замерзшие, стремительные Улахэ и Ли Фудзин. Мостки через эти речки снесло осенним половодьем после проливных дождей, а новые сооружены были наспех, еле держались на опорах…
В солнечный морозный полдень мы въехали в Тамбовку — небольшое таежное село. Подрулили к зданию сельсовета. Возле него уже поджидал нас, сидя на завалинке, председатель сельсовета — Бочаров Демид Львович. Это был рослый, крепкий мужчина. Здороваясь, он протягивал сразу обе руки — с жесткими, как дерево, ладонями. Вместо левой ноги волочил по земле фабричный протез.
«Летом сорок четвертого под Яссами долбануло», — сказал Бочаров, когда мы вошли в просторную комнату, единственную в переделанном под служебное помещение крестьянском бревенчатом пятистенке.
Эта комната служила в разные, разумеется, часы и кабинетом председателя, и сельским клубом (тут были скамейки и низенький помост — нечто вроде сцены, в глубине которой светился небольшой квадрат белого полотна — экран для кино).
«Когда, значит, меня в госпитале подштопали — вернулся в Приморье. Ведь я коренной дальневосточник. Родом из села Камень-Рыболов. В Тамбовке как оказался?» — переспросил он, снимая с себя медвежий тулупчик и предлагая нам раздеться.
В комнате, хоть и потягивало холодком из-под дощатого пола, все же было тепло. Печь голландка, огромная, уходящая в высокий потолок, полыхала жаром — к ее железному кожуху нельзя было притронуться. Где-то внутри печи смачно потрескивал смолистый, пахучий кедрач.
«В Тамбовке я оказался, значит, так… — Бочаров поставил на стол, за которым мы расположились, ведерный самовар, водрузив на него заварной чайник. — В войну жила тут тетка моей женки. И женка с ребятишками перебралась сюда из Камень-Рыболова, когда я на фронте находился. В ту пору люди, значит, кучнее жить старались. Так мы тут и прижились».
Рассказывал он неторопко, с крестьянской рассудительностью и степенностью. И все подливал и подливал нам в огромные металлические кружки терпко пахнущий чай, изготовленный из каких-то таежных растений.
«Председательствую с сорок пятого. С народом обзнакомился. А как же — служба. Про родичей Дрозда Назара, про супругов Зайчиковых, значит, про Кузьму и про женку его Устинью, только хорошее можно сказать. Многострадальная семья, право слово. У них пять сынов было. Трое в войну полегли. Иван, предпоследний сын, сейчас в армии. А самый меньшой — Толик — в одиннадцать годков в речке утоп, прошлой весной. На тот час солнце уже за обед перевалило. Устинья на берегу была — бочонок из-под квашеной капусты отмывала. Вдруг видит: из-за кустов на стремнину потоком вынесло ее сынка — Толика, значит. А рядом с ним — ровесник его, соседский мальчонка Володя, с утра еще на рыбалку они ушли. И вот тебе… Замерла Устинья от ужаса. Да скоро пришла в себя. Бросилась в воду в чем была. А речка у нас не больно широкая и не сказать что глубокая, по шейку мне будет. А течение быстрое. Кое-как настигла утопавших Устинья, обратала их в обе руки — да к берегу. Но возле самого берега поскользнулась на валуне, упала, сама стала захлебываться. Тогда и оставила сынка Толика и кое-как выбралась на берег с Володей. Тут же обратно кинулась в речку. За своим сынком, значит. Да поздно — волна захлестнула его и унесла. Чуть не обезумела от горя Устинья. Долго бежала вдоль берега. Рвала на себе мокрые седые волосы. То тут, то там в воду кидалась, дико кричала. Подоспели люди, кое-как увели ее домой силой. И до той поры была Устинья немного нелюдимой. А после случившегося словно окаменела. Даже слезы не брали ее. Наши сельские уважали Устинью за кроткий нрав, за рассудительность, за честность. Однако после того слишком досужие кумушки прожужжали друг дружке уши — понять все хотели, почему Устинья спасла не своего, а чужого ребенка…»
- Амур. Между Россией и Китаем - Колин Таброн - Прочая документальная литература / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература / Прочие приключения / Публицистика / Путешествия и география
- Солнце. Озеро. Ружье - Геннадий Владимирович Ильич - Боевик / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Беглец - Александр Конторович - Прочие приключения
- Хмурый Вангур - Олег Коряков - Прочие приключения
- Все мои жизни - Тая Дариан - Городская фантастика / Прочие приключения / Эзотерика
- Гардемарин - Андрей Алексеевич Панченко - Попаданцы / Прочие приключения
- Александр Третий и Александрия (СИ) - Рыбаченко Олег Павлович - Прочие приключения
- Новогодние приключения арбузной горгульи - Евгений Вальс - Прочая детская литература / Прочие приключения / Прочее
- Насельники с Вороньей реки - Михаил Кречмар - Прочие приключения
- Сингулярность - Джей Рем - Прочие приключения