Солдат великой войны - Марк Хелприн

Энрико пил теплую воду из речки, а Алессандро планировал строительство гасиенды в пампасах, когда на гребне дюны появилась Лиа. Ее поразило, что Энрико пьет воду, вытянув шею и широко расставив ноги, а Алессандро, что казалось почти невозможным, с головой ушел в свои мысли. Ему бы прыгать от радости, ведь он сумел обогнать ее, хотя она и выехала гораздо раньше, но он выглядел таким несчастным, и оттого нравился ей еще больше.

Когда ее кавалерийский скакун, чуть скользя по песку, спускался вниз, Алессандро в удивлении повернулся.

— Ты, должно быть, летел, — воскликнула Лиа. — Я все время гнала лошадь.

— Мы проехали через лес. — Он посмотрел на Энрико. — Он считает, что его долг — прыгать через изгороди и стены, продираться сквозь кусты и деревья и без устали бегать на длинные дистанции… а я никогда его не разуверял.

— Так принято ездить в Аргентине.

— В Аргентине? — В голосе Алессандро послышалось изумление.

— Мой отец курировал строительство железной дороги из Баия-Бланки в Буэнос-Айресе.

— Я думал, твой отец банкир.

— А кто, по-твоему, дает деньги на строительство железных дорог?

— И долго ты там жила?

— Два года. Побережье там красивее. — Ветер, прилетавший с волнами, играл ее волосами. — Никого на десятки километров. Я плавала в море без всего, даже без кольца.

У нее покраснели лицо, шея и, хотя он не мог этого видеть, грудь и плечи тоже. Потом жар начал спускаться даже по спине, но, к счастью, ветер охлаждал тело.

— А это не опасно? — спросил Алессандро. Они уже шагали, ведя за собой лошадей, на юг, к Анцио.

— Волны там высокие, но течения медленные.

— В смысле, без одежды.

— Я была не одна.

Алессандро почувствовал себя камнем, брошенным в морскую пучину. Познал забвение, представив себе еще одного ее любовника.

— Со мной была лошадь.

— А если бы кто-нибудь пришел?

— Кто?

— С дурными намерениями.

— Там вообще никого нет, куда ни посмотри.

Алессандро кивнул. Однако не мог не злиться на вызывающее поведение Лиа, которое, женись он на ней, выставило бы его в неприглядном свете. Что-то определенно не так, если такая прекрасная молодая женщина ведет себя столь беззаботно.

— А если бы все-таки кто-то пришел? — спросил он. — Если бы в дюнах прятался мужчина? Никто бы не смог помочь, кроме твоей лошади.

— Моей лошади вполне бы хватило.

— Она обучена кусаться? — с нескрываемым сарказмом спросил Алессандро.

— Она обучена не убегать и не уносить мои переметные сумы, в которых я держу вот это. — Она сунула руку в одну, вроде бы не аргентинскую, но определенно не итальянскую. Достала тяжелый револьвер, подняла стволом вверх. Чувствовалось, что обращаться с оружием она умеет. — Это английский, «Уэбли-энд-Скотт».

Полчаса они гуляли по берегу, ведя за собой лошадей, говорили об Аргентине, баллистике и море. Хотя море еще недостаточно прогрелось для купания, у Алессандро перед глазами то и дело вставала картина — плавающая Лиа. А уж когда представил себе, как они купаются вместе, напряг как-то забылся.

Но все мысли на сей счет как рукой сняло, когда Алессандро увидел, что над Тирренским морем поднялся шторм и быстро движется в их сторону. Они услышали еще далекие раскаты грома, черные тучи все больше занимали небо.

Прошло еще немного времени, и грозовой фронт растянулся от мыса Анцио до горизонта. Желтые зигзаги молний вырывались из угольно-черных туч и вонзались в море, зеленое, как изумруд. Поднялся ветер, взбив пенные гребни на волнах, спешащих к берегу. Свет над ними менялся от серого к пурпурному и золотому.

Лиа повернулась к Алессандро.

— Я могу успеть в Рим быстрее грозы, — сказал он.

— Ерунда, не сможешь.

— Смогу.

— Чушь. — Она пожала плечами.

— Нет. Я знаю свои возможности. Всегда знаю, когда шансы хорошие, и это тот самый случай. — Он положил руку на крепкую шею Энрико.

— Хотела бы я на это посмотреть. Потом расскажешь, успел ты до дождя или нет.

— А почему бы тебе не составить мне компанию?

— У меня нет охоты состязаться с грозой или пытаться ее обогнать, и уж тем более нет желания сопровождать того, кому такое взбредет в голову. Не получится. Никогда не получалось, и не получится.

* * *

Если бы Алессандро знал, что в тот день Лиа пришла в сад ни свет ни заря, он бы ежедневно поднимался в пять утра, чтобы случайно встретить ее. Апрель подходил к концу, и он не видел ее уже несколько недель. И не получал от нее никаких известий. При этом не знал, как подступиться к ней. Не имея навыков светского общения, он не мог пригласить девушку в театр или оперу, о случайной встрече на каком-нибудь званом обеде и речи быть не могло, ведь его самого никуда не приглашали. Только и оставалось, что валяться в кровати.

Как-то рано утром, еще до того, как лучи солнца проникли в комнату, к нему вошел отец и тряхнул за плечо.

— Я хочу спать.

— Нельзя.

— Что значит нельзя?

— Сегодня ты мне нужен. Умберто болен и не выходит на работу уже три дня, мы отстаем с подготовкой документов, и Орфео вчера сказал, что не будет работать, если я не найду замену Умберто. Ты знаешь, какой он, этот Орфео. Брейся и одевайся. Мы опаздываем.

— Ты что, не можешь нанять писца? — сердито спросил Алессандро.

— Писцы — не мотыльки, — возразил отец. — Они осторожны и неповоротливы. Я никого не смогу нанять меньше чем на три месяца, да и на поиски уйдет еще два.

— У меня какая-то беда с рукой, — пожаловался Алессандро. — Стоит немного пописать, и она вдруг холодеет или становится очень горячей. Мне кажется, это паралич или начало какой-то ужасной болезни…

— Скорее всего, с наконечника пера стерлось золото. Принеси-ка ручку. Орфео посмотрит: он специалист.

— Но сегодня я хотел поехать в Браччано и поплавать в озере.

— Сегодня ты должен заменить Умберто.

— Я бы предпочел как-то этого избежать.

— У тебя нет выбора.

— И все-таки я бы предпочел избежать.

Отец вышел из комнаты.

— «У тебя нет выбора! У тебя нет выбора!» — повторил Алессандро. И хотя первый раз он надел штаны задом наперед, за пять минут успел умыться и побриться, после чего спустился вниз, одетый как адвокат: костюм, галстук, жилетка.

— Завтрак! — воскликнул он, когда отец повлек его к двери.

— На работе, — отрезал адвокат Джулиани. Они спустились с Джаниколо по лабиринту троп, улочек, лестниц. И скоро добрались до Трастевере и продолжили спуск по крутым и крошащимся лестницам, погибели для стариков, стылым январским утром они могли отправить в мир иной даже таких осторожных и проворных созданий, как дворовые коты.

Алессандро с отцом быстро спускались по склону, прислушиваясь к эху своих шагов, и чуть не бежали на ровных участках в Трастевере. Миновав мост через Тибр, влились в поток мужчин, спешащих на работу и не обращающих внимания на утренний свет, расцвечивавший мраморные дворцы, заливающий парки и идеально спланированные площади.

— О чем ты думаешь, когда идешь по городу утром? — спросил Алессандро отца.

— О многом.

— Ты думаешь о самом городе?

— Нет. Раньше думал, но у меня есть работа, и она давно уже моя хозяйка. Работа — это огромная змея, которая обвивает тебя с головы до ног. И как только это произойдет, вся твоя жизнь — борьба, о беззаботной юности можно забыть. К примеру, нет времени подумать о городе, даже когда идешь по нему.

— Если только он не становится твоей профессией.

— Тогда ты архитектор и все время думаешь о том, как найти клиентов.

— А если выбранная тобой профессия — смотреть на вещи, которые окружают тебя, видеть их красоту, видеть их сущность, находить в мире наполняющую его истину.

— Тогда тебе надо быть богатым.

— А как насчет профессорской кафедры?

— По какой дисциплине?

— Эстетике.

— Эстетике? Это нелепо. Ты будешь двадцать пять лет жить рабом. Советую выбрать церковную карьеру.

— Лучше умереть, чем жить без женщин, — возразил Алессандро.

— Как насчет армии? — спросил его отец. — По мне, так университеты — та же армия. Разница лишь в том, что там офицеры не носят знаков отличия на форме: они пишут их после фамилии и объявляют, если собираются произнести помпезную, сладкозвучную и занудную речь.

— Армии? — переспросил Алессандро. — Армия убивает людей!

Адвокат Джулиани пристально посмотрел на сына.

— Прошли какие-то реформы, о которых я не слышал? Или ты не знаешь, что армия убивает только тех, кто в ней служит? Наша армия в последнее время состоит исключительно из святых и мучеников. Они идут в бой и не возвращаются, а противник удерживает свои позиции. Обвинять их в убийстве — клевета.

— Брат Лиа служит в армии. Вроде бы компетентный офицер.