Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

тебе! Какие светлые, чистые думы о тебе! Твоя милая «головка» — свет и радостность — со мною. Так и пойдет со мною во всех путях, сужденных еще мне. Со мною и твое — шершавое — полотенце, твое мыло — плоское-круглое.

Я так и не коснулся его все эти 20 мес. Со мною и твоя-моя голубенькая чашка (малютка). Другая осталась на иконной полке, как и «елка». Как дорого мне _в_с_е_ твое, — священное для меня! О-ля, как я хочу писать!., жду-жду, когда осяду прочно. Не знаю, я, м. б., ускорю свой отъезд в Америку, — чего тянуть! Твои письма упакованы и крепко убраны: в сундуке, который был мне послан — _п_р_я_м_о_ в конечный пункт. Я с ними не расстанусь. Вглядись в события: они очень _ч_р_е_в_а_т_ы. Пожар может — и невдолге! — охватить Европу839. Надо просить Бога — послать _р_а_з_у_м_е_н_и_е_ и _п_у_т_ь. Подумай о себе и своих… Ждать ли неведомого и страшного?! Тебе лично, думаю, ничто не угрожает, но… могут связать дух твой и руки, и «перепоясать»840, — и повести _п_р_о_т_и_в_ твоей воли, — в непотребное для духа твоего. А своим — невольным — бытием там ты никак не облегчишь участь всего родного тебе! Если бы судил Господь мне завершить земной путь с тобой, при тебе, на глазах твоих! Как ты необходима мне! И м. б. я — тоже, необходим тебе. Ты мне послана в утешение, во укрепление, — так верую.

Даже в здешних газетах — явная тревога. Здесь не знали, что Франция (Париж) висели на волоске в дни (ноябрь — начало декабря) забастовок. Теперь постигли, после речи Шумана841 на конгрессе его партии (NRP) — только что читал «Journal de Genève», 30.XII. Смотри: перед глазами всего мира король Михаил Румынский — «отрекся»842. Судьба его решена: судьба нашего Государя. Пожар может заполыхать на Балканах. И — разольется всюду. О Голландии пишут, что и она попала уже в план Советов. Несомненно, как и Дания… а там — главное поле войны — Париж, Франция. Может прийти — ужасное. Пусть на срок, но за этот срок — «последний бой» — за мир! — мог _в_с_е_ испепелить. Надо быть предусмотрительными. От встречи с Иваном Александровичем и дочерью С. Горного я жду уяснений многого. А пока — молю Бога — дать разумение, как мне _и_д_т_и, когда и куда. Не о спасении личном думаю: о выполнении мне отпущенного: покой и воля, и — _р_а_б_о_т_а! Если бы — с тобой рука-в-руке! сердце-к-сердцу. Укрепляя — и радуя — друг-друга. Рядом с моей работой _в_с_е_г_д_а_ — дума о тебе, о твоей судьбе. Ты для меня _с_и_л_а_ душевная, как, м. б., и я для тебя. —

Скоро мне предстоит быть на «елке» и сказать детям и родителям о «самом важном». Не о политике, не-эт… а о _ж_и_з_н_и, о радостях чистых Жизни и о путях достижения, исходя из этого чудесного символа: _е_л_к_а, Христово деревцо — с вещами-символами. Уже — просят, очень. И я не в праве отказать. Но я не дам себя — утомлять и отвлекать от главного. Будь покойна, я не опрометчив и буду очень сдержан. На ход мировой жизни я, конечно, не могу никак повлиять, но мой долг — творить _р_о_д_н_о_е_ в душах и — во-Имя Божие, поскольку есть во мне силы. Мне не раз — и здесь — говорили: «вы не знаете, _к_т_о_ и _ч_т_о_ вы для нас». М. б. Это меня никак не обольщает. Я делаю слишком мало. Да, кое-что давал… но я сознаю, что теперь пришел последний час до делать начатое. Мерно, достойно и сознательно. Пытаться _в_л_и_я_т_ь, укреплять упования и помогать сознанию — кто и что все мы, Россия наша — для нас и мира. Это я буду пытаться делать, сколько будет воли, умения, дара. Непрестанно взывая: «помоги, Господи!» Ты мне дашь сил и воли и — порыва. Ты, только, — в земном. По Воле Вечного. Прильни ко мне сердцем.

Олюна моя светлая, чистая, достойная. И — чутко-мудрая. Я не убегаю, не отдыхаю, не праздную _с_в_о_б_о_д_у… — я, просто, стараюсь различить «вехи» пути моего, по Его Воле. Работать в Его винограднике843. Пусть — как раб ленивый, но не лукавый844, пытающийся идти на голос Господина моего845. Помоги мне молитвой, участием, всеми мыслями твоими, родная моя.

Жизнь здесь — очень дорогая. Я прошу едущих в Париж и возвращающихся оттуда кое-что привезти мне. Со мной есть и французские деньги, около 4 тыс. фр. (право мое провезти — 4 тыс.) Здешних у меня, если все учесть — до 2500 франков швейцарских. Курс твоей монеты еще не мог узнать: гульден, конечно, котируется. Отношение швейцарского франка к доллару: 4,32 — к 1 доллару: доллары очень окрепли. На дорогу в Америку у меня вполне хватит. И там — месяца на 4–5. Но предстоят еще издания: за «Лето Господне» еще причитается до 65 тыс. французских франков. Да еще с 4–5 книг заграничных.

Мне важно быть в Испании: лично договориться о 3 книгах и получить. 2 — в Германии. 2 — в Италии. Надо добиться американско-английских изданий. «Куликово поле» — выйдет в 48, [1 сл. нрзб.], — с нового года пойдет, в 7–8 NoNo, — в «Православной Руси», где в рождественском No было напечатано «Рождество в Москве». Оно выходит в рождественском No, 7 января, в «Русской мысли». Шубу, кажется, не стану продавать: нужной может оказаться.

Ну, голубка, — нежно тебя целую и ласкаю. Все признают, что центр русского рассеяния перемещается явно на _З_а_п_а_д! Вот где ход — Сереже. И — тебе, милочка.

Удивительная встреча с проф. Волошиным846, видным физиком: он вчера уехал — в Париж, и вызовет телеграммой Yves, для важного разговора. Какое-то большое изобретение, подписал договор со здешним крупным промышленником (что-то в области синема, какой-то аппарат, — в области _з_в_у_к_а. Перспективы — по его словам — великие). У него здесь квартира. Завтракал у них, и они меня одарили… сластями. Как жду тебя! Решись — хотя бы проститься. Весь твой, _в_е_с_ь… о, дорогая! Твой Ванечка

Привет маме и С. в праздник Рождества Христова.

[На полях: ] Жду твоего письма — к нашему Рождеству!!!

Зуд ку-да лучше. Пока болей в ulcer’e нет, после м. б. 6 уколов — (надо еще 6 пикетов[251] нового средства)!

1. I.48 4 ч. После завтрака и отдыха

Го-споди! Воистину, у Христа за пазушкой. Так покойно! Но как же это..? — все, будто,