Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Выше мы уже описали многие виды орудийной деятельности обезьян. Они используют ветки для добывания пищи, листья для её переноса, камни для раскалывания скорлупы орехов, раковин и панцирей беспозвоночных. Многие виды обезьян встречают появление хищников градом камней, что является достаточно эффективным средством самозащиты в случаях, когда такое оружие имеется «под рукой». Естественное вооружение леопарда и обезьян нельзя даже и сравнивать: хищник одним лишь движением челюстей или когтистой лапы превратит в кровоточащий кусок мяса любую обезьяну. Главным же оружием хищников является страх, который они внушают потенциальным жертвам.

В процессе эволюции у хищников выработался высокий уровень бесстрашия по отношению к потенциальным жертвам, поскольку во время охоты гормон агрессивности (норадреналин) мобилизуется в больших количествах и блокирует по закону доминанты поступление гормона страха (адреналина). К тому же пищевой рефлекс, сопровождающийся выделением слюны, позволяет увидеть в жертве беззащитный кусок мяса, который нужно только догнать, опрокинуть и вонзить в него челюсти. Из-за внушаемого хищниками страха стада копытных разбегаются при их приближении и превращаются в скопище безумно несущихся одиночек, причём жертвами чаще становятся те из них, которым страх мешает полностью проявить свои беговые способности.

Но если у стаи обезьян есть авторитетный и смелый лидер, процесс групповой мобилизации сил блокирует страх, и перед мордой хищника выстраивается толпа орущих, ощерившихся, бросающих что попало чудовищ, у которых шерсть становится дыбом и удваивает видимые размеры тела. При этом невозможно определить, на кого напасть, толпа приобретает угрожающее единство, внушает и представление о бесполезности нападения. Это блокирует и пищевой рефлекс, и поступление норадреналина. Хищник ретируется. Такой тип мобилизации люди унаследовали от своих обезьяньих предков. И совместная защита на открытом пространстве сделала для развития орудийной деятельности, по-видимому, ненамного меньше, чем каждодневное добывание пищи, тем более, что и в добывании пищи на первый план выдвигаются аналогичные способы охоты, которые резко отличны от действий хищников.

Абсолютными чемпионами по использованию и приготовлению орудий среди обезьян являются шимпанзе. Они специально приготовленными ветками выуживают муравьёв и термитов, добывают мёд диких пчёл, раскалывают камнями орехи, положив их на каменные «наковальни». Другие человекообразные обезьяны – бонобо, гориллы и орангутанги пользуются орудиями лишь в крайних случаях, когда пища оказывается недоступной для естественных органов.

Констатируя эти возможности шимпанзе в естественных условиях, приматологи пошли дальше и стали изучать их возможности по решению «инструментальных» задач в экспериментальных условиях. Оказалось, что многие задачи использования орудий, без особых затруднений решаемые человеком, очень трудны или даже непосильны для обезьян. Что же мешает этим «чемпионам» орудийной деятельности животного мира сравниться с человеком в решении самых простых «инструментальных» задач?

Прежде всего – привязка к ситуации, неспособность отвлечься от привлекшего внимание предмета и найти средства к решению, адекватные условию задачи. Обезьяна видит банан – хочет банан, видит яркую игрушку – тянется к ней. Другие объекты вытесняются из психики по закону доминанты, как и у маленьких человеческих детей. Если у ребёнка отнять игрушку, которой загружено его внимание в данный момент, он весь зайдётся в плаче. Но если покрутить перед его глазами другой игрушкой или лакомством, он бросит первую и не вспомнит о ней. Точно так же и обезьяны. Они действуют методом проб и ошибок, выбирая для решения задач те инструменты, которые попадутся им на глаза. Причиной такого поведения является, по-видимому, недостаточное развитие нервных связей, заложенных в лобные доли мозга, слабое развитие самих этих лобных долей, обеспечивающих воспроизведение реальности в целом, а не только в рамках отдельной ситуации.

Другой помехой в решении шимпанзе инструментальных задач является отсутствие должной мобилизации на трудовые усилия. По выражению немецкого приматолога Келера, шимпанзе всё делают крайне небрежно.

Третья помеха – стереотипность поведения. Найдя однажды принесшее успех решение, обезьяны постоянно повторяют его в изменившихся обстоятельствах и совершенно не обращают внимания на то, что именно изменилось и что мешает получить желаемый эффект. Среди людей такое поведение характерно лишь для крайних догматиков и реакционеров.

Дискуссионным был и остаётся вопрос о характере целеполагания у животных в процессе осуществления орудийной деятельности и решения инструментальных задач.

Всякая работа целесообразна, и биологическая работа не составляет в этом смысле никакого исключения. Она требует мобилизации усилий на совершение некоторого затруднённого действия для достижения конкретного результата. Работающий орган при этом используется для иной цели, чем та, для которой он сформировался эволюционно. При этом возникает проблема определения принципиальных различий между целеполагающими действиями животных и целесообразной деятельностью человека. Умозрительное решение давно известно. Оно заключается в констатации привязки цели, полагаемой животными, к конкретной нужде и совершению действия. Поэтому целеполагание животных не выходит за рамки непосредственных побуждений к действию.

Известно также, что человек, в отличие от животных, способен планировать свою деятельность, создавать сложные проекты её промежуточных и конечных результатов, что в человеческом обществе ничего не делается без идеального замысла и осознанной или неосознанной цели, что вся человеческая деятельность проникнута разнообразными целями, даже когда она кажется бесцельной и бессознательной. Однако современные эксперименты, не опровергая в целом этих положений, выявляют у животных некоторые элементы целеполагания, которые во многом сходны с человеческими. Всякое животное нуждается в результате, а стремление к результату образует цель. Тем более, что целесообразность устройства каждого организма обусловлена не только отбором, но и биологической работой всего вида.

В большинстве случаев у животных цель привязана к действию, получив результат, животное забывает о цели. Цель чаще всего возникает при восприятии предмета вожделения и потухает после его потребления или при его явной недоступности, а также при переключении внимания на другой предмет, вытесняющий из психики предыдущий. Это происходит по закону доминанты, открытого Ухтомским: доминирующий раздражитель захватывает психику животного и подавляет сигналы, идущие от других раздражителей.

Однако нередки и случаи длительного удержания цели, отсроченного достижения цели, достижения долговременных целей и т. д. По существу современная наука на основании сложнейших экспериментов приходит к выводу, что различные животные способны на очень многие, почти любые «человекообразные» элементы поведения, которые ранее считались для них недоступными, но которые проявляются только в определённых проблемных ситуациях. Соответственно, можно говорить не только о человекообразных обезьянах, являющихся ближайшими родичами человека, но и о человекообразных формах поведения, проявляемых в процессе биологической работы и родственных человеческой деятельности.

Орудийная деятельность животных – самая человекообразная и родственная человеку форма биологической работы, ставшая предковой формой человеческой деятельности, её важнейшей предшественницей и предпосылкой.

Факты для данного раздела и некоторые факты для последующих разделов настоящей главы заимствованы из замечательной книги Ж. И. Резниковой «Интеллект животных и человека. Основы когнитивной этологии.» (М.: ИКЦ «Академкнига», 2005 – 518 с.).

13.7. Общение животных и язык человека

Наряду с орудийной деятельностью, важнейшей предшественницей и предпосылкой человеческой деятельности, самой человекоподобной формой деятельности является «языковая» коммуникация как средство передачи информации у животных. Как и орудийная деятельность, она у каждого вида животных имеет приспособительно-преобразующий характер, проникнутый ситуативно-образуемыми целями и несёт в себе сильнейший отпечаток морфофизиологического устройства органов животного организма как результатов предшествующей биологической работы вида. В сфере изучения такой коммуникации современная наука также заставила пересмотреть многие устоявшиеся ранее и казавшиеся незыблемыми представления.

Ещё в 1923 г. немецкий ученый К. фон Фриш сумел расшифровать язык «танцевальных» движений, которым медоносные пчёлы передают информацию о местонахождении источников нектара. Так было впервые поколеблено традиционное представление о «языках» животных как исключительно выражениях их эмоциональных состояний, которые служат сигналами опасности, наличия пищи, привлечения внимания и т. д.