Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

В толпе оказались и глухие жители поселков. Я видел пастуха Федю Кучеряева с матерью, здесь же я встретил и одноклассника Степу Левых. Мы молча смотрели друг на друга, покачивая головами, понимая все без слов.

Скот пасли в огородах местных жителей. Как только картофельная ботва была съедена, мадьяры заставляли приносить сено из сарая. Сено было там очень туго набито. Мне было очень тяжело его вытаскивать, а иногда и не получалось. За это я получал удары прутом по бедрам. Если я, выдыхаясь, садился передохнуть, получал удары по щекам.

Когда сена было уже достаточно на ночь, мы уходили в сарай, чтобы переночевать на душистом сене. А на проселке согнанное население готовилось ко сну прямо на грунтовой земле. Ах, Земля-матушка, покровитель несчастных людей. Теплая, нежная, Курская, на ней можно спать, не боясь простуды.

Утро 2 сентября 1942 года. Последний, третий день карательной операции против партизан и моего пребывания в плену.

В сарае я проснулся и снова, как и в прошлый раз, обнаружил отсутствие ребят.

Если бы я проснулся немножко позже, то мог бы сгореть. Уже горели соседние хаты. Негодуя на троих ребят, я вышел из сарая. Тут в нос ударил горький запах дыма от пожара. На проселке согнанные жители двинулись на запад. Один мадьярский солдат, увидев меня, отхлестал ивовым прутом в тот момент, когда я пристал к толпе. В толпе были и остальные ребята, которые покинули меня в сарае. Забыв обиду, я спросил у них о том, куда мы направляемся. Никто не ответил, только старший развел руками.

Я очень волновался о родном селе Черновка, решил туда вернуться. Я туда бежал почти без остановки. Я до боли напрягал свои близорукие глаза, чтобы увидеть родное уцелевшее село.

А в это время в одном из логов, известном под названием «Свиной лог», происходило крупное сражение. Умелым маневром партизаны наносили противнику серьезный урон. Жаль только, мне не пришлось там участвовать, находясь в трехдневном плену.

К вечеру мадьяры сняли охрану и покинули толпу. Толпа людей, оставшаяся без крова, направилась в село Невара переночевать до утра.

Я остался на проселке один. Одна женщина взяла меня в хату, угостила кружкой молока с хлебом. Я лег спать на наброшенный сеном земляной пол.

Ранним утром хозяйка разбудила меня. За окном уже было светло. Я покинул добрую хозяйку и пристал к той же тройке ребят. С ними я вернулся в поселок Веселый, где мы увидели сожженные дотла, дымящиеся остатки деревянных хат. Мы заплакали.

Я очень волновался о родном селе Черновка, решил туда вернуться. Я туда бежал почти без остановки. Я до боли напрягал свои близорукие глаза, чтобы увидеть родное уцелевшее село.

Дома меня с радостью встретили родные: невестка Анна, племянник Шура и племянница Зина. Они рассказали, как за меня волновались. Я им рассказал о том, как попал в руки врага. Моя одежда была вся изорванная. Невестка сразу починила ее.

За завтраком подали на стол щи из молодой капусты с хлебом. Я давно почти ничего не ел, сразу набросился на еду. После завтрака я вышел из хаты. Тут меня приветствовали соседи – семья дяди Андрея. Самого дядю Андрея мадьяры угнали с другими мужиками в Локоть, поселок нашей Брянской области, который во время оккупации назывался городом, на каторжные работы. (Откуда дядя Андрей все же впоследствии вернется домой к семье.) Так, по иронии судьбы, я стал героем для близких и соседей. Прошло время.

В один из дней, сидя на коне, мой близкий друг Иван Банных беседовал с группой жителей. Я подошел к нему, он пожал мне руку и продолжал беседовать, не обращая на меня внимания. Так я и не смог рассказать о случившемся со мною инциденте. Через день-два я опять шагал партизанскими тропами. Партизаны уже знали, что я был во вражеских руках. Тут я узнал про предупреждение чешского патриота-коммуниста в венгерской офицерской форме о подготовке к крупной операции против партизан. Партизанский отряд перебазировался, оставив небольшую группу людей для выполнения какой-то задачи. Также я узнал подробности событий, случившихся во время моего нахождения в плену. Вот что произошло.

Благодаря двум перебежчикам мадьяры и полицаи, знавшие уже местность и место нахождения партизан, готовились к крупной карательной операции против партизан. Дмитриевский партизанский отряд, в свою очередь, был готов к отпору.

Рано утром мадьярские войска уже грянули на поселки, прилегающие к лесу, и устроили засаду вокруг леса Воскресная дача. Умелый маневр наших партизан в восточных частях знаменитых брянских лесов, таких как Воскресная и Кишковская дачи, помог им нанести мадьярским войскам немалый урон. Мадьяры не могли ничего сделать, не решились проникнуть в глубь леса. Попытались мадьяры вместе с полицаями совершить атаку в Свином логу, но на них обрушилась буря пулеметно-автоматного огня со стороны партизанских засад. Мадьяры с большими потерями отошли назад, оставляя на поле боя много убитых. Потери понесли и полицаи. Обозленные неудачей мадьяры сожгли пять прилегающих к партизанскому лесу поселков. Отобрали у населения скот, птицу, имущество. После рассказа об этом Кривоглазый, окинув меня взглядом, попросил переодеть меня в трофейную одежду, предупредив при этом, чтобы она была выстирана. Так, на следующий день я получил свои брюки и, в свою очередь, отблагодарил кривоглазого горстью махорки из молодого самосада.

Я читал газету «Правда», доставленную с Большой земли, откуда узнавал о боях на Донском фронте под Сталинградом. Я любовался карикатурой, на которой изображен известный немецкий генерал Паулюс с недовольным лицом.

Майским утром 1942 года в нашу деревню пришли мадьяры. Вместе с полицаями они направились на пастбище. Оттуда пригнали в деревню и распустили по дворам коров. Наша корова направилась к нашему двору. Один из полицаев указал мадьярам на нее, сказав, что у хозяйки этой коровы брат в партизанах. Нашу корову забрали и угнали. Увидев это, невестка, взяв меня как грамотного, пошла в село Дерюгино, которое было как волостной центр. Мы шли 12 километров, чтобы возвратить корову. В управлении Дерюгинской волости находились староста, его жена и Петр Минаков с винтовкой в руках. Жена старосты спрашивала невестку о брате-партизане и этим волновала ее. Она не реагировала на допрос и обратилась за помощью к старосте. Тот, как я понял, старался помочь невестке, но у него ничего не получилось. Тогда невестка обратилась к Петру Минакову. Тот жестом предложил мне написать заявление в волость о возвращении коровы. Но из-за физического недостатка я растерялся и заявления не написал. Петр Минаков только пожал плечами. Надежда невестки на меня не оправдалась. От этого мне было не по себе. Затем невестка вошла в правление, оставив меня в приемной. В ожидании невестки я рассматривал развешенные там плакаты. Все плакаты были провокационного характера. Я был возмущен. Без результата вышла из кабинета невестка. Мы возвращались домой молча, не проронив за всю дорогу ни слова.