На день погребения моего - Томас Пинчон

Среди русских гостей Гёттингена попадались люди с бесспорно мистическими склонностями. Яшмин тут же узнавала их при встрече, иногда ей удавалось ускользнуть, еще на Чанкстон-Кресчент, но здесь, далеко на востоке, нельзя было скрыться от разворачивавшихся рядом исторических событий. К 1906 году русские были повсюду, они бежали на запад, и многие взяли с собой экземпляры книги молодого Успенского «Четвертое измерение».

Неопрятный тип с коротким именем, вроде бы восточным, был замечен рядом с Хамфридом и Готлибом.

  — Он нормальный. Теософоид, зовут Чонгом. Это как Теософ, но не полностью. Приехал сюда изучать Четвертое Измерение.

    — Какое-какое измерение?

    — Ну и остальные, конечно.

    — Остальные...?

    — Измерения. Знаешь, Пятое, Шестое и так далее?

  — Он верит, что Хамфрид был его учителем в прошлой жизни,   — вежливо добавил Готлиб.

   — Как странно. Среди беспозвоночных бывают учителя?

  — Ну вы посмотрите!   — закричала Яшмин.   — Это не Китайский Большевик, это   — старина Сидни, чтоб мне провалиться, если это не старина Кенсингтонский Сидни с каким-то растительным красителем на волосах, слушай, Сид! Это я! Старушка Яшмин! Кембридж! Профессор Ренфрю! Помнишь?

Восточный субчик посмотрел на нее бессмысленным взглядом, потом, кажется, принял какое-то решение и начал энергично что-то говорить на языке, который никто не мог определить   — хотя бы языковую семью. Более осведомленные слушатели поняли, что это   — попытка сбить с толку.

Д-р Верфнер, конечно, сразу же его выследил и предположил, что его прислали в качестве одного из агентов Ренфрю, а Яшмин предположила, что этот человек находится здесь для того, чтобы следить за ней, поскольку он проявлял необычайный интерес к русским, разгуливавшим по городу. Когда бы они ни обращались к Яшмин, чтобы обсудить с ней транс-триадные измерения, Чонг, конечно же, был тут как тут.

  — Четверка   — это первый шаг за пределы известного нам пространства,   — сказала Яшмин.   — Д-р Минковски выдвигает гипотезу о существовании континуума между тремя измерениями пространства и одним измерением времени. Мы можем рассматривать «четвертое измерение» таким образом, как если бы это было время, но на самом деле это что-то особое, и «Время»   — это всего лишь наше несовершенное упрощение.

  — Но за пределами третьего измерения,   — настаивал один из русских гостей,   — существуют ли другие измерения не в виде фантазии алгебраистов? Можем ли мы получить к ним доступ не только лишь в уме?

   — Духовный,   — заявил Готлиб.

На памяти присутствующих он впервые произнес это слово.

   — Душа?   — спросил Хамфрид.   — Ангелы? Незримый мир? Загробная жизнь? Бог?   — в конце этого перечня он ухмыльнулся.   — В Геттингене?

Тем временем Кит начал часто посещать Институт прикладной механики. После недавнего открытия Прандтлем пограничного слоя дела там пошли в гору, они рьяно изучали вопросы поднятия и трения, полеты с работающим двигателем, балансировку в воздухе   — словно недавно оперившаяся птица на краю истории. Кит не думал особо об аэродинамике со времен своего бестолкового пребывания в тисках Вайба, когда на партиях игры в гольф на Лонг-Айленде познакомился с прыгучим гуттаперчевым мячом, который систематически приобретал шероховатость и терял идеальную сферическую форму из-за маленьких бугорков по всей площади поверхности. Тогда он не мог не заметить, хотя не так уж сильно был влюблен в игру, столь чрезмерно популярную среди людей, подобных Скарсдейлу Вайбу, особую тайну полета   — неоспоримый прыжок сердца, когда смотришь на удар по мячу, особенно   — первый дальний, вдруг мяч резко летит вверх, весело отрицая силу притяжения, не нужно быть гольфистом, чтобы это оценить. В этом уже было достаточно потустороннего. Поняв, что его все сильнее тянет к микрокосмосу на другой стороне Бюргерштрассе, Кит вскоре понял, что шероховатость поверхности мяча для гольфа бережет пограничный слой от расщепления и распада, которые потянули бы мячик вниз, это было отрицанием судьбы каждого предмета, находящегося в небесах. Он упоминал об этом в разговорах, которые вели в салунах на Браувег часто захаживавшие туда студенты-инженеры и физики, кто-то тут же предложил значение для Земли, крупномасштабный бугристый сфероид, который, летя сквозь Эфир, поднимается не в трех измерениях, а вдоль эйфорической мировой линии в рамках «четырехмерной физики» Минковского.

   — А с векторизмом что случилось?   — дразнила его Яшмин.

— Есть векторы, — ответил Кит, — и векторы. В мастерской д-ра Прандтля просто незатейливо поднимают в воздух и заставляют дрейфовать на ветру, вектор скорости и так далее. Можешь рисовать изображения старого доброго трехмерного пространства, если хочешь, или Плоскость комплексной переменной, если Превращение Жуковского, твоя чашка чая. Полеты стрел, слезинки. В мастерской тайного советника Клейна мы больше привыкли изображать векторы без рисунков, исключительно в виде ряда коэффициентов, это никак не было связано с физикой или даже самим пространством, записывали их в любом количестве измерений, в соответствии со Спектральной Теорией они стремились в бесконечность.

— И за ее пределы, — серьезно кивнул Гюнтер.

Однажды она подняла руку на занятии Гильберта. Он мельком взглянул на нее и продолжил.

— Герр тайный советник...

 — Достаточно «Герр профессор».

— Нетривиальные нули æ-функции ...

 — Ага.

Она дрожала. Она мало спала. Гильберт видел нечто подобное раньше, довольно много такого было на рубеже веков — как он полагал, после его знаменитой речи в Сорбонне, в ней он перечислил нерешенные проблемы в математике, которые необходимо будет рассмотреть в грядущем столетии, среди них — нули æ-функции.

— Может ли это быть связано с характеристическими значениями некоего Консервативного оператора, который еще не определили?

Как потом рассказывали, блеск в его глазах превратился в установившуюся пульсацию.

— Интригующее предположение, фройлен Хафкорт. — Обычно он обращался к ней «дитя мое». — Рассмотрим, почему это должно быть так.

Он всматривался в нее, словно она была видением, которое он пытался рассмотреть четче.

— Если не принимать во внимание тот факт, что характеристические значения по своей природе являются нулями некоего уравнения, — мягко подсказал он.

 —Также существует эта...ость реальности, — потом она вспоминала, что на самом деле сказала: «Rückgrat von Wirklichkeit».

— Хотя элементы Консервативного оператора могут быть комплексными величинами, характеристические значения реальны. Нули æ-функции, расположенные вдоль Вещественной