Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Несколько месяцев тому назад я сказала Штюрмеру о том, что Шведов должен быть членом Гос. сов. Назначь его и славного Маклакова, — они смело будут стоять за нас. Знаю, что мучаю тебя, ах, разве я не стала бы гораздо, гораздо охотнее писать только письма, полные любви, нежности и ласки, которыми так полно мое сердце! Но мой долг — долг жены, матери и матери России — обязывает все говорить тебе — с благословения нашего Друга. Дорогой мой, свет моей жизни, если бы ты встретил врага в битве, ты бы никогда не дрогнул и шел бы вперед, как лев! Будь же им и теперь в битве против маленькой кучки негодяев и республиканцев! Будь властелином, и все преклонятся перед тобой! — Не думаешь ли ты, что я испугаюсь — о, — нет! Сегодня я удалила офицера из госпиталя М. и А. за то, что он позволил себе смеяться над нашим путешествием, уверяя, что Протопопов подкупал народ, чтоб он принимал нас так хорошо. Женщина-врач, слышавшая это, была в ярости. Ты видишь, Солнышко в своих маленьких делах энергична, а в больших делах — настолько, насколько ты этого желаешь. Мы Богом поставлены на трон и должны сохранять его крепким и передать непоколебленным нашему сыну. Если ты будешь это помнить, ты не забудешь, что ты властелин, и насколько это легче самодержавному монарху, чем тому, который присягал конституции!

Дорогой мой, послушайся меня, ты знаешь свою старую верную девчурку. “Не страшись”, сказала старица, а потому я пишу без страха моему малютке. Ну, девочки просят чаю, они вернулись замерзшие с катанья. Целую тебя и крепко прижимаю к груди, тоскую по тебе, не могу спать без тебя, благословляю тебя.

Навсегда твоя

Женушка.

14 декабря 1916 г.

Дорогая моя!

Нежно благодарю за строгий письменный выговор. Я читал его с улыбкой, потому что ты говоришь, как с ребенком.

Противно иметь дело с человеком, которого не любишь и которому не доверяешь, как Треп(ов). Но раньше всего надо найти ему преемника, а потом вытолкать его, — после того, как он сделает грязную работу. Я подразумеваю — дать ему отставку, когда он закроет Думу. Пусть вся ответственность и все затруднения падут на его плечи, а не на плечи того, который займет его место.

Посылаю тебе два списка кандидатов, которые он мне оставил, и письмо, присланное им вчера, где он опять возвращается к вопросу о назначении Макарова председателем Госуд. сов.

Рухлов очень хороший, сильный духом и порядочный человек, ненавидящий Коков(цова) и т.п. Ты должна знать, что председатель Гос. сов. назначается вновь каждый год, а также все члены.

В Румынии нехорошо. Мы послали и все посылаем войска, но им приходится делать длинные переходы (три недели), благодаря отвратительному состоянию железнодорожных путей. Теперь, наконец, решено взять их в наше заведование.

На 17-го дек. назначен здесь съезд генералов потому, что до этого дня у Гурко несколько совещаний.

Теперь должен кончать. Да благословит тебя Бог, моя душка, мое Солнышко! Нежно целую тебя и девочек и остаюсь твой “бедный, маленький, безвольный муженек”

Ники

Царское Село. 15 декабря 1916 г.

Любимый мой!

Прости меня за резкие письма — девочка вовсе не хочет обижать своего ангела, а пишет только любя. Она иной раз доходит до отчаяния, зная, что тебя обманывают и подсовывают неправильные решения. Как могу я быть покойной, когда Тр(епов) приезжает к тебе? Ведь ему удается внушать тебе неправильные решения! Только бы удалось найти ему преемника! Но многие говорят, что раз Мак(арова) сменят, его положение, в общем, улучшится. Видишь, как он держится за Макарова (которого я продолжаю считать лживым по отношению к нам) и хочет, чтобы он был во главе Гос. сов.! — Это уж слишком! Назначь решительного (сурового) Щегл(овитова). Он подходящий человек для этого места, он не допустит беспорядков и гнусностей. Я тебе верну бумаги завтра, когда хорошенько просмотрю их. Очень благодарю тебя (также от имени Гр.) за Мануйлова. Подумай, милый Малама сказал вчера в 5 часов, что от тебя не было бумаги (курьер приехал сегодня рано утром), а потому я должна была телеграфировать. Из этого хотели сделать целую историю, примешав туда разные имена (просто из грязных побуждений), и многие собрались присутствовать на суде. Еще раз спасибо, дорогой. Наш Друг был у нее[1079], — я не выходила из дома. Он уже давным-давно не выходит из дому, ходит только сюда. Но вчера Он гулял по улицам с Муней[1080] к Казанскому Собору и Исаакиевскому, — ни одного неприятного взгляда, все спокойны. Он говорит, что через 3 или 4 дня дела в Румынии поправятся, и все пойдет лучше. — Как хорош твой приказ — только что прочитала его с глубочайшим волнением! Бог да поможет и благословит тебя, дорогой мой! Не надо говорить “бедный, старый, безвольный муженек”, это убивает меня — прости меня — ты понимаешь, я знаю, меня и мою безмерную любовь, да, любовь моя? Я так ужасно, ужасно люблю тебя! — Маленький Кожевников (с Мурмана) придет к завтраку, а Н.П. — к чаю. Так можно будет насладиться каждым в отдельности. Пожалуйста, назначь Н.П. на яхту к Рождеству, дорогой мой.

Наш Друг говорит, что Калинин теперь должен выздороветь. Почему ты сделал его не М.В.Д., а Исп. Д.[1081] (моя мысль)? Молодой Pummux, который только что начал, уже утвержден (к его собственному удивлению). — Спала сегодня ночью только от 4 до 6, опять совсем потеряла сон, — мне нужно тебя!!

Солнце собирается выглянуть, очень глубокий снег, 6 гр. мороза. Аня и я хотим причаститься в воскресенье, так как теперь рожд. пост, — чтобы получить силу и помощь. — Я рада, что тебе понравилась икона, — разве ее лик не прелестен, хотя печален? Я посылаю 3лампадки от себя и детей Нов. Знам.. Млад. Б. М. на печке и Старице вместе с иконой. Съел ли ты ее яблоко?

Я очень рада, что ты велел Фредериксу ответить от нас обоих на эти милые телеграммы.

Почему генералы не позволяют посылать в армию “Р. знамя” (небольшая патриотическая газета)? Дубровин находит, что это — позор (я согласна)[1082], — а читать всякие прокламацииим можно? Наши начальники, право, идиоты.

Новый клуб, устроенный Треповым (для офицеров etc.), не очень хорош, я разузнала о нем. Офицеры нашего сводн. полка ходят туда, и все они встречаются там с Родзянко, манифестируя и приветствуя его там, — в высшей степени бестактно. Друг мой, Дубровин просит меня принять его, — можно или нет? Пожалуйста, скажи Трепову: Дума распущена до начала февр., так как им нужен срок, чтобы доехать домой (будет больше вреда, если они останутся; Родзянко и Трепов подстроили это вместе), — поверь совету нашего Друга. Даже дети замечают, что дела идут плохо, если мы Его не слушаем и, наоборот, хорошо, если слушаем. “Узкая дорога, но надо прямо по ней идти — по-Божьему, а не по-человеческому” — только надо смотреть на все мужественно и с большей верою.

Вот чудо (все говорят): “Варяг” пришел раньше других — шторм 40 балл. — от Гибралтара до Глазго. Вода не только хлестала сверху, но забиралась внутрь и увы! — всюду; машины неважны, их надо скорей чинить в Англии. Наш Друг волновался, когда они вышли из Владивостока, но они остались целы и невредимы, потому что Лили с верой ходила летом в Верхот(урье) и Тобольск сГр. и Ан. Благословения, любовь, ласки и поцелуи без конца, мой любимый муженек.

Жаль, что телефон так плох.