Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Думаю, что Ольга подробно пишет тебе обо всем этом. Окружавшая нас любовь и теплота, ощущение близости к Богу и к твоему народу, единство и чистота чувств, — все это бесконечно благотворно подействовало на меня, и мы уже обсуждаем поездку в Тихвин, монастырь с очень чтимой Богоматерью (образ), в четырех часах езды отсюда, — в Вятку и в Вологду. Апраксин узнает обо всем. — Сочетание лазаретов со святыми местами будет благотворно.

Так много старинного и исторического в Новгороде, что чувствуешь себя как бы перенесенной в другую эпоху! Старица встречает каждого словами: “радуйся, невеста неневестная”. Мы были в маленьком приюте для мальчиков Татьянинского комитета, туда привели также маленьких девочек из другого приюта. Затем мы отправились в Дворянское собрание, где Дамский Комитет передал мне 5000 руб. Ими устроен там лазарет — великолепная огромная палата для солдат; офицеры в соседнем помещении. Мы пили чай очень мило, жена губернатора и архиепископ сидели около меня, — было несколько дам, все уродливые; его дочь работает сестрой милосердия. Оттуда мы заехали в Знаменскую церковь. Посылаю тебе купленный мною там образ Богоматери, — он так хорош! Пожалуйста, повесь его над своей кроватью, у нее такой дивный лик, — и Невесту Христову, — которую от нас скрыли (sic), я ее видела в этот же день, — дабы она помогла тебе. Туда же привезли чудотворный образ св. Николая, чтоб мы к нему приложились. — Какой это восхитительный храм! — Со сводами (очень крутые лестницы). У нас не хватило времени рассмотреть картину страшного суда, на которой были изображены Петр Великий и Меньшиков, по приказу Петра. — Наш автомобиль застрял, и толпа вытащила нас. Оттуда мы проехали к крохотной часовне, расположенной в саду. Здесь на печке в просфирной (несколько лет тому назад) явилась Богоматерь. Этот образ остался совершенно нетронутым, он только покрыт стеклом и оправлен драгоценными камнями. Такое сильное благоухание, мы с девочками сразу обратили на это внимание. Всюду я чувствовала с собой вас обоих и словно заодно с вами переживала все!

(Напиши А. несколько строк, как бы в благодарность. Это хорошо на нее подействует, так как она так тепло принимала во всем участие — губернатор и Никодим были очень милы по отношению к ней.) — Оттуда мы снова проехали в земский лазарет, куда свезли раненых из всех окружных мест, а также в городской. На вокзале купечество поднесло мне икону и яблоки. Трубачи местного запасного полка сыграли уланский марш. Уехали в шестом часу, вернулись сюда в 10.20. — Ночь провели в поезде, с утра отправились в лазарет, сейчас мы отдыхаем, вечером повидаю нашего Друга. — Так славно, покойно и тепло на душе!

Благословляю и целую тебя без конца. Твоя

Солнышко.

Какая это гнусная канитель с Румынией!

Ц. ставка. 12 дек. 1916 г.

Моя дорогая душка!

Опять ни минуты, чтобы написать длинное письмо. Я только что принимал очень интересного инженера-путейца, вернувшегося из Германии после 2-летнего пребывания там. Он был с д-ром Крессен. Он мне много рассказывал, и это он так долго меня задержал. Его имя — Вейнберг, внук еврея.

Я очень рад, что ты довольна виденным в Новгороде. Да благословит тебя Бог, мое Солнышко!

Нежно целует тебя твой старый

Ники[1072].

Царское Село. 13 декабря 1916 г.

Дорогоймой ангел,

Нежное спасибо за твою милую открытку. Я с таким нетерпением жду известия (а у тебя нет времени писать) о твоем разговоре с этим ужасным Треповым. Я читала в газетах, что он теперь сказал Родзянке, что Дума будет распущена 17-го до первой половины января. Имеет ли он право говорить это прежде, чем будет официально объявлено через Сенат? Я нахожу, что абсолютно нет. Так и надо сказать ему, а Родзянке надо бы сделать выговор за то, что он позволил напечатать это в газетах. А я так просила сделать это поскорее и на более долгий срок! Слава Богу, что ты, по крайней мере, не назначил числа в январе и можешь созвать их в феврале или совсем не созвать. Они не работают, а Тр(епов) заигрывает с Родз(янкой). Всем известно, что они по 2 раза в день встречаются это недостойно. Почему он ладит и старается работать с ним, лгуном, а не с Протопоповым (который правдив)? — Это характеризует человека. Старый Бобринский ненавидит Треп(ова): он знает их недостатки и так глубоко предан тебе, потому-то Тр(епов) и вышиб его.

Ангел мой, вчера мы обедали с нашим Другом у Ани. Все было так мило, мы рассказывали про наше путешествие, и Он сказал, что мы должны были прямо поехать к тебе, так как доставили бы этим тебе большую радость и “благодать”, а я боялась помешать тебе! Он умоляет тебя быть твердыми властным и не уступать во всем Тр(епову). Ты знаешь гораздо больше, чем этот человек, и все-таки позволяешь ему руководить тобой, — а почему не нашему Другу, который руководит при помощи Бога?.. Вспомни, за что меня не любят, — ясно, что я права, оставаясь твердой и внушая страх, и ты будь таким, ты — мужчина, только верь больше и крепче в нашего Друга (а не в Трепова). — Он живет для тебя и России. А мы должны передать Бэби сильную страну и не смеем быть слабыми ради него, иначе ему будет еще труднее царствовать, исправляя наши ошибки и крепко натягивая вожжи, которые ты распускаешь. Тебе приходится страдать за ошибки своих царственных предшественников, и одному Богу известны твои муки. Да будет твое наследие более легким для Алексея! — У него твердая воля и своя голова. — Не давай ничему ускальзывать из твоих рук и не заставь его возводить все сызнова. Будь тверд. Я, как стена, стою за тобой и не поддамся — я знаю, Он правильно ведет нас, а ты благосклонно внимаешь такому лживому человеку, как Тр(епов)! Хотя бы во имя любви, которую ты питаешь ко мне и Бэби, не предпринимай важных шагов, не предупредив меня и не переговорив спокойно обо всем. Стала ли бы я так писать, если бы не знала, как легко ты можешь поколебаться и меняешь решения и чего стоит заставить тебя держаться своего мнения! Я знаю, что тебе больно, когда я так пишу, и это меня огорчает, но ты, Бэби и Россия слишком дороги мне. Что касается Сухомлинова и Мануйлова, я все подготовила для тебя.

А Добровольский — верный человек, — поскорее отделайся от Макарова, который — поверь мне, наконец, — дурной человек. Пусть Бог даст мне силу убедить тебя — сохранять тебя непреклонным тяжелее, чем переломить ненависть других, которая оставляет меня равнодушной. Я ненавижу упрямство Тр(епова). Многие держали пари в Думе, что Питирим будет отставлен — теперь он получил крест, они раздавлены и унижены (видишь, что значит, когда ты показываешь себя властелином), и все более и более оказывается правильным, что кн. В(асильчикова) была выслана. — Ты ничего не отвечаешь относительно Балашева. Боюсь, что ты ничего не сделал, а Фредерикс стар и пассивен, когда я не говорю с ним решительным тоном. — Какая ошибка, что Дума закрывается не 14-го! Кал(инин) мог бы вернуться к своей работе, и ты принял бы его и переговорил с ним. Только не отв. министерство, на котором все помешались! Все становится тише и лучше. Только надо чувствовать твою руку

Скоро наши войска в Румынии будут сильнее. — Тепло и глубокий снег. Прости за это письмо, но я бы не могла спать эту ночь, мучась за тебя, — не скрывай ничего от меня — я сильна — но слушайся меня, т.е. нашего Друга, и верь нам во всем. Остерегайся Тр(епова), ты не можешь его любить и уважать. Я страдаю за тебя, как за нежного, мягкосердечного ребенка, которому нужно руководство, а он слушает дурных советчиков, в то время как Божий человек говорит ему, что надо делать. Милый ангел, вернись скорее домой, — ах, нельзя, ведь у тебя ген...! Почему не раньше, не могу понять, почему в тот же день, как и Дума, опять странное совпадение! — А Воейков — это тоже провалилось?