Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон

шестнадцатого сентября, будет снята одиннадцатого октября.

И что тебе с того, болван. В тысячный раз Роджер укорил себя за то, что не узнал больше, не прочел всего, что можно, о Войне за независимость. Но, несмотря на упреки, он понимал: шансы сопоставить книжные знания и реальный опыт стремились к нулю.

Вдалеке небольшой эскадрон пеликанов синхронно опустился над водой и безмятежно парил над самыми волнами, не обращая внимания на корабли, пушки, лошадей, людские крики и быстро набегающие на небо облака.

Здорово, наверное, — подумал Роджер, наблюдая за ними. — Ни о чем не думать, кроме того, где появится следующая рыба…

Раздавшийся у него за спиной мушкетный выстрел вырвал облачко перьев у одного из пеликанов, и птица с распростертыми крыльями камнем упала в воду. Последовавшие за этим возгласы и свист резко смолкли: разъяренный офицерский голос отчитывал стрелка за растрату патронов.

Ладно, я все понял.

Словно вторя выстрелу, вдалеке загудело, затем еще. Осадная пушка. При этой мысли по спине у него пробежала неконтролируемая дрожь возбуждения. Пристреливаются.

Он едва не заблудился, но проходивший мимо капрал показал дорогу и дошел с ним до кладбища с большими каменными воротами.

— Подполковник Мэрион вон там, преподобный, — махнул провожатый. — Когда закончите с ним свои дела, кто-нибудь из его людей отведет вас обратно в палатку генерала Линкольна. — Мужчина повернулся было уйти, однако помедлил и в качестве предупреждения добавил: — Не бродите в одиночку, преподобный. Это небезопасно. И не покидайте лагерь. У дозорных приказ стрелять в любого, кто попытается уйти без пропуска от генерала Линкольна.

— Хорошо, — сказал Роджер. — Не буду.

Но капрал, не дожидаясь ответа, уже спешил обратно в центр лагеря, хрустя сапогами по белым устричным раковинам.

Значит, вот-вот… Все намного ближе, чем он думал. Роджер чувствовал, как лагерь гудит от напряжения, готовится. Конечно, еще слишком рано для…

Роджер прошел через высокие каменные ворота кладбища, перемычку которых украшала звезда Давида, и глазам его предстал подполковник Фрэнсис Мэрион со шляпой в руке и накинутом на плечи сине-желтом мундире, увлеченно беседующий с тремя-четырьмя другими офицерами.

Совсем не к месту Роджеру на ум пришло слово «марионетка». Джейми назвал бы Фрэнсиса Мэриона коротышкой — рост его не превышал пяти футов четырех дюймов, по оценке Роджера. Он был щуплым, с тонкими икрами и выдающимся французским носом. Не совсем тот образ, который рисовало в воображении романтическое прозвище Болотный Лис.

Его внешний вид немного скрашивало новомодное произведение парикмахерского искусства: тонкие пряди волос были аккуратно зачесаны в пучок поверх лысеющей макушки, а по обеим сторонам головы располагались еще два довольно больших пучка, похожих на наушники. Роджер с любопытством подумал, как должны выглядеть уши этого человека, раз потребовалась такая маскировка, но усилием воли отбросил подобные мысли и терпеливо ждал, пока подполковник закончит дела.

Chasseurs, сказал капрал. Значит, французские войска. Это сразу бросалось в глаза: очень опрятные синие мундиры с зеленой окантовкой, белые гетры и щегольские желтые кокарды из перьев, торчащих из треуголки, как бенгальские огни по случаю Четвертого июля. Они, разумеется, говорили по-французски, многие из них одновременно.

Но солдаты были… черными, чего Роджер совсем не ожидал.

Мэрион поднял руку, и разговоры стихли, хотя люди то и дело переминались с ноги на ногу, всем видом выражая нетерпение. Мэрион подался вперед, обращаясь снизу вверх к офицеру, который был выше его на добрых шесть дюймов; остальные перестали ерзать и вытянулись, внимая.

Роджер не слышал слов, зато отчетливо чувствовал наэлектризованность, исходящую от группы, — ту же самую, которая ощущалась во всем лагере, только более сильную.

Христос Всемогущий, они готовятся к бою. Прямо сейчас.

Он никогда не участвовал в настоящей битве, но ходил по местам былых сражений с отцом. Преподобный Уэйкфилд, увлеченный военный историк и хороший рассказчик, мог возродить ощущение беспорядочной, панической битвы на открытом поле при Шерифмуре и атмосферу обреченной бойни на заселенной призраками пустоши Каллодена.

Примерно такое же чувство поднималось теперь от тихой кладбищенской земли по телу Роджера; он сжал кулаки, испытывая острое желание ощутить оружие в руке.

Со стороны моря долетали слабые раскаты грома, от висевшей в прохладном воздухе влаги на коже выступала испарина. Роджер видел, как Мэрион вытер лицо большим грязным носовым платком, затем нетерпеливым жестом убрал его и шагнул к офицеру, повысив голос и мотнув головой в направлении реки позади них.

Что бы Мэрион ни сказал — а говорил он по-французски, и Роджеру, стоявшему слишком далеко, удавалось разобрать только отдельные фразы, — chasseurs, по-видимому, успокоились. Они что-то забормотали и согласно закивали, затем собрались позади своего офицера и пустились трусцой к кораблям. Мэрион проследил за ними, вздохнул и сел на одно из надгробий.

Роджеру казалось нелепым обращаться к нему со своими вопросами в подобных обстоятельствах, но Мэрион заметил его и вопросительно вздернул подбородок. Не оставалось ничего другого, кроме как поздороваться.

— Добрый день, сэр. — Роджер отвесил легкий поклон. — Прошу прощения, что прервал вас. Я вижу, что… — Не найдя подходящих слов, он махнул рукой в сторону лагеря.

Мэрион рассмеялся низким искренним смехом.

— Что ж, да, — произнес он с акцентом, слегка напоминавшим французский, на котором он только что говорил. — Все очевидно, не так ли? Однако вы, похоже, не знали, иначе бы… — Одна бровь вопросительно приподнялась.

— Иначе бы меня здесь не было, — закончил Роджер.

Мэрион пожал плечами.

— Вдруг вы пришли добровольцем. Континентальная армия непривередлива. Хотя священники, которые к нам обычно попадают, не надевают перед сражением свой лучший наряд. — Он развеселился еще сильнее, оглядев Роджера с головы до ног. — Итак, зачем вы здесь, сэр?

— Меня зовут Роджер Маккензи, и я зять генерала Джеймса Фрэзера, служившего в…

— Вот как?.. — Обе брови взлетели на запредельную высоту. — Фрэзер отправил вас в качестве переговорщика к генералу Линкольну, а там вас послали ко мне, потому что Бенджамин спит?

— Не совсем.

Лучше сказать все начистоту. Невзирая на репутацию Джейми в Континентальной армии, у него к Мэриону достаточно простое дело.

— Насколько я понимаю, вам известно, что генерал Фрэзер подал в отставку после битвы при…

— Монмуте, да. — Мэрион поерзал на камне тощими ягодицами. — Думаю, все это знают. Правда ли, что он грязью написал заявление об отставке на спине подчиненного и отправил его к Ли?

— Вообще-то кровью жены, — сказал Роджер, — но