Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Сохраниться в целости не удалось никому.

Замолчит Серафимович после блистательного «Железного потока».

Александр Степанов написал «Порт-Артур», который стал главной его книгой. Второй роман получился куда слабей, а третий и вовсе не написался. Потом выяснилось, что ни в каком Порт-Артуре Степанов, оказывается, не был. Хотя ведь имела место целая мифология, как он в детстве там воевал. А он всё выдумал!

Замолчит после одесских и конармейских рассказов Бабель.

Всеволод Иванов начинал отлично – поначалу он был, пожалуй, лучший в своём поколении. Многие постреволюционные рассказы его и «Партизанские повести» – восхитительны. В 1930-е он станет писать хуже, в 1940-е – ещё хуже. Всю оставшуюся жизнь он будет меньше себя самого – вспыхнувшего в двадцатые, когда ему было немногим за 25.

Воистину рифмой к шолоховской судьбе, только ещё более мрачной, является жизнь Фадеева: после блистательного «Разгрома» он так и не вытянет до финала две задуманные эпопеи и никогда не нагонит себя юного.

И Панфёров ничего не напишет лучше, чем «Бруски», и Гладков – лучше, чем «Цемент».

Даже Ильф и Петров, написав два своих великих романа – «Двенадцать стульев» в 1928 году и «Золотой телёнок» в 1931-м, – на них и остановятся, хотя у них будет минимум пять лет, чтоб хотя бы начать новый текст, соразмерный первым шедеврам.

Борис Лавренёв ничего не создаст столь же яркого, как принесшие ему славу ранние вещи «Сорок первый» и «Ветер», написанные в 1924 году: хотя проживёт он ещё 35 лет.

Анатолий Мариенгоф, написав роман «Циники», навсегда оставит эти высоты, а у него оставались впереди ещё те же 35 лет творческого труда.

Написав к 25 годам «Три толстяка» и к 27 – роман «Зависть», за 33 последующих года Юрий Олеша не создаст вообще никакой большой прозы.

Может ли всё это означать, что Бабель, Иванов, Панфёров, Гладков, Ильф и Петров, Олеша, Лавренёв, Мариенгоф обнаружили подсумки на своём жизненном пути? А Серафимовичу, из дурацкой щедрости или из жалости, «Железный поток» подарил молодой товарищ с Каргинского хутора?

Да, есть примеры, которые могут показаться иными вариантами развития писательской судьбы: Леонов и Катаев.

Начав, как и Шолохов, с рассказов и повестей, Леонов перейдёт к большой форме и напишет с 1923 года по 1935-й пять романов: «Барсуки», «Вор», «Соть», «Скутаревский», «Дорога на океан». При пересчёте – это идентичный шолоховскому ритм: том рассказов и повестей, созданный в течение двух лет, и пять томов следом: четыре – «Тихого Дона» и один «Поднятой целины».

Повесть 1944 года «Взятие Великошумска» и вышедший в 1953 году роман «Русский лес» при всей природной силе леоновского дара – вещи во многом выхолощенные и с прежней его прозой не сравнимые.

Однако и здесь мы видим словно бы воспроизведение шолоховского ритма: в те же примерно годы Шолохов пишет «Науку ненависти» и основную часть романа «Они сражались за Родину». Безупречную «Судьбу человека» он написал, как мы помним, в 1956 году.

Леонов чуть позже, в 1963-м, создаёт свой шедевр – повесть «Evgenia Ivanovna».

В прозе они сорок лет подряд словно бы шли бок о бок.

Но оказалось, что Леонову дадены силы на последний труд – он дожил до 1994 года и выпустил финальный свой роман «Пирамида».

Шолохову не хватило леоновской усидчивости и веры в необходимость создания последнего труда. Но, рискнём сказать, Леонов и в 1930-е не надорвался до таких степеней, как Шолохов, и в самолёте не падал оземь, и с алкоголем завязал всяческие отношения, и курить бросил. Он себя приберёг. А Шолохов – нет.

Кто-то здесь вправе его осудить за это?

Однако нельзя не заметить, что даже у Леонова сменился с годами ритм. Пять первых романов он пишет за десять лет, а последний роман – 44 года. Не прожил бы такую огромную жизнь, тоже написали бы: иссяк, ничем не подтвердил когда-то взятого ритма.

Другой пример – Валентин Катаев, начавший неровно, но безусловно ярко: роман 1932 года «Время, вперёд!» и повесть 1937-го «Белеет парус одинокий» – великие книги. А далее имел место очевидный творческий спад, продлившийся ни много ни мало 30 лет. Только во второй половине 1960-х, вдруг сменив регистр, форму, стиль, подачу – выдумав, в общем, свой мовизм, – Катаев приобрёл новое дыхание, став, по сути, иным писателем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Шолохов себе такого не мог позволить.

Однако примеры писательских судеб шолоховских современников в целом зеркальны.

Когда пишут, что Шолохов не подтвердил неслыханный свой дебют – можно ответить грустным вопросом: а кто подтвердил?

Не вырывайте судеб из контекста эпохи.

Даже гений живёт в социуме и зависим от него.

Даже Шолохов.

* * *

С точки зрения ритмики творчества и целого ряда иных факторов, у него есть и другие, помимо упомянутых выше, двойники.

Великий писатель, осетин по происхождению, Гайто (Георгий) Иванович Газданов, родился 6 декабря 1903 года. Семья несколько раз переезжала – из Санкт-Петербурга в Сибирь, оттуда в Тверскую губернию, затем на Полтавщину. Газданов учился в Полтавском кадетском корпусе, затем в Харьковской гимназии, не окончив тогда ни одно из этих учебных заведений.

В 1919 году, в 15 лет, Газданов вступил в Добровольческую армию, причём, как пояснял позже, попал туда лишь потому, что белые были рядом, а если б в тот момент поблизости находились красные – он пришёл бы в Красную армию. Его интересовала война, как таковая.

Год рядовой Газданов служил на бронепоезде. В ноябре 1920-го он эмигрировал в Турцию. В Константинополе восемнадцатилетний молодой человек написал свой первый рассказ «Гостиница грядущего», сразу, с места явивший его необычайный дар.

В 1923 году Газданов переезжает в Париж и начинает публиковаться, как автор оригинальной и яркой малой прозы. Ему 20 лет, но он стремительно утверждается как один из самых многообещающих писателей русской эмиграции – при всей огромной конкуренции в той среде.

Первый же его роман «Вечер у Клэр», опубликованный в 1929 году, выводит Газданова, наряду с Набоковым, в безусловные лидеры новой эмигрантской литературы. Русская словесность рождает нового мастера, невероятного, необъяснимого уровня. Лучше этой книги, задуманной и написанной в 25 лет, Газданов, пожалуй, не создаст более ничего. Она вместила в себя колоссальный опыт, что он обрёл к тому возрасту: бесконечные переезды по России, смену школьных заведений, потерю отца, войну, изгнание, первую любовь.

К 1949 году Газданов напишет шесть романов и, в общем объёме, том рассказов. Вслед за дебютным в 1934 году выйдет роман «История одного путешествия», в 1939 году – «Полёт», в 1941 году – «Ночные дороги». В 1947 году – «Призрак Александра Вольфа» и в 1949-м – «Возвращение Будды».

При пересчёте получается, что это ровно тот же объём текстов, что и у Шолохова за тот же промежуток времени. У Газданова шесть романных томиков и сборник рассказов. У Шолохова, ещё раз напомним: четыре тома «Тихого Дона», первый «Поднятой целины» и первый «Они сражались за Родину», то есть всего шесть книг и ещё «Донские рассказы».

Почти ровесники – они движутся параллельно не только в ритме написания своих вещей.

Фактически все книги Газданова являются своеобразной, рефлексивной формой осмысления событий личной биографии – это Гражданская война и люди, встреченные ему на этих дорогах: в украинских степях или уже в эмиграции.

В 1946 году Газданов издал публицистическую книгу «На французской земле», посвящённую его участию во французском Сопротивлении. И здесь выяснится удивительное: переходя с языка прозы на язык публицистики, Газданов словно бы утрачивал своё литературное волшебство. Гуттаперчевая его речь становилась схематичной и сухой.

Как здесь не вспомнить о шолоховской публицистике, грешившей тем же?

В 1950 году Газданов обретает, наконец, запоздалую известность, его начинают переводить. В США снимают фильм по его роману «Призрак Александра Вольфа». Однако, как и в случае с постигшей Шолохова всенародной славой, это не приводит Гайто Газданова к новым творческим удачам. Прожив полвека, он теряет силу и хватку своего необычайного дара, не подводившего его тридцать лет. Об этом говорят два поздних романа Газданова: «Пилигримы» 1953 года и следующий, написанный после 13-летнего перерыва, в 1965-м, «Пробуждение». Это, увы, тоже невольно возвращает нас к многолетним шолоховским попыткам доделать второй том «Поднятой целины» и дописать «Они сражались за Родину».