Недруг - Рейд Иэн

Логично получается, говорю я. Одно достижение подготавливает почву для другого.

– Рост и развитие – неотъемлемая часть человеческой природы. Так было всегда. Невозможное становится не только достижимым, но и быстро забывается, когда появляется следующая недостижимая цель.

Думаю, это нас и определяет.

– В смысле человечество?

Да. Я все чаще задумываюсь об этом, с тех пор, как ты приехал. О том, как мы живем. На что полагаемся. Мы зависим от прогресса.

Терренс начинает кивать.

– Именно. Взять хотя бы твой пикап. Не так давно, – наверное, твои родители еще застали эти времена, – люди сами водили автомобили. Сейчас мы считаем, что глупо доверять человеку – существу, подверженному ошибкам, – управлять огромным куском металла, несущимся по автостраде со скоростью сто километров в час. Опасная, недопустимая затея. И все же в течение нескольких поколений это было нормой. Почти каждый сам водил машину. Но всем было хоть бы что.

И, несмотря на то, что все меняется, многое остается прежним, говорю я.

– Да. Точно слоган OuterMore.

«Только вперед, только к лучшему», цитирую я.

На мгновение в салоне повисает тишина.

– Ты знаешь наш слоган?

Как видите. То ли увидел где-то, то ли вы упоминали.

Терренс смотрит в окно.

– Я и не представлял, сколько у вас тут канолы. Ни одного свободного клочка земли.

Смотри, говорю я. Вон, впереди. Вон он.

Среди моря желтых цветов выглядывают три башни завода.

– Ага. Ты прав, он огромный, – отмечает Терренс. – И старый. Почти как заброшенный.

Да, он не в лучшем состоянии.

* * *

Съехав с грунтовой дороги, мы проезжаем через полуразрушенные ворота мельницы к стоянке, засыпанной гравием. Уже много лет я проделываю этот путь. Мы встаем на свободное место в конце ряда пикапов.

Мы пойдем через главный вход, говорю я, но обычно я через него не хожу. Использую вход со двора, для рабочих.

Терренс достает свой экран. Наверное, будет записывать или фотографировать. А может, все сразу.

Когда мы входим, раздается звонок. Терренс отстает от меня на шаг или два. Внутри никого нет. Даже Мэри. Странно. Думал, она будет за столом. Она же секретарь. Обычно в это время дня она сидит тут, приветствует людей и отвечает на звонки.

Сюда, говорю я.

От входа я веду его дальше, к первому разгрузочному доку. Там тоже никого.

– Завод больше, чем я себе представлял. Есть на что посмотреть. Завтра мне, наверное, придется вернуться, чтобы все осмотреть. Уборная в той стороне? – спрашивает Терренс, указывая на длинный коридор слева.

Да, там, в самом конце.

– Я сейчас вернусь.

Я нечасто бываю в этой части завода. Никогда здесь просто так не ходил. Сегодня особенно тихо. Где все? С потолка на пол падает капля, прямо рядом с ногой. Мокрое пятно скоро станет лужей. Следующая капля долго набухает, но в конце концов тоже падает.

Мэри, говорю я, когда поднимаю взгляд и вижу ее в конце коридора. Привет, Мэри.

Она останавливается, смотрит на меня.

– Джуниор! Боже! Как ты? Глазам не верю. – Она направляется ко мне. – Ну ничего себе! Грета звонила. Рассказала о травме плеча. Как себя чувствуешь?

Нормально. Почти не болит. Со мной все будет в порядке.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, притягивает меня к себе и приобнимает. Мне приходится наклониться. Она старается не задеть плечо. – Думала, ты нескоро вернешься к работе.

Я еще не вернулся. Еще не восстановился.

Двое парней проходят мимо, оба кивают Мэри, но поговорить не останавливаются.

– Нам будет тебя не хватать. Нам тебя и сейчас не хватает. Но мы справимся. Отдыхай, сколько нужно.

Кто-нибудь спрашивал обо мне сегодня, интересовался, почему меня нет?

– Сегодня? – Она резко отмахивается от мухи, жужжащей над головой. – Не уверена. Так зачем ты приехал? Тебе надо отдыхать.

Я подвез Терренса, говорю я. Он хочет осмотреться.

Включилось несколько вагонеток, и стало шумно. Почти ничего не слышно.

– Терренс?

Да, Терренс. Мне приходится кричать. Он… кузен Греты. Гостит у нас.

– Точно. Грета что-то такое упоминала. Что ж, рада была увидеться. Надеюсь, скоро вернешься в прежнюю форму. И помни: на первом месте – здоровье.

* * *

На заводе мы провели около часа. Но я отмечаю одно тревожное изменение, которое, как полагаю, вызвано стрессом или недостатком сна: раньше час шел ровно час, а теперь время будто ускорилось. Или замедлилось.

Как может так измениться восприятие всего за несколько дней? Какое-то время Терренс в одиночку осматривал разгрузочные доки, а потом вдруг мы уже были вместе, и он продолжал повторять: «Смотри! А вон там? Что ты об этом скажешь?» Расспрашивал меня об инструментах и оборудовании.

К концу экскурсии я разозлился, был на взводе. Всю дорогу до дома он печатал что-то на своем экране, а я смотрел в окно. Он сделал один звонок и, кажется, говорил обо мне. Я надеялся побыть в одиночестве, когда мы вернемся, но он захотел провести очередное интервью.

Так что мы сидим в его самодельной допросной. Как и в прошлый раз, он расположился у меня за спиной. Когда мы приехали с мельницы, Грета уже вернулась. Я хотел ей все рассказать, но Терренс ошивался поблизости, то и дело встревал между нами.

– Как ты себя чувствуешь? Как плечо? – спрашивает Терренс.

Ничего не чувствую, отвечаю я.

– Правда? Боли нет?

Нет, боли нет.

– Отлично, отлично. Значит, таблетки помогают. Сухости во рту не заметил?

Про себя я думаю, чем стоит с ним поделиться и как много рассказывать.

Да нет, но я чувствую… бодрость разума. Как будто выпил слишком много кофе, но нервозности нет.

Я чувствую кое-что еще. Не только бодрость. А что-то еще, глубоко внутри, но ему об этом не говорю.

– Интересно. Рад слышать.

Но все равно это странно, говорю я. Сегодня утром я пытался кое-что вспомнить – день в школе, когда мне было шестнадцать, – но не смог. Не смог вспомнить подробностей. Я знал, о чем это воспоминание, и на этом все. Как думаете, может, таблетки, что вы мне даете, влияют на память?

Терренс серьезно смотрит на меня.

– Не уверен, что понимаю тебя. Если ты не можешь вспомнить день, когда тебе было шестнадцать, откуда ты знаешь, что такое воспоминание вообще есть?

Так в этом и странность. Я знаю, что оно есть, и все тут. Воспоминание очень важное, но никак не могу за него ухватиться.

В дверях появляется Грета. Не знаю, что она услышала из нашего разговора.

– Тебе сюда нельзя, – огрызается Терренс, увидев ее.

– Зачем ты задаешь ему эти вопросы? Он и так испытывает огромный стресс, а ты подливаешь масла в огонь. Делаешь только хуже.

– Грета, пожалуйста. Сейчас не лучшее время.

– Так нельзя поступать.

Терренс повышает голос, чего он раньше никогда не делал:

– Я сказал хватит! Оставь нас.

Эй, вмешиваюсь я, успокойся. Она тоже имеет право здесь находиться!

– Джуниор, мне нужно, чтобы ничего не отвлекало нас от нашего разговора. Грета, ты только усугубляешь ситуацию. Пожалуйста, я по-хорошему тебя прошу.

– Ты отлично справляешься, Джуниор. Просто отвечай на его вопросы как можешь. Я буду внизу.

Она уходит, не сказав ни слова Терренсу.

– У вас много забот, – говорит он. – Да еще и я мешаюсь. Я понимаю. Но так будет лучше. С ней все будет хорошо. Я бы не беспокоился о ее реакции. Сейчас я кое-что проверю, чтобы убедиться, что все в порядке. Давление, пульс и еще кое-что.

Он встает, берет небольшой прибор. Что-то крепит мне на указательный палец. Прибор начинает пищать.

Что это?

– Измеритель. Ничего особенного.

Он берет другую руку и разводит указательный и средний пальцы. Отворачивается, достает что-то из сумки. Что-то похожее на маленький шприц. Он снова берет мою руку и касается шприцем перепонки между пальцами.