Клеймо красоты - Елена Арсеньева

Змей метался из комнаты в комнату, сопровождая свой очередной заход воплями:

– Нету! Не нашел!

Ирина его просто не узнавала. Куда девалось отвратительное пресмыкающееся, которое так напугало ее вчера вечером? Змей оказался этакой пластмассовой игрушечной змейкой, которая извивается только в опытных руках, а в остальное время лежит, безвредная и нестрашная. Да, чтобы наводить страх, Змею нужна была гора мышц, именуемая Виталей, а без этой поддержки он стал просто ничем. Распался на составные части!

Однако Павел, судя по всему, не доверял мгновенным превращениям и следовал за Змеем, как тень, наблюдая за каждым его шагом. Сергей с восторженным видом рассматривал плотно проконопаченные стены скита, тяжелые засовы, громоздкие пороги, изредка что-то черкая в крошечном блокнотике, который достал из кармана. Очевидно, архитектура тоже имела какое-то отношение к фольклору. Петр куда-то запропастился. Маришка со скучающим видом стояла посреди холла, бросая на Ирину странные, неприязненные взгляды, потом, зевнув, включилась в общий поиск.

Мысли, связанные с поисками Витали, беспорядочно метались где-то на околице сознания, а думала Ирина, конечно, совершенно о другом. Теперь, после ночного налета, шанс найти что-то на заимке еще более уменьшился. Да и вообще, возможно, ничего уже не осталось после «зачистки» подвала, о которой говорил Виталя. Интересно, неужели тот, кто поливал бензином и поджигал гору старой рухляди, вынесенной из подвала, не ощутил при этом никакого душевного трепета? Не почувствовал, что огнем горит целое состояние?

Нет, бесполезно искать неизвестно что неизвестно где. Нужно сначала встретиться с дедом Никишкой, а уж потом… Вопрос только в том, выпадет ли второй такой удобный случай. Вернее, выпадет ли третий случай оказаться здесь!

Да и, пожалуй, ей одной с этим делом не справиться. Не посвятить ли в обстоятельства дела кого-то из троих мужчин?

Глупости. Во-первых, ей никто не поверит, во-вторых…

– Эй, Ира, а ну, иди сюда, посмотри, что здесь, – прервал ее мысли негромкий голос Маришки, заглянувшей из боковой дверки.

Ирина обернулась:

– Что?

– Иди, иди сюда.

Маришка приглашающе махнула рукой.

Да уж, посмотреть было на что! Оказывается, к холлу примыкала великолепная сауна. Вернее, некий вариант бани, под который приспособили просторную комнату. Вместо бассейна в пол была вмонтирована разрезанная вдоль железнодорожная цистерна, уложенная поверху диким камнем, а огромная русская печка могла бы поддать сколько угодно жару. Тут же была сляпана каменка-новодел.

– Ну, что? – настороженно спросила Ирина.

Маришка обезоруживающе улыбнулась:

– Да ладно тебе злиться. Чего не бывает в жизни? Я все-таки выросла в староверской деревне, распутства не переношу. Тем более в бабкином доме… Слушай, я все хотела спросить: что у тебя за косметика такая? День прошел, ночь, а она как новенькая, будто ты только что накрасилась. И причесочка…

– Да я совсем не красилась, – передернула плечами Ирина. – Ты что, меня сюда позвала о косметике поговорить?

– Хочешь сказать, у тебя свои такие ресницы, будто на них полпуда «Макс фактора»? И губы не подмазаны? И волосы сами собой кудрявые? – не унималась Маришка, придирчиво разглядывая каждый миллиметр ее лица. – Ну ладно. Не хочешь говорить – дело твое. Пошли тогда, поможем им искать этого бедолагу. Хотя я думаю, он просто чесанул в лес – и все. Небось до самого Нижнего пятки смазал.

Ирина повернулась к выходу, и вдруг Маришка охнула – тихо, но с таким ужасом, что у Ирины спина покрылась мурашками.

Обернулась. Маришка стояла, нагнувшись над бассейном, и всматривалась в темную воду.

– Что такое?

– Ой, не могу… – простонала Маришка. – Посмотри… мерещится мне, что ли? Вроде бы вон он… там…

Ирина на подгибающихся ногах подскочила к ней и стала рядом на осклизлых камнях, с ужасом пытаясь разглядеть хоть что-то в темной глуби – и отчаянно не желая ничего видеть.

– Где?! Ничего там нет.

– Да ты не туда смотришь, – с досадой сказала Маришка, – вон, правее. И ниже наклонись.

Она положила свою тяжелую длань на плечо Ирине, чуть нажала… острые каблуки скользнули по неровному камню, Ирина взмахнула руками – и полетела в бассейн ногами вперед.

Плеск оглушил ее, а ледяная вода отняла дыхание. Ноги почти сразу встретились с дном – не так уж тут было глубоко, но вынырнуть Ирине удалось только чудом. Знать, что там, на дне, лежит мертвый Виталя… о боже!

Она рванулась на поверхность и от страха выскочила из воды чуть не до пояса, однако зацепиться за край не удалось.

Маришка и не думала вылавливать ее, стояла, театрально всплескивая руками и громко декламируя:

– Ах, какой ужас. Какой кошмар. Бедная Ирочка. Она тонет. Страх, страх! – И гораздо тише: – На помощь! Помогите! – И уже совсем чуть слышно, так, что Ирина разобрала эти слова лишь потому, что все чувства в ней сейчас были необычайно обострены: – Ничего, умойся маленько!

«Она нарочно!..»

Догадка тяжело ударила по голове, а снизу уже тянул мертвые руки Виталя-утопленник, они были длинные, как водоросли, вязкие, мертвенно-бледные…

Тело Ирины вдруг налилось каменной тяжестью, и вода снова сомкнулась над головой. В то же мгновение что-то тяжело ухнуло в воду рядом с ней, схватило и поволокло на поверхность. Она попыталась рвануться, но не смогла. Мелькнуло ощущение, что эти тиски, сжавшие ее талию, чем-то знакомы. В то же мгновение голова Ирины показалась над поверхностью, и воздух прорвался к разрывающимся легким.

Она открыла глаза, отмахнула с лица воду и налипшие волосы. И не ушла опять на дно только потому, что ее удержал плавающий рядом… негр.

Натуральный негр! У него было черное лицо, а глаза почему-то голубые, словно полиняли в воде. Впрочем, в этом бассейне была, очевидно, налита не вода, а какой-нибудь пятновыводитель, потому что чернота сыпалась с негра клочьями и плавала на поверхности бассейна, а под ней обнаруживалась довольно белая кожа, знакомо поросшая рыжей шерстью.

Виталя! Утопленник Виталя!

– Давай вылазь, – сказал он сердито, словно злясь на новое соседство в своем последнем обиталище. – Вода вон как лед! Я в печке-то нагрелся, как бы пневмонию на фиг с тобой тут не выловить.

– Живой! – взвизгнула Маришка, доселе стоявшая с разинутым ртом. – Так ты, значит, в печке прятался? Твое счастье, что эти гады ее не затопили.

– Я тебя щас затоплю, в натуре, если мужиков не крикнешь, – выстукал зубами грозную дробь Виталя. – Мне самому не выбраться, тем более, видишь, Ирка в обмороке.

– Ничего, очухается, – равнодушно сказала Маришка, ловя протянутую руку Витали и без видимых усилий, одним мощным рывком вытягивая «на берег» и его, и висящую у него под мышкой Ирину.

Судя по тому, что та слышала каждое слово и воспринимала все происходящее, она не была ни в каком обмороке: просто крайняя степень ошеломления и ледяная вода привели ее в некий ступор. Впрочем, стоило почувствовать под ногами твердую землю, как ей резко полегчало.

– Змей! Ты где? Ты жив? – Убедившись, что Ирина способна стоять самостоятельно, Виталя ринулся из баньки. Вода лила с него потоками, вдобавок осыпались последние хлопья сажи, которой он изрядно-таки понабрал на себя, пока отсиживался в глубинах русской печи.

Ирина обхватила себя за плечи, выбивая зубами дробь и сознавая, что выглядит не лучше. Ну, может, сажи на ней и не было, однако вода, слившаяся с ее тела, образовала внушительную лужу.

Маришка стояла руки в бока и злорадно всматривалась в ее озябшее и, наверное, посиневшее от холода лицо. Одно Ирина знала наверняка: разноцветных потоков смытой косметики Маришка не увидит даже под микроскопом. Ирина ведь не врала, когда уверяла, что все яркие краски ее лица – свои! Ну, не то чтобы собственные… Ладно, сейчас не до этого.

Она была так потрясена и напугана, что даже не обрадовалась бурным потокам разочарования и зависти, струившимся по Маришкиному лицу.

Это было слишком. Слишком!

Громко всхлипнув, Ирина выскочила из сауны, пробежала через пустой холл, куда доносились беспорядочные, счастливые вопли Витали и Змея, потом скатилась с крылечка, перебежала двор и, подламываясь на каблуках, со всех ног бросилась по лесной дороге куда глаза глядят.

Она не помнила, сколько так бежала, ничего не видя от слез. Казалось, так худо никогда не было на душе. Хотя с чего бы особенно огорчаться-то? Наоборот, радоваться надо! Ведь раньше никакой Маришке и в голову не пришло бы ревниво топить соперницу. Да она просто не заметила бы ее…

– Эй, куда летишь, ничего не видя?

Ирина с разбегу ударилась о какое-то дерево. К ее изумлению, оно возговорило человеческим голосом.

Вскинула голову, сердито теранула кулаками по глазам. И тут же обреченно возвела их горе́.

Сказать, что мир тесен, – значит ничего не сказать. Ну это же надо! Опять Петр!