Дэниэл молчит - Марти Леймбах

Я достала «мыльные пузыри» и за ручку привела Дэниэла. Глазенки у него вмиг загорелись: пузыри-то круглые, а все круглое он любит. Я опустилась перед ним на корточки, с «мыльными пузырями» в руках, с надеждой в сердце.

— На старт, внимание…

— Маш! — сказал Дэниэл.

Стивен не верил своим ушам. Круглыми от изумления глазами он уставился на сына, а тот ловил плавающие в воздухе пузыри, кружился, стиснув кулачки, топтал переливающиеся шарики.

— С ума сойти! — выдохнул Стивен. — А ну, еще раз!

И мы повторили для папули на бис:

— На старт, внимание…

— Маш! — сказал Дэниэл.

Стивен осыпал поцелуями Дэниэла и крепко обнял меня. Давно мне не было так хорошо, как в его объятиях. Я прильнула к нему и повисла на шее, мечтая только об одном: о его поцелуе. Настоящем поцелуе. В конце концов, мы все еще муж и жена, вон и обручальное кольцо по-прежнему у него на пальце.

— Как тебе это удалось, Мелани?

Его глаза смотрели на меня с любовью и восхищением, он мной гордился. Я рассказала о ППА, о книжках, о том, как после долгих поисков в Интернете нашла-таки нужные советы, примеры и массу рассказов о детях, которые заговорили благодаря этому методу:

— Детей нужно мотивировать всем, что они любят: конфетами, игрушками, да чем угодно.

— Потрясающе! — отозвался Стивен. — Ты просто умница.

Я замерла в ожидании поцелуя. Теперь-то он меня точно поцелует, теперь он вернется домой и останется с нами.

— Мы так по тебе скучаем, Стивен, — прошептала я.

А он опустил глаза. И отвернулся.

— Стивен! Ну надо же что-то делать…

— Что делать?

Я вздрогнула. Его безразличие прихлопнуло меня, будто железная крышка, я даже лязг услышала.

Эмили смотрела по телевизору «Маппетов» и одновременно рисовала картинку, крутя ручки своего «Волшебного экрана», а Дэниэл снова занялся своим паровозом. Я потянула Стивена в сад, на скамейку у прудика, под слоями проволочной сетки больше похожего на лужу с бурой тиной.

— Возвращайся домой, пожалуйста, Стивен. Я вела себя как ненормальная. Может, я и сейчас слегка не в себе. Я совсем забыла о тебе, но… теперь, когда я знаю, что нас ждет, все наладится. Я на все готова ради нас, Стивен. Ради нас. Тебя, меня, Эмили и Дэниэла.

Стивен молчал, бледный и очень утомленный. Он немного поправился — судя по его нездоровому виду, от пива.

— Гм. Н-да. Я как раз хотел поговорить с тобой насчет нас.

«Нас» в его исполнении мне совсем не понравилось.

— Не надо! — Мне показалось, что я вылетела из своего тела, взмыла вверх, подальше от Стивена, и повисла в воздухе, словно душа новопреставленного. — Молчи! Дэниэл начал говорить — так давай помнить только об этом.

— Он выучил одно слово, Мелани. Я все равно считаю, что ему необходима спецшкола. Все, что ты делаешь, конечно, очень важно. Я тебе очень благодарен…

— Ничего себе благодарность!

Неужели все это происходит на самом деле? А я-то размечталась! В моих фантазиях Стивен, убедившись, что сын не безнадежен, возвращался домой, мы начинали жизнь сызнова, и у нас все получалось. Я даже представляла, как через несколько лет Дэниэл будет связно говорить, и смеяться, и играть с другими детьми. Пустые надежды, которым не суждено сбыться.

Взяв Стивена за подбородок, я повернула его лицом к себе, как бессчетное число раз делала с сыном. Я не хотела сдаваться, как бы мрачно все ни выглядело, и потому сказала без тени сомнения:

— Если он может произнести «марш» — значит, будет говорить.

Стивен нервно облизнул губы.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Обещаю, что буду помогать… сделаю все… что в моих силах.

— Ты вернешься?

Он покачал головой.

— Не можешь же ты вечно жить у сестры!

— Я больше не живу у Кэт. Прости, Мелани. Я… мы с Пенелопой опять вместе.

Мне больше нечего было сказать. Да и не могла я говорить: дыхание перехватило.

— А что… — пролепетала я наконец, — что сталось с прославленным французским этно… музыковедом? Неужели не возражает?

— Пенелопа его выгнала. Он спал со своими студентками. Пенелопа просто взбесилась.

— Да неужто? Бедная, бедная Пенелопа. А когда он спал с ней, она не бесилась? Тоже ведь была его студенткой! К тому же я сомневаюсь, чтобы он додумался жениться на ней или завести детей, а время-то потихоньку тю-тю? Верно? Часики тикают, пора бы найти мужика, который любит детишек. Ага! Гляди-ка, кто это? Неужто Стивен? А ну подать его сюда!

Стивен тяжко вздохнул.

— Твой сарказм просто неприличен.

— Скажи еще, что она не уговаривает тебя зачать с ней ребенка.

Он промолчал, и я совсем пала духом. Поняла: попала в точку. Настанет момент — через год, через два, — когда у Стивена будет новая семья. Сквозь балконные двери мне была видна Эмили, ее кудрявая головка, розовая рубашка. Я смотрела на дочь, которая хохотала над Коржиком, подпрыгивая на нашем самодельном стуле из папье-маше. Я умирала от желания прижать ее к себе и пообещать, что все будет хорошо. Да, дорогая, у нас все будет хорошо, и братик будет с тобой играть, и папа вернется домой. У этого ребенка никого нет, кроме меня, а что я из себя представляю? Судя по взгляду Стивена, ничего особенного. Долговязая фигурка, обтянутая гладкой кожей, хорошо знакомое тело. Женщина без будущего, с неполноценным ребенком на руках. И только.

Глава одиннадцатая

В жизни случаются времена, когда инвентаризация необходима, и для меня наступил как раз такой момент. Кроме лондонского дома у нас был еще так называемый «коттедж» — ветхое, не отапливаемое бунгало с мансардой, переделать которую все не доходили руки. Мы спасались здесь летом от лондонской духоты, валяясь на крохотной лужайке, буйно-зеленой, как заливной луг, с марта по сентябрь и неопрятной, буро-желтой, зимой. Этот коттедж, который недалеко ушел от шалаша, попался мне под горячую руку во время отпуска в Южном Уэльсе, и я выложила за него, не раздумывая, все мамино наследство. Нам пришлось здорово попотеть над водопроводом, чтобы можно было пользоваться ржавой раковиной на кухне, и заделать прореху в крыше шифером, купленным, по счастью, на месте. Но мы так и не справились с сыростью, разъедавшей стены, и с некоторой кособокостью из-за оседания почвы. Крапивы здесь росло больше, чем травы, и очень скоро обнаружилась небольшая проблема с отводом воды — как выяснилось, мы устроили позади дома болото. Словом, летний домик был вечным долгостроем, завершить который не удавалось из-за рождения детей и лондонской жизни, которая поглощает целиком.

И все же одно достоинство у коттеджа имелось: он был оформлен на мое имя. Нет, я не забыла о том, что, стоя у алтаря, поклялась делить все земное добро со Стивеном, но ведь и он клялся любить меня, пока смерть не разлучит нас, а вовсе не до тех пор, когда в семье немножко заштормит, а бывшая подружка решит, что не прочь его вернуть. Итак, я выставила бунгало на продажу и взялась переворачивать лондонский дом в поисках вещей, за которые тоже можно выручить деньги. Разумеется, Стивен продолжал оплачивать расходы на дом и детей, в этом плане все оставалось по-прежнему. Однако Пенелопа, при всех своих прекрасных манерах и экзотической притягательности, была девушкой практичной, а значит, вполне здраво ожидала от Стивена половины той суммы, которую она тратила на квартиру, продукты и бензин. Кстати, о бензине. Вот и еще один повод для продажи дома. Однажды вечером Стивен забрал машину, уж не знаю где припрятав ее в этом ненавидящем автомобили городе. Так что добираться до коттеджа стало затруднительно: расположен-то он в четырех милях от ближайшей деревни (тоже мне населенный пункт — почта да скобяная лавка), и путь к нему лежал по частной дороге, а потом через козью ферму. Так что первым делом я продала — незаконно, само собой — разрешение на проезд по дороге, в котором без машины не видела проку. Его купил типичный кокни с татуировкой «УБЬЮ» на костяшках пальцев. Тех денег, что он предложил, хватило на половину сеанса Энди О'Коннора — чудо-специалиста по игровой терапии, который обещал научить Дэниэла играть «как все дети».

Впервые увидев Энди, я подумала, что он сам еще почти ребенок — ростом не выше меня, с мальчишеской гривой темно-каштановых волос и пушком на щеках вместо бороды. Правда, явился он с дипломатом и в костюме, а при виде Дэниэла засиял, будто раскопал сокровище.

— Хорош негодник, — сказал Энди, уроженец графства Корк, и пожал мне руку, не сводя глаз с Дэниэла. А тот щурился, изучая дверцы рабочего стола на кухне. Это его любимое занятие: он часами мог разглядывать жалюзи, полоски света на полу, даже блестящую поверхность ложки. Затем Дэниэл придвинул стул к раковине, чтобы добраться до окна и слизнуть капельку со стекла. — Умственную отсталость сразу исключаем. Гляньте-ка, какой язычок. Думаю, со звуками проблем не будет. Когда заговорит, понятное дело.