Очерки душевной патологии. И возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия - Сергей Белорусов

Каким может быть путь? Что если ничего не происходит? Тут св. Иоанн Златоуст резонно замечает: «Как скоро мы вовлечены в борьбу, то должны стоять мужественно, а если нет вызова к ней, то должны спокойно ожидать времени подвигов, чтобы показать себя и нетщеславными и мужественными» /Св. Иоанн Златоуст «Толкование на св. Матфея Евангелиста», т.1, М., 1993, стр.226/.

Аспекты зрелости

Святые Отцы предлагают советы для поддержания духовной жизни. Этим наставлениям, которые удивительно пригодны для нашего времени, полторы тысячи лет. Но они пронизаны теплым светом сострадания, предостережения, заботы и здравого смысла. Вслушаемся в них, попробуем их применить для того, чтобы устроить душу правильно. Попытаемся соотнести их с понятиями современной психологии.

«Не старайся распознать достойного от недостойного, пусть все люди будут у тебя равны для доброго дела» /Св. Исаак Сирин, «Добротолюбие», том 2, стр.705/

«Христиане должны стараться никого не осуждать ни явную блудницу, ни грешника, ни бесчинных, никем не гнушаться и не делать различия между людьми»/Творения преп. Макария, «Добротолюбие», том 1/.

Поскольку человек мыслит, постольку он имеет суждения, то есть судит. Суд представляет собой оценку, определение позитивного и негативного смысла. В этих высказываниях Отцы стремятся повернуть вектор нашей оценки вовнутрь. В суждении о себе, суде над собой и осуждении себя – начало духовной мудрости. В том, что Отцы учат относиться к людям, не делая различия между ними, есть искра высшего смысла, может быть превосходящего наше понимание. Как мы можем отнестись одинаково к родным и, скажем, к случайным прохожим? А так: либо для родных делать так мало, как для прохожих, или прохожим, нуждающимся в нас, уделить столько внимания, сколько родным по естеству. Да, первый вариант – ниже-естественный, второй выше-естественный. Пока мы не в силах совладать с симпатиями и антипатиями, очарованием и отвращением, но, обращаясь вовне, мы можем, по крайней мере, сохранять благожелательную корректность. Будет ли это притворством? Мудрая женщина, прошедшая сталинские лагерные «крутые маршруты», однажды заметила: «Лучше фальшивая вежливость, чем искреннее хамство».

В психологии описан интересный защитный механизм проекции. Это достаточно сложное понятие, суть которого сводится к тому, что мы, не принимая в себе каких-то качеств, защищаясь от них, приписываем их другим. В практике духовной жизни подмечено, что то, в чем мы осудили других, вскоре проявится у нас. Совпадение?

«Бойся привычек, более чем врагов. Когда даешь нуждающимся, пусть веселость лица твоего предваряет даяние твое. С больными болезнуй, с грешниками проливай слезы, с кающимися радуйся. Не обличай, не поноси, распростри одежду свою над падающим и покрой его. Если ты не миротворец, не будь хотя бы любителем мятежа.» / Св. Исаак Сирин, «Добротолюбие», том 2, стр. 755/

Бояться привычек больше чем врагов? Не слишком ли сурово? Разве «невинная» привычка может быть опаснее врага – того, кто готовит нам подлость, кто поджидает с ножом в переулке? Да. Привычка это подлость ставшая нашей и нож, уже засевший в глубине естества. Привычка, какой бы ничтожной она ни казалась, является чем-то инородным для души, а расползаясь, становится, по пословице, второй натурой. Так мы оказываемся словно подмененными, собственными двойниками. Привычка разрастается в зависимость, зависимость обращает нас в рабство. Внутри нас появляется хозяин, не принося жертву которому, мы не можем существовать.

В современной психологии есть концепция «созависимости». Это сложная последовательность поведенческих реакций, суть которой сводится к тому, что человек оказывается бессильным жить без чего-то, что на самом деле не свойственно его изначальной природе. Ему нужно «подпитываться» либо собственной значимостью, либо виноватостью, либо азартом, либо уничижением. Он выстраивает свою жизнь исходя из того, что требует объект созависимости. Мелочь, прихоть, по каким-то причинам начинают определять поведение человека, становясь сущностно необходимыми. Здесь начинается преступление против первой заповеди Десятисловия – грех идолопоклонства. В деятельности человека мы можем различить две динамические характеристики, представленные однокоренными словами – навыки и привычки. Навыки – то, что используем мы, привычки – то, что использует нас.

И еще об этом, диалог из романа Ф.М.Достоевского «Бесы»:

«Я вижу, что вы вовсе не переменились, капитан, в эти с лишком четыре года, – проговорил Николай Всеволодович. – Видно правда, что вся вторая половина человеческой жизни составляется обыкновенно из одних только накопленных в первую половину привычек.

– Высокие слова! Вы разрешаете загадку жизни! – вскричал капитан, наполовину плутуя, а в половину действительно в неподдельном восторге, потому что был большой любитель словечек». Здесь bon mot Ставрогина оказывается в контексте действительной невозможности перемены (метанойи) для ерничающего Лебядкина.

«Если что-то желая, хочешь взять, не ропщи на брата – почему он не догадался дать мне, но скажи дерзновенно в простоте – дай мне то-то. Это и есть святая прямота сердечная» /авва Исайя «Наставления для новоначальных», «Добротолюбие», том 1/

Здесь речь идет о простоте, простоте искренней, дерзновенной, открытой. Это не та простота, которая «хуже воровства», не примитивность простофилей. Это внутренняя собранность, целостность, интегрированность. Это отсутствие двоемыслия, прямая устремленность. В этой простоте слышится «рост». Это простота уверенной и спокойной открытости, когда ничего не нужно скрывать, незачем кривить. В ней красота – соответствие формы содержанию, произведения предназначению. Это неуязвимая проницаемость, рельефная ясность.

В психологии существует понятие «конгруэнтность». Оно широко распространено в практике консультирования и описывает соответствие между тем, что хочет сообщить человек другому и как он это сообщает. Если предположить, что каждая личность – это послание Бога миру, то простота личности является необходимым условием того, чтобы текст был различим и осмыслен.

«Забвение добрых дел своих есть самое безопасное их хранение» /Св. Иоанн Златоуст «Толкование на св. Матфея Евангелиста», т.1,М.,1993, стр.32/

Обдумывая это выражение Святителя, мы можем принять во внимание еще одну психоаналитическую конструкцию – вытеснение (репрессию). Это вариант психологической защиты, при котором то, что не может выдержать наше нравственное сознание (совесть), вытесняется в бессознательную сферу психики. Следуя мысли Златоуста, мы открываем для себя принципиально противоположный, просветляющий путь. Вместо того, чтобы прикрывать слабость индивидуального бытия щитом своих положительных поступков, мы позволяем им забываться, они вытесняются из фокуса нашего сознания и уходят вглубь личности. Так наше бессознательное, вместо того, чтобы оставаться вместилищем неразрешенных конфликтов и непрощенных обид, становится хранилищем добра, которым мы не можем оправдываться и кичиться, потому что мы забыли о нем. На этом основании строится подлинное достоинство уверенного бытия.

Наш современник, о. Иоанн (Крестьянкин) учит о «пути малых добрых дел». Пусть наши добрые дела будут для нас действительно малыми, чтобы не заостряя на них внимания, мы могли бы творить их легко и не замечая. Есть в поп-песенке Джона Секады хорошие слова: «Настоящее – это когда танцующий становится танцем». Так и подлинная доброта – не в том, чтобы делать, а в том, чтобы быть.

«Во всех наших делах Бог смотрит на намерение, для Него ли их мы делаем, или ради иной причины» /Пр. Иоанн Лествичник, Добротолюбие, Т.2/.

Одной из психологических моделей развития личности, является теория [битая ссылка] Шарлотты Бюлер, построенная на признании, в качестве базисного, факта «интенциональности» человеческой природы. Интенция или «намерение» является ключевой характеристикой деятельности и развития человека и проявляется возможностями выбора, которые либо осознаются, либо нет. Бюлер (1968) выделяет пять фаз жизненного цикла. Первая фаза длится до 15-летнего возраста и характеризуется отсутствием ясных намерений и целеполагания. Во второй фазе – до 20 лет – человеку свойственно задаваться высокими целями и намерениями, мотивированными ясным осознанием собственных потребностей и запросов. Третья фаза, период зрелости, с 25 до 45 лет характеризуется особой четкостью целей и точностью средств, выбираемых для их осуществления. Это время решительности, установления стабильности и плодотворной деятельности. Четвертая фаза, охватывающая период с 45 до 65 лет связана с осмыслением достигнутого с точки зрения соответствия своим намерениям. Здесь же происходит существенный пересмотр целей, вследствие возникновения ограничений, связанных с ухудшением здоровья и прекращением карьеры. Пятая фаза жизненного цикла начинается в возрасте около 70 лет и является временем восприятия жизни, как целостной структуры, оцениваемой с точки зрения смысла.