Честь - Умригар Трити

— Ты шутишь, что ли?

— Нет. Почему ты так решила?

— Твой отец — торговец алмазами?

— Да ладно тебе, Смита. Расслабься, йар. Он был мелким торговцем.

— Ясно. Знаешь, как называют мелких торговцев алмазами? — Она подождала, пока он спросит, но он молчал, и она ответила: — Торговцы алмазами!

— Очень смешно.

— А знаешь, что правда смешно?

— Что?

— Ты так много расспрашивал меня обо мне, но сам забыл упомянуть, что твой отец — торговец алмазами.

— Хорошо, хорошо, ты права. Надо было сказать тебе об этом прямо в аэропорту, когда я только тебя увидел. До того, как ты приняла меня за шофера Шэннон.

— Шах и мат, — рассмеялась она. Но потом что-то произошло: она смеялась и смеялась, и не могла перестать. Она знала, как странно это выглядит со стороны; Мохан уже начал встревоженно на нее коситься. Но истеричный смех никак не прекращался — может, из-за усталости, грусти, гнева и… безразличных взглядов стариков из мусульманской деревни, мимо которых они проезжали несколько минут назад. Все наслоилось: грубый голос амми, распекавшей Мину. Мина, поглаживающая дочку по голове оплавленной рукой. Страна за окном автомобиля видела столько страданий. «Эта земля — твоя земля», — вспомнились любимые строки Вуди Гатри, но применительно к Индии эти слова казались сарказмом, даже злой издевкой. Нравилось ей это или нет, это была и ее земля. Ее извращенная мораль и противоречия опутывали и увлекали в свой капкан.

Она хотела извиниться за свою истерику, уже открыла рот, но тут зазвонил телефон.

— Извини, — пробормотала она и порылась в сумочке, надеясь, что звонит не отец. — Это адвокат, — прошептала она.

— Алло, Смита? Это Анджали. — Она говорила быстро и отрывисто, как всегда.

— Здравствуйте. Назначили дату?

— Вердикт огласят послезавтра, — ответила Анджали. — Клерк позвонил мне в офис и сообщил эту информацию. Нас предупредят заранее, чтобы мы вовремя явились в суд. Вы уже в мотеле?

— Да. Приехала вчера. Но…

— Хорошо. Идеально. Оттуда до суда ехать чуть больше часа. Мы позвоним, как только узнаем, во сколько вам нужно там быть. — Анджали откашлялась. — С Миной познакомились?

— Мы как раз от нее едем.

— Печальная история, да?

— Да. Не то слово. — Смита прикинула в уме. — До суда еще день; пожалуй, завтра поеду к братьям. А потом…

— Отличная идея. Тогда до встречи послезавтра.

— Подождите…

Но Анджали уже отключилась.

Смита покачала головой и убрала телефон.

— Что не так с этой Анджали? — пробормотала она.

— Йар, ты даже не представляешь, сколько у нее работы, — сказал Мохан.

— Ты всегда так делаешь?

— Как?

— Защищаешь первого встречного?

Он пожал плечами.

— Значит, завтра поедем на встречу с братьями? — через некоторое время спросил Мохан.

— Да. И с деревенским старейшиной. Анджали считает его главным подстрекателем. — Тягостное чувство вернулось; груз опустился на душу. — Мохан, — сказала Смита, — у тебя ведь есть сестра. Ты смог бы отречься от нее из-за какого-то проступка? Или навредить ей?

— Что за вопросы, Смита, — ответил Мохан. — У тебя же есть брат. Он бы так поступил?

Перед глазами вспыхнула картина. Смятенное лицо Рохита. Рохит закрывает ее своим телом.

— Мой брат скорее умер бы, чем сделал то, что совершили братья Мины, — сказала она.

Мохан кивнул.

— Вот и я о том же.

— Ты похож на Рохита, я знаю. Ты порядочный человек.

Он на миг перестал смотреть на дорогу и взглянул на нее с лукавым выражением, к которому она уже начала при-выкать.

— А вот ты совсем на мою сестру непохожа. — Он ударил по тормозам — перед машиной выбежал маленький зверек, — потом снова нажал на газ. — Моя сестра очень милая. Простая. Без закидонов.

Она рассмеялась и вдруг поняла, почему Шэннон так подружилась с Моханом. Он был прекрасным собеседником, легким в общении, что Смите очень нравилось. Вдобавок любой другой парень давно бы уже попытался к ней подкатить, и она была благодарна, что Мохан этого не сделал. Уехав из дома в восемнадцать лет, Смита пустилась во все тяжкие и вела очень бурную сексуальную жизнь — реакция на традиционное воспитание. Но ни с кем не спала с тех пор, как мама умерла. Смита пристально взглянула на профиль Мохана и с облегчением обнаружила, что ее ни капли к нему не тянет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«От мужчин одни проблемы, — подумала она. — Уж Мина-то знает».

Глава тринадцатая

От громкого стрекота швейных машинок на фабрике, где мы работали с Радхой, после смен у меня болела голова. По вечерам, после десятичасового рабочего дня, мы шли домой, и Радха несла контейнер с обедом. Но если я смела пожаловаться Говинду, он тут же набрасывался на меня. «Вот что бывает с женщинами, которые занимаются мужской работой, — говорил он. — Ты так низко пала; ни один уважающий себя мужчина на тебе не женится. А после того как вы с Радхой устроились на работу и опозорили нашу семью, мы и Арвинду не сможем подыскать подходящую партию. Вся деревня плюет нам в спину, потому что наши сестры превратили своих братьев в евнухов!»

Сначала мне казалось, что Говинд прав. Наша деревня существовала более ста лет. За это время лишь мы с Радхой осмелились бросить вызов традиции и пойти работать. Говинд жаловался, что даже маленькие дети смеялись за его спиной. А старики, что весь день сидели, пили чай и сплетничали, советовали ему взять кнуты для скота и выпороть нас как следует, пока не начнем слушаться. «Бабе и волу порка полезна», — говорили они.

Пришел Рупал и предостерег, что если мы будем с утра до вечера шить мужские джинсы, то сами превратимся в мужчин. Я ему поверила, но Радха покачала головой. «Не слушай этого идиота, диди, — сказала она. — Он просто завидует, потому что мы зарабатываем больше, чем он своим колдовством».

Но я все же сомневалась. Все в деревне твердили, что Рупал умеет колдовать, а еще у него якобы был специальный мобильный телефон, с помощью которого он мог звонить прямо Богу. Все, что Бог ему говорил, он передавал нам. «Но что если он прав?» — спросила я сестру.

Радха взяла меня за руку и поднесла ее к моей же груди. «Пощупай эти спелые манго, — ответила она. — Разве у мужчин такие есть?»

Если у меня и были сомнения, женщина я или превращаюсь в мужчину, то они пропали в день, когда Абдул начал работать на фабрике. Когда он улыбнулся и произнес: «Намасте. Меня зовут Абдул» и взглянул на меня своими глазами цвета слабо заваренного чая, мое тело затрепетало. Он смотрел на меня так, будто видел меня насквозь и знал обо мне то, чего не знала даже Радха. Я затрепетала от счастья и тут же прокляла судьбу: Господь решил сыграть со мной злую шутку. По его имени и молитвенной шапочке я поняла, что он мусульманин. Индуистка и мусульманин вместе быть не могут — эту незыблемую истину в наших краях знали все.

В первый рабочий день мне пришлось показать Абдулу, как мы подшиваем рубашки. Но не успела я закончить объяснения, как он сказал: «Я это умею. Нет проблем. Я хорошо шью». Он взял из моих рук стопку рубашек, и я заметила, что пальцы у него длинные и тонкие и словно созданы для игры на шахнае[41]. Или для того, чтобы ласкать женское тело. Щеки мои загорелись; я ущипнула себя, чтобы порочные мысли не лезли в голову. Пожалуй, мои братья были правы: работая бок о бок с незнакомыми мужчинами, я стала дурной женщиной.

Я поспешила назад на рабочее место. Но через несколько минут не удержалась и посмотрела налево, где через ряд от меня сидел Абдул. Он повернулся к соседу, и я смогла разглядеть его черты. Волосы у него были черные и блестели, как вороново крыло. Кожа гладкая и темная, как камень. Работая, он нагибался от шеи, а спина оставалась прямой, как стена. Уже через полдня он со всеми подружился. Работал быстро; хоть я и сидела за два ряда от него, я видела, как умело он шьет. И даже во время работы он шутил и смешил всех вокруг. Никто не верил, что это его первый день. С его приходом над нашей темной фабрикой словно повисла радуга. Однажды он услышал, как я смеюсь, повернулся и незаметно мне подмигнул. Никто этого не видел. Через некоторое время я увидела, что к нам идет бригадир, и громко кашлянула, чтобы предупредить Абдула. Я испытывала к нему то же чувство, что к Радхе, — желание защитить. Мне хотелось уберечь этого юношу, которого я только что встретила, так же, как хотелось уберечь свою сестру. Впервые с того дня, как мы устроились на фабрику, мне захотелось сказать сестре спасибо за то, что заставила меня пойти работать. Словно порыв ветра распахнул окошко в моем сердце, туда влетела певчая птичка и свила гнездо. Я знала, что лучше бы мне прогнать ее, но поделать ничего не могла. Впервые в жизни у меня появилось что-то, что мне захотелось сохранить.